Пожелания: Заголовок темы должен кратко и понятно отражать её суть. Ваше имя не должно повторять уже зарегистрированные имена »»». Оскорбления в нашем союзе неприемлемы.
Чтобы разобраться в задачах и структуре Форума, прочтите прежде всего темы:
Сообщение: 1061
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 27.03.08 01:48. Заголовок: Анна Ахматова Гибель Пушкина Приложение
ПРИЛОЖЕНИЕ
Варианты к статье
<ДВЕ ВЕРСИИ>
...Итак, эти две версии начали «иметь хождение» в петербургском свете и прилегающих к нему областях. Сейчас наша задача заключается в том, чтобы формулировать их с наибольшей точностью, какими они были выпущены в свет своими авторами (Пушкиным и Геккерном).
I. Версия Пушкина: Наглый мальчишка Дантес осмелился писать влюбленные записки Наталье Николаевне и симулировать «grande passion» <великую страсть>, а тем временем не то сошелся, не то не сошелся с ее сестрой. Тогда Пушкин, как глава дома, вызвал его на дуэль (ноябрь), и тот, будучи трусом, под дулом пистолета сделал предложение Катерине. Ему, очевидно, не место в первом гвардейском полку. Его карьера кончена.
II. Версия Геккерна: Романтически настроенный и рыцарски возвышенный юноша хранит в душе какое-то не совсем ясное простым смертным чувство – vénérаtiоn <почитание>* – к дурно себя ведущей и соблазняющей его красавице и, спасая ее честь, женится на ее некрасивой сестре, которая ему все же чем-то нравится. К этому полагалось в виде наглядного пособия – поведение Дантеса на балах и, как мы теперь знаем, у Карамзиных. Оно было абсолютно выверено, продумано опытным светским дипломатом. В vénérаtiоn верил даже Александр Карамзин. Все, что мы знаем противоречащего этому, появилось потом, когда возникла потребность объяснить катастрофу. Но дело в том, что сама версия Геккерна содержала в себе нечто бросающее тень на жену поэта.
*Это vénérаtiоn Дантес придумал еще в феврале 1836 г. (см. 2-е письмо к Геккерну).
Затем (с нашей точки зрения) началось самое ужасное и о чем не имел представления Щеголев. Геккерн для распространения своей версии имел весь кавалергардский полк и по крайней мере два лучшие салона. Пушкин сам начинает à qui veut l'entendre <тем, кто хочет это слушать> рассказывать как законченную новеллу свою версию. Геккерн в ответ продолжал демонстрировать издали благоговеющего Дантеса и попутно «гнездышко» молодых, поражавшее всех роскошью и превосходным вкусом. Карамзины как красну девицу замуж выдают Дантеса почти из своего дома (братья шафера и т. д.), там же осуждают Пушкина за жену (см. дневник Тургенева), Вяземский острит, что Пушкин сердит на Дантеса за прекращение ухаживаний за Натальей Николаевной, и в письме к Мусиной-Пушкиной беспечно описывает молодоженов на балу у французского посла Баранта.
Жуковский вообще умывает руки. Кавалергарды и салоны становятся на сторону Дантеса. Поэт – один, и после разговора с Вревской и реприманда Николая I понимает, что для него все кончено.
<ОТНОШЕНИЕ ОБЩЕСТВА К ПУШКИНУ>
Я всегда была твердо убеждена, что стихотворение «Моя родословная» (1830) сыграло роковую роль в отношении к Пушкину тех людей, с которыми он собирался жить. Как известно, не напечатанная при жизни (запрещенная Николаем I), она имела широкое хождение, и сохранилось несколько копий, сделанных самим Пушкиным. По мысли Пушкина, она должна была нанести обиду «новой знати», потомкам фаворитов 18 века, но Пушкин не рассчитал, что к его времени вся русская аристократия так или иначе уже была в родстве с этой новой знатью, охотно заключая браки с детьми и внуками фаворитов, – так что он обидел ее всю. Я не надеялась найти где-нибудь документы, подтверждающие эту мысль. Чванные аристократы, думалось мне, ни за что не выскажут свою обиду. Так, вероятно, и было, но человек, связанный с этой аристократией, так формулирует отношение петербургского света к Пушкину:
«Ответ Булгарину»*, в котором, отражая упреки аристократии, Пушкин с правом или без права нападал на самые высокопоставленные фамилии в России, – вот истинные преступления Пушкина, преступления тем более тяжкие, чем выше и богаче были его враги, чем теснее они были связаны С влиятельнейшими домами и окружены многочисленными приверженцами... Вот настоящие причины того недоброжелательства, которое известная часть дворянства (особенно та, которая занимала видные посты в государстве) питала к Пушкину при его жизни и которое . отнюдь не исчезло с его смертью» («Заметка о Пушкине» вюртембергского посланника князя Гогенлоэ-Кирхберга. – Щеголев, с. 391-392).
*Подразумевается стихотворение «Моя родословная».
Слова эти были написаны через несколько дней после смерти Пушкина. Можно себе представить, с каким злорадством это общество следило за развитием романа жены Пушкина, как охотно делалось оно эхом вымысла Геккерна о героизме Дантеса и пр. Лермонтов в своем показании сообщает: «Другие, особенно дамы, оправдывали противника Пушкина, называя его благороднейшим человеком». Итак, геккерновская версия брака Дантеса с Катериной осталась в силе и после гибели Пушкина.
<О СЕМЕЙНОЙ ПЕРЕПИСКЕ КАРАМЗИНЫХ>
Наше отношение (т. е. отношение русского общества) к окружению Пушкина очень прочно и как бы не подлежит какому бы то ни было пересмотру. (В этом косность литературоведения.) Появление семейной переписки Карамзиных (1836–1837) должно было бы в корне изменить наше представление об отношении этого семейства к Пушкину. Однако этого не случилось, и пушкинисты продолжают писать о Карамзиных как о близких друзьях поэта (Н. В. Измайлов. Лирические циклы Пушкина. – Пушкин. Исследования и материалы. 1958, т. II). Даже оглушительное открытие Софьи Николаевны о том, что Пушкин исписался и Булгарин прав (?!)*, не заставило исследователей пересмотреть свои старые воззрения. Меня же не трогает даже письмо Екатерины Карамзиной о том, как она благословила умирающего Пушкина, потому что оно написано с целью показать сыну Андрею, насколько лучше Николай I относился к ним, к Карамзиным, чем к только что погибшему поэту. В этом я вижу только безмерный эгоизм и душевную черствость, да еще, пожалуй, отражение того, как дурно относился к Пушкину сам Карамзин. Не надо забывать холодное и даже раздраженное отношение Карамзина к Пушкину в связи с «Вольностью» в 1820 году и «Старым мужем». А ламентации по поводу того, что умер лучший друг их семьи, скорее свидетельствуют о высоком отношении его к ним, а не их – к нему. Он о них таких писем не оставил!
*С, Н. Карамзина писала брату Андрею 24 июля 1836 г.: «Вышел второй номер Современника. Говорят, что он бледен и в нем нет ни одной строчки Пушкина (которого разбранил ужасно и справедливо Булгарин, как светило, в полдень угасшее. Тяжко сознавать, что какой-то Булгарин, стремясь излить свой яд на Пушкина, не может ничем более уязвить его, как говоря правду!)». – Карамзины, с. 81.
* * *
С какой готовностью молодежь этого кружка (Карамзины-Вяземские) сообщала Дантесу все, что могло его интересовать, видно из письма Дантеса к Бреверну из-под ареста.
Мы с ужасом узнаем, что через 18 дней после смерти Пушкина Машенька Валуева (дочь Вяземского) пересказала открытому врагу Пушкина Екатерине Николаевне Дантес слова, сказанные Пушкиным в салоне ее матери – В. Ф. Вяземской, якобы друга Пушкина: «Берегитесь, Вы знаете, что я зол и что я кончаю всегда тем, что приношу несчастие, когда хочу» и т. д. Не верить этому сообщению Дантеса мы, к сожалению, не можем, потому что он просит вызвать Валуевых как свидетелей защиты.
Если тяжелая трагедия, которую русское общество чувствовало и чувствует (1962) как незаживающую рану, не подсказала большей сдержанности этой молодой особе (вероятно, видевшей Пушкина в гробу), можно себе представить, как хорошо была поставлена осведомительная служба Геккернов до 27 января, и то, что пишет Пушкин посланнику в ноябрьском письме*, с большим правом мог написать ему сам Геккерн. Пушкин же (так же как его друзья) совершенно не знал, что происходит в голландском посольстве. Информация Натальи Николаевны (тоже направленная Геккерном) была типичной дезинформацией...
*«Если дипломатия есть лишь искусство узнавать, что делается у других, и расстраивать их планы, вы отдадите мне справедливость и признаете, что были побиты по всем пунктам».
Отправлено: 27.03.08 21:31. Заголовок: Писала ли я вам, что..
Писала ли я вам, что у меня есть посмертная маска Пушкина? При многочисленных переездах нас часто обворовывали, пропал, например, мой личный архив, который я так тщательно хранила все годы. А маска с нами. Это ли не знак?
Пока ждём... Лет 7 мы с женой и детьми жили в комнате вместе с Бетховенской маской (качественный дореволюционный ЛИСТ с фотографией несчастного Людвига): она располагалась над диваном - на уровне голов сидящих, и - любопытно! - никто никогда не спросил: "Что это у вас?.. а зачем?". Я не помню вопроса даже со стороны старшей дочери (про котов, извините, умолчу).
Отправлено: 28.03.08 17:14. Заголовок: О маске Пушкина. Пиш..
О маске Пушкина. Пишу всё по памяти (не из дома), если будут неточности, вечером исправлю. Был в моей жизни период, когда я работала в огромной библиотеке, где был отдел редких книг и рукописей, музей книги, 3,5 миллиона книг, 500 сотрудниц (но это не только библиотекари, а и другой персонал; например, был штатный садовник). В музее книги была посмертная маска Пушкина. Каждый сотрудник библиотеки водил экскурсии для гостей и просто всех желающих. В музее книги было много сокровищ, но всегда все спрашивали о маске Пушкина. Библиотеке её подарил профессор славистики М.П.Розберг, о котором я уже писала выше. Он во второй половине Х1Х века был в Михайловском. И в Тригорском тоже. П.А.Осипова и подарила ему эту маску. Подарила потому, что у неё таких масок было две. Одна из них находится в Тригорском (надеюсь) до сих пор. Мы знали, что это одна из шести сохранившихся масок после первого слепка (вот тут уже нужны уточнения, и если вам будет интересно, то вечером напишу). Однажды у меня были гости из Пскова. Их сопровождающий в свой следующий приезд и подарил мне копию маски из Тригорского.
Сообщение: 1064
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 29.03.08 01:37. Заголовок: Угадайте: что скопир..
Угадайте: что скопировано с анонимного письма с «дипломом», присланного Пушкину и остальным 4 ноября 1836-го года, а что взято из писем парочки частных лиц?
Буква «r»:
1. 2.
Буква «а»:
3. 4.
Буква «В»:
5. 6. 7.
Буква «П»:
8. 9.
Буква «с»:
10. 11.
В общем, это не единичные примеры, а, скорее, характерные. Жду ваших ответов.
Поражает следующее: ближайшие "друзья", те самые - получивших экземляры ноябрьского пасквиля, убедившись, что после разговора с Николаем Пушкин "поостыл-успокоился", успокоились сами (баба с возу - сотоварищам легче?). Но они же ЧИТАЛИ! Ничего не поняли (не захотели вникать)? утвердились во мнении, что "это - злая ШУТКА"? понадеялись на Николая? отвратили лики свои от "его проблем"?.. Недальновидность? трусость? эгоизм? предательство?.. "Избави Бог от этаких друзей!" -- избавил, подсунув в обмен ОДИНОЧЕСТВО.
Сообщение: 1065
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 29.03.08 01:50. Заголовок: Я думаю, что Аноним ..
Я думаю, что Аноним пришёл 4 ноября к Пушкину сам и подсказал, кто делал диплом. И сделал он это, чтобы скрыть один свой явный прокол. Не потому, что Пушкину был знаком его почерк, а по другой причине. После чего Пушкин отправился к Клементию Россету. Но тот ничего не сказал о своих подозрениях. Боялся, наверное, оклеветать своими подозрениями может быть невинного человека - а вдруг он ошибся?
Посудите сами, Марта, – Пушкин получает анонимное письмо. Ему сообщает Хитрово, что она тоже получило анонимное письмо, и Пушкин понимает, что такого же содержания. Потом к нему является Соллогуб и показывает точно такой же «диплом». Александр Сергеевич заявляет, что дуэли не будет, а автор письма – женщина. А вызов-то Дантесу уже послан!.. Едем дальше… После разговора с Соллогубом Пушкин начинает собственное расследование. Он понимает, что если существуют три-четыре анонимных письма подобного содержания, то могут быть и ещё. Он является к Клементию Россету. Россет же до прихода Пушкина уже успел проконсультироваться со Скалоном и решил ничего не говорить Пушкину о своих подозрениях, кто автор анонимного диплома. Александр Сергеевич, придя к Клементию, приглашает его в секунданты, хотя до этого сказал, что дуэли не будет, Соллогубу, которого через десять с лишним дней всё-таки возьмёт в секунданты. Вопрос: шёл ли Пушкин к Россету сразу с намерением пригласить его в секунданты или же его двигало желание выяснить, сколько ещё существует дипломов, а приглашение возникло уже в ходе беседы? Или же Пушкина кто-то направил по этому следу, чтобы отвести от себя подозрения?
Подозрения, кто автор диплома, были с самого начала. И эти же подозрения сохранились и после гибели Пушкина. Только доказательств с каждым днём после 4-го ноября становилось всё меньше и меньше. Знал ли об этом Пушкин? Я думаю, что это было ему неважно. Ему важно было вызвать Геккерна.
Вглядываясь в то, как Аноним изменённым почерком писал дипломы, видно, что он периодически скатывался к своему естественному почерку. Принцип изменения почерка прост: если «натуральный» почерк округлый, то, чтобы его никто не признал, надо писать заострённо. Но всё равно Аноним «сваливается». Он создал не идеальную интригу, его проколы видны, и ему пришлось в первый день латать «дыры», через которые он был виден.
Сообщение: 1069
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 29.03.08 13:07. Заголовок: Теперь отвечаю на Ва..
Теперь отвечаю на Ваш да-а-авнишний вопрос, Лепорелла, по поводу венской «рыбы» «шутливых дипломов». Аноним переписывал свой «диплом» с образца, который был у д’Аршиака. Вот фигура загадочная!..
Отправлено: 29.03.08 13:26. Заголовок: Но таких образцов бы..
Но таких образцов было много, у кого их и не было! У золотой молодёжи: они так развлекались... Это был такой розыгрыш: отправить уже готовый образец анонимно кому-нить. Подшутить...
Сообщение: 1070
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 29.03.08 13:46. Заголовок: По Вене гуляли шутли..
По Вене гуляли шутливые дипломы. Достаточно было вставить чьё-нибудь имя и отослать. Так забавлялась венская молодёжь. Через какое-то время эти «болванки» появились и в Петербурге. Д’Аршиак показывал одну из них у Геккернов или где-то ещё. По этому образцу и был написан диплом рогоносцев с оригинальным текстом. И, судя по всему, образцы букв копировались с этой «болванки».
Что же до Аршиака, то он возникает внезапно около Дантеса, когда ноябрьские события вплотную подходят к поединку. Вместе с Соллогубом он ездит между Дантесом и Пушкиным и, получив от Александра Сергеевича письмо, где тот забирает свой вызов, и не показав этот ответ Дантесу, останавливает дуэль. После этого происходит помолвка Дантеса с Катериной. Меня всегда удивляло, почему Дантес даже не стал настаивать на том, чтобы прочитать письмо Пушкина с отказом от вызова? Он вёл себя словно провинившийся школьник, которым руководили учителя. Получается, что д’Аршиак возник со стороны Геккерна и выполнял его установку – любой ценой остановить дуэль? И Аршиаку это удалось.
Д’Аршиак служил во французском посольстве. Геккерн – в нидерландском. Пушкин приглашает на январский поединок английского посла Мегенеса – «больного попугая», как о нём говорили. Правда, тот отказывается, и тогда секундантом становится Данзас. Но Пушкин поначалу словно бы противопоставляет французско-нидерландскому «евросоюзу» ещё одно посольство, выводит дуэль до международных высот. Т.е. есть это не «бытовая история». Он затрагивает политику, а не Полетику, – значит, и Николая I. Не стоит ли предположить, что январский вызов был продолжением ноябрьского разговора с царём и ответом на приказ Николая, что Пушкин не приступит к этому делу, не поставив императора в известность? Не поставил и вызвал посла на дуэль.
Сообщение: 1071
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 29.03.08 14:39. Заголовок: У меня нет. Я пыталс..
У меня нет. Я пытался найти в интернете, но там тоже ничего нет. Я думаю, что их никто особенно не искал и не хранил, и, если таковые остались, то это чудо. Может быть у Вас, Марта, есть какое-нибудь изображение венских "шутливых дипломов" или Вы знаете, у кого могут быть эти фотографии?
Сообщение: 1087
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 31.03.08 13:26. Заголовок: И опять несколько во..
И опять несколько вопросов к вам.
1. Пушкин получил анонимный «диплом» и послал вызов в один и тот же день. Почему именно Дантесу, Пушкин объясняет в письме к Бенкендорфу от 21 ноября (об этом ниже). Щёголев, правда, утверждал, что вызов был послан 5-го ноября, но его опроверг М. Яшин, написав, что Щёголев перепутал день назначения дежурства с самим несением дежурства. Дело в том, что назначение производилось за сутки до несения, поэтому Дантес дежурил не третьего ноября, а четвёртого с 12 часов дня. Но!..
В тот же день Пушкин идёт к Клементию (или же всё-таки к КлИментию? Везде пишут по-разному) Россету, предлагает ему быть секундантом, но Россет полу-отказывается. После этого разговора Пушкин ведёт Россета к себе обедать. Обед начинался часов в шесть вечера. За обедом Пушкин получает письмо от Дантеса, в котором тот просит руки Катерины…
Откуда написал это письмо Дантес? С дежурства??? – Вот вопрос, на который у меня нет ответа.
2. Письмо Бенкендорфу… Его нашли в бумагах Пушкина после его смерти и сделали пометку: «Доставить Бенкендорфу». Эта пометка навела на мысль, что письмо не было отправлено Александру Христофоровичу. Но через пару дней – 23-го ноября – Пушкин встречается с царём в присутствии всё того же Бенкендорфа. Те, кто утверждает, что письмо не было отправлено, считают, что встреча царём произошла следующим образом: Пушкин читает Соллогубу своё письмо-вызов Геккерну («старичка подавайте!»), Соллогуб бежит к Жуковскому, Жуковский останавливает отсылку этого письма, затем (через Виельгорского?) связывается с III Отделением, мол, Пушкин может сейчас такое учудить! и Пушкина вызывают к царю.
Но в конспективных заметках Жуковского нет ни одного упоминания об этом! Есть сватовство, а потом сразу же свадьба Катерины и Жоржа. Скрытый текст
Кстати, «история кровати» надо читать не как «история пушкинской кровати», а «некой кровати в доме Геккернов». Взгляните на контекст записок Жуковского: все заметки, начиная от свадьбы и заканчивая «Le gaillard tire bien», связаны с Дантесом и Катрин. О Пушкине Жуковский молчит, т.к. он вышел из игры и, следовательно, главным становится для него, что происходит в доме новобрачных, но никак не пушкинском.
Т.е. цепочка Соллогуб–Жуковский–Бенкендорф–Николай обрывается.
Теперь само письмо. В нём Пушкин достаточно точно изложил все ноябрьские события:
«Граф! Считаю себя вправе и даже обязанным сообщить Вашему сиятельству о том, что недавно произошло в моем семействе…»
Далее Пушкин излагает события, относящиеся именно к 4-му ноября:
«Утром 4 ноября я получил три экземпляра анонимного письма, оскорбительного для моей чести и чести моей жены. По виду бумаги, по слогу письма, по тому, как оно было составлено, я с первой же минуты понял, что оно исходит от иностранца, от человека высшего общества, от дипломата. Я занялся розысками. Я узнал, что семь или восемь человек получили в один и тот же день по экземпляру того же письма, запечатанного и адресованного на мое имя под двойным конвертом. Большинство лиц, получивших письма, подозревая гнусность, их ко мне не переслали. В общем, все были возмущены таким подлым и беспричинным оскорблением; но, твердя, что поведение моей жены было безупречно, говорили, что поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса…»
Если учесть, что вызов именно Дантесу был уже послан, а только потом Пушкин пошёл разыскивать, кому ещё пришёл «диплом», то сказать, что «поводом к этой низости было настойчивое ухаживание за нею г-на Дантеса», мог только один человек – Наталья Николаевна. Далее:
«Мне не подобало видеть, чтобы имя моей жены было в данном случае связано с чьим бы то ни было именем. Я поручил сказать это г-ну Дантесу. Барон Геккерн приехал ко мне и принял вызов от имени г-на Дантеса, прося у меня отсрочки на две недели»…
Здесь заканчивается 4-е ноября и начинается описание этих двух недель:
«Оказывается, что в этот промежуток времени г-н Дантес влюбился в мою свояченицу, мадемуазель Гончарову, и сделал ей предложение. Узнав об этом из толков в обществе, я поручил просить г-на д’Аршиака (секунданта г-на Дантеса), чтобы мой вызов рассматривался как не имевший места. Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерна, о чем считаю своим долгом довести до сведения правительства и общества. Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены и не требуя вследствие этого ни правосудия, ни мщения, я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю. Во всяком случае надеюсь, граф, что это письмо служит доказательством уважения и доверия, которые я к вам питаю. С этими чувствами имею честь быть, граф, ваш нижайший и покорнейший слуга А. Пушкин. 21 ноября 1836».
Вот такое письмо…
До этого было написано «старичку» Геккерну, но Пушкин всё разорвал, сохранив однако клочки. Письмо могло быть воспринято как вызов на дуэль, а Пушкину дуэли было недостаточно, поэтому смысл послания противоречил сам себе и был ненужным. Пушкин логически довёл дело до конца. Он не стал отсылать письма Геккерну, а написал Бенкендорфу, сохранив копию.
Вопрос: Было ли отправлено это письмо Бенкендорфу?
Слушайте, а, может, и было отправлено? Ведь тогда писали черновые редакции, потом перебеляли и, перечитывая, отсылали. Вполне возможно, что в бумагах А.С. после смерти нашли черновик. А ещё меня интересует история с кроватью, в смысле, где можно подробно прочесть всё, что написано у Жуковского, из чего вы делаете выводы, Сверчок?
Арина Родионовна! Вот Вам 2-я часть «Конспективных заметок о гибели Пушкина» Жуковского. После неё идёт ссылка.
»2 После того как я отказался. Присылка за мною Е.И. Что Пушк. сказал Александрине. Мое посещение Геккерна. Его требование письма. Отказ Пушкина. Письмо, в котором упоминает [слухи] о сватовстве. Свидание Пушкину с Геккерном у Е.И. Письмо Дантеса к Пушкину и его бешенство. Снова дуэль. Секундант. Письмо Пушкина. Записка Н.Н. ко мне и мой совет. Это было на [бале] рауте Фикельмона. Сватовство. Приезд братьев. После свадьбы. Два лица. Мрачность при ней. Веселость за ее спиной. Les Révélations d’Alexandrine < Разоблачения Александрины >. При тетке ласка с женой; при Александрине и других, кои могли бы рассказать, des brusqueries < грубости >. Дома же веселость и большое согласие. История кровати. Le gaillard tire bien < Балагур метит хорошо >. Vous m’avez porté bonheur < Вы принесли мне счастье >».*
*Вся запись, после слов: «Разоблачения Александрины», – кроме двух слов: «История кровати», – относится к Дантесу. Его грубость («des brusqueries») к жене (такая же показная, как и «мрачность» «при ней» – то есть при Н. Н. Пушкиной) – это средство заставить Н. Н. Пушкину поверить в его великую страсть. «Балагур» – Дантес (Боричевский, с. 382). «Вы принесли мне счастье», – очевидно, реплика поэта на казарменные каламбуры Дантеса, которые «принесли счастье» Пушкину, – отвратили от Дантеса жену поэта. Слова «история кровати», по-видимому, не случайно расположены между рассказом Александрины о двуличии Дантеса и фразой о балагуре. До Жуковского, очевидно, дошла «сплетня», о которой писал Россет (см. с. 347 наст. изд.). От кого узнал Жуковский эту сплетню – неизвестно, но размещение записи свидетельствует, что в его сознании она как-то связана с домом и поведением Геккернов.
Берём теперь воспоминания Россета, записанные Бартеневым:
«В июне 1836 года, когда Н. М. Смирнов уезжал за границу, Пушкин говаривал, что ему тоже очень бы хотелось, да денег нет. Смирнов его убеждал засесть в деревню, наработать побольше и приезжать к ним. Смирнов уверен был, что государь пустил бы его. Тогда уже, летом 1836 года, шли толки, что у Пушкина в семье что-то неладно: две сестры, сплетни*, и уже замечали волокитство Дантеса. Гекерен — низенький старик, всегда улыбающийся, отпускающий шуточки, во все мешающийся».
*Упоминаемые Россетом «сплетни» связаны, по-видимому, с именем Александры Николаевны. А. П. Арапова, дочь Натальи Николаевны от второго брака с П. П. Ланским, в своих воспоминаниях сообщает, со слов «старой няни», о романе Пушкина со свояченицей («Новое время», 1908, № 11413). Ее воспоминания крайне тенденциозны: стремясь оправдать мать, она всячески чернит поэта. В поток порочащих Пушкина измышлений включается и рассказ няньки. Он похож на эпизод из бульварного романа. Многозначительно сообщается, как перед своей помолвкой с бароном Фризенгофом (в 1852 с) А. Н. Гончарова «сильно волновалась, перешептывалась с сестрою о важном и неизбежном разговоре, который мог иметь решающее значение в ее судьбе». Няня подкрепляет свой рассказ «фактом»: «Раз как-то Александра Николаевна заметила пропажу шейного креста, которым очень дорожила. Всю прислугу поставили на ноги, чтобы его отыскать. Тщетно перешарив комнаты, уже отложили надежду, когда камердинер, постилая на ночь кровать Александра Сергеевича, <...> нечаянно вытряхнул искомый предмет. Этот случай должен был неминуемо породить много толков, и хотя других данных обвинения няня не могла привести, она с убеждением повторяла мне: «Как вы там ни объясняйте, это воля ваша, а по-моему – грешна была тетенька перед вашей маменькой». Еще один довод Араповой: «Сама Наталья Николаевна, беседуя однажды со старшей дочерью о последних минутах ее отца, упомянула, что, благословив детей и прощаясь с близкими, он ответил необъясненным отказом на просьбу Александры Николаевны допустить и ее к смертному одру, и никакой последний привет не смягчил это суровое решение. Она сама воздержалась от всяких комментариев, но мысль невольно стремится к красноречивому выводу» (там же).
А теперь скажите мне: где Россет говорит о кровати и каким образом не к ночи помянутые «воспоминания» Араповой связаны с заметками Жуковского? Т.е. нарушена причинно-следственная связь, и получается, что Жуковский говорит о кровати из воспоминаний Араповой. Не бред ли? А этот бред уже пророс в академическое пушкиноведение. Это уже догма. И если Жуковский пишет «кровать», то это обязательно должно относиться к пушкинской кровати. И обратите внимание на такое уточнение: «От кого узнал Жуковский эту сплетню – неизвестно, но размещение записи свидетельствует, что в его сознании она как-то связана с домом и поведением Геккернов». Уже и до сознания Жуковского добрались, дабы скрыть свой бред!.. Это даже III Отделению не снилось.
Да, логично, что Жуковский разместил «историю кровати» «между рассказом Александрины о двуличии Дантеса и фразой о балагуре», но не потому, чтобы угодить Араповой, а потому, что он говорит о том, что было после свадьбы в доме Геккернов.
Сообщение: 1545
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 31.03.08 22:23. Заголовок: Сверчок пишет: Она ..
Сверчок пишет:
цитата:
Она сама воздержалась от всяких комментариев, но мысль невольно стремится к красноречивому выводу» (там же).
Это цитата из воспоминаний Араповой. Во-первых, я не понимаю, как это вообще может зваться воспоминаниями? Вернее, не так. Воспоминаниями может зваться всё, что угодно. Я, к примеру, могу написать воспоминания о вчерашнем завтраке, или о посещении продовольственного магазина. Но каким образом это будет иметь отношение к Пушкину? Намеренно принижаю темы, потому как для меня воспоминания Араповой из той же серии. Что может знать (доподлинно, имею в виду) человек, описывая события, происходившие за энное количество лет до его рождения? То есть, не поймите превратно, я сейчас не об историках и всяческих науках. Я о том, что передаётся с чужих слов и при этом называется воспоминаниями. И сортируется, и отбирается самое впечатляющее в залоге негатива по отношению к покойному поэту. Я могу понять Арапову, любившую мать, старавшуюся её защитить. Но, на мой взгляд, своими воспоминаниями доченька матери сослужила плохую службу. Потому что, намеренно забеливая образ Н.Н. привлекла к её имени столько внимания, что вызвала новый поток интереса к «роли жены поэта в его гибели». Сидела бы тихонько, может, никто и не вспомянывал бы госпожу Ланскую, во всяком случае, не в таком количестве. Теперь, собственно, о вышеприведённой цитате. Вот это типичный образец логики Араповой. Мама ей рассказала, что покойный Пушкин не захотел перед смертью проститься с Азей. И тут же мысль прелестницы-дочери стремиться к красноречивому выводу. Для меня этот вывод – загадка. Варианты: бредил (рана тяжёлая, не понял, о ком речь), простился с ней в то время, когда она приносила детей прощаться, устал (на тот момент, а другого не воспоследовало – не в пятку ранен-то был, мог и устать от усилий) и т.д. Почему вдруг надо предположить, что Пушкин не простился с Александрой Николаевной (если это – правда, кстати, есть ещё какие-нибудь свидетельства тому? кроме Араповой?) из-за того, что у них был роман? Где логика? На мой взгляд, её нет. Никакой. Отсутствует. Это она должна была бы не хотеть с ним прощаться, если уж в эту сторону грести. Тем более, что А.С. исповедовался и причастился. Он умер христианином, следовательно, никого не судил, – сил не было, даже если бы и хотел. Так что, мне кажется, вся эта книжица, с её амурными выводами, гроша ломаного не стоит.
Сверчок пишет:
цитата:
«От кого узнал Жуковский эту сплетню – неизвестно, но размещение записи свидетельствует, что в его сознании она как-то связана с домом и поведением Геккернов». Уже и до сознания Жуковского добрались, дабы скрыть свой бред!.. Это даже III Отделению не снилось.
Сверчок, я про сознание не знаю, но не понимаю, что вас так возмутило? Да, дом Геккернов, и что? Не дом же Пушкина, чё пристали к пушкинистам. Или вы тут опечатались, а в тексте про дом Пушкина?
Жуковский в письме Пушкину от 11 ноября 1836-го года (датировка М. Яшина) пишет:
Сын, узнав положение дел, хотел непременно видеться с тобою. Но отец, испугавшись свидания, обратился ко мне. Не желая быть зрителем или актером в трагедии, я предложил свое посредство, то есть, хотел предложить его, написав в ответ отцу то письмо, которого брульон тебе показывал, но которого не послал и не пошлю. Вот всё.
Да, брульон здесь – черновик. И Жуковский говорит о том, что предлагал Пушкину написанный им черновик отказа от вызова.
Пушкин получил анонимный «диплом» и послал вызов в один и тот же день. Почему именно Дантесу, Пушкин объясняет в письме к Бенкендорфу от 21 ноября (об этом ниже). Щёголев, правда, утверждал, что вызов был послан 5-го ноября, но его опроверг М. Яшин, написав, что Щёголев перепутал день назначения дежурства с самим несением дежурства. Дело в том, что назначение производилось за сутки до несения, поэтому Дантес дежурил не третьего ноября, а четвёртого с 12 часов дня. Но!..
В тот же день Пушкин идёт к Клементию (или же всё-таки к КлИментию? Везде пишут по-разному) Россету, предлагает ему быть секундантом, но Россет полу-отказывается. После этого разговора Пушкин ведёт Россета к себе обедать. Обед начинался часов в шесть вечера. За обедом Пушкин получает письмо от Дантеса, в котором тот просит руки Катерины…
Откуда написал это письмо Дантес? С дежурства??? – Вот вопрос, на который у меня нет ответа.
Сверчок, простите, но я не поняла, о каком письме Дантеса идет речь?.. Разве это письмо, в котором он просит руки Катерины, Дантес посылал в тот же день, когда Пушкин послал ему вызов?.. По-моему, письмо с вызовом для Дантеса получил барон Геккерн, который на следующий день отправился к Пушкину просить отсрочку на 2 недели?.. А сам Дантес писал Пушкину уже позднее, когда Жуковский узнал о "любви" Дантеса к Катерине и сообщил об этом поэту... А сам Жуковский узнал об этом только 8 ноября, судя по его записям..
Сообщение: 1095
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 31.03.08 23:31. Заголовок: Речь идёт о письме Д..
Речь идёт о письме Дантеса, в котором он просит руки Катерины Гончаровой. И оно было послано в тот день, когда Пушкин отправил вызов тому же Дантесу.
Источник, хотя бы, вот этот: из воспоминаний Россета, записанных Бартеневым:
«Осенью 1836 года Пушкин пришел к Клементию Осиповичу Россету и, сказав, что вызвал на дуэль Дантеса, просил его быть секундантом. Тот отказывался, говоря, что дело секундантов вначале стараться о примирении противников, а он этого не может сделать, потому что не терпит Дантеса, и будет рад, если Пушкин избавит от него петербургское общество; потом он недостаточно хорошо пишет по-французски, чтобы вести переписку, которая в этом случае должна быть ведена крайне осмотрительно; но быть секундантом на самом месте поединка, когда уже все будет условлено, Россет был готов. После этого разговора Пушкин повел его прямо к себе обедать. За столом подали Пушкину письмо. Прочитав его, он обратился к старшей своей свояченице Екатерине Николаевне: «Поздравляю, вы невеста; Дантес просит вашей руки».* Та бросила салфетку и побежала к себе. Наталья Николаевна за нею. «Каков!» — сказал Пушкин Россету про Дантеса».
*Разговор с К. О. Россетом состоялся 4 ноября, то есть в день получения пасквиля, когда поэт послал вызов Дантесу (см.: Яшин, с. 159 – 161). То, что вызов Пушкина и письмо с предложением Екатерине Гончаровой были в один и тот же день, подтверждает Н. М. Смирнов
Теперь цитата из Яшина:
цитата:
«В специальной литературе принято считать, что день 4-го ноября может быть отмечен как день получения Пушкиным анонимных писем, а вызов был сделан им позднее. П. Е. Щеголев считал днем вызова 5-е ноября.* Но это явная ошибка. Есть и психологические и фактические обоснования считать датой вызова 4-е ноября. Пушкин, страстный по характеру, вряд ли мог раздумывать целые сутки, прежде чем прийти к решению послать вызов. Это подтверждает нам и В. А. Соллогуб: «Кто знал Пушкина, – писал он, – тот понимает, что не только в случае кровной обиды, но что даже при первом подозрении, он не стал бы дожидать подметных писем». Тот же Соллогуб, побывавший у Пушкина утром 4-го ноября, указывает дату вызова на дуэль с достаточной точностью: «Только две недели спустя я узнал, что в этот же день он послал вызов (курсив мой, – М. Я.) кавалергардскому поручику Дантесу».** П. А. Вяземский также подтверждает это в письме поэту Денису Давыдову: «В первую минуту при получении этих писем он с яростью бросился на Геккерна».*** Наконец, письмо Жуковского к Пушкину и дает нам возможность установить не только дату, но и час вызова на дуэль. «Тебе уже известно, что было с первым твоим вызовом, как он не попался в руки сыну, а пошел через отца, и как сын узнал о нем только по истечении 24-х часов».**** По этому письму видно, что Дантес отсутствовал в день получения вызова целых 24 часа. Разъясняет это отсутствие приказ Кавалергардского полка № 307 от 3-го ноября 1836 года. Корпусной командир 4-го ноября назначал смотр полку. В приказе предлагалось «при сем смотре находиться всем Г. г. офицерам» с 8 часов утра. В том же приказе дежурным по первому дивизиону на 4-е ноября назначали «поручика Бар. Д-Геккерна». Дантес находился в расположении полка с 8 часов утра, а с 12 часов дня, сразу после развода, заступил на дежурство, которое кончил в 12 часов следующего дня, то есть 5-го ноября.***** Следовательно, Пушкин вызов послал еще до часу дня в день получения «диплома».
*При вычислении этой даты Щеголев исхо¬дил из письма Геккерна Загряжской от 13 ноября 1836 года, где Геккерн писал: «После восьми тревожных дней я был так счастлив». ** В. А. С о л л о г у 6. Воспоминания. М., 1866. стр. 178. *** Пушкин в воспоминаниях современников. Гослитиздат, М., 1950, стр. 132. **** А. С. П у ш к и н. Полн. собр. соч., т. 16. Изд. АН СССР, 1949, стр. 184. ***** ЦГВИА, книга приказов кавалергардского полка, ф. 124, оп. 1, д. 79, л. 105.
Конец цитаты из М. Яшина и ссылок из него же.
Работа Яшина большая, в интернете её нет, но, думаю, через неделю я её выложу в Форуме. Так что, Светлана, не всё так просто – вызов и предложение произошли в один день.
Сообщение: 1096
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 31.03.08 23:46. Заголовок: Я отсканировал и при..
Я отсканировал и привёл в текстовый формат половину его работы. Это 49 страниц "вордовского" текста. Думаю, что для Яшина надо открывать новую тему и всё туда выкладывать. Через неделю закончу, и Вы и все всё прочтёте. Но для меня всё равно камертон - Ахматова. Яшин, на мой взгляд, чересчур педалирует на роль Николая I во всей этой истории. Хотя есть очень любоытные факты и НЮАНСЫ.
пока ждём -- об Идалии: « ...Близкие знакомцы Пушкина В.П. Горчаков и П.В. Шереметев вспоминают: однажды Идалия обратилась к поэту с просьбой написать «что-нибудь» в альбом. Причем, подчеркивают мемуаристы, это «не было просто просьбою простодушного сердца, а чем-то вроде требования по праву». Пушкин ответил, что он не мастер писать в альбомы. «Э, полноте, m-r Пушкин, -- заметила Идалия. -- К чему это, что за умничанье, что вам стоит!» И тут, сообщает свидетель, «Пушкин вспыхнул, но согласился». На следующий день, когда у хозяйки салона были гости, принесли альбом и стихи Пушкина были зачитаны вслух. Они воспевали хозяйку и были так прекрасны, что у Идалии глаза «вспыхнули самодовольством». Мемуарист говорит: «Знаю только то, что в этом послании каждый стих Пушкина до того был лучезарен, что, казалось, брильянты сыпались по золоту, и каждый привет был так ярок и ценен, как дивное ожерелье, нанизанное самою Харитою в угоду красавице. Но через час-другой один из гостей вновь прочитал стихотворение и, поняв, в чем дело, невольно вскрикнул: «Боже, что это?!». Затем в указанное место посмотрела хозяйка и «вся вспыхнула, на лице выступили пятна, глаза сверкнули, и альбом полетел в другую комнату». Оказывается, в конце стихотворения вместо истинной даты его написания Пушкин поставил... 1 апреля... »
Отправлено: 02.04.08 19:11. Заголовок: Лотман Ю.М. О дуэли Пушкина без «тайн» и «загадок» (1) * Исследование, а не расследование:
...смешивать два эти ремесла / Есть тьма искусников... (Грибоедов) « У детективного жанра свои закономерности. Вначале – преступление. Убийство совершено, но убийца неизвестен, имя его составляет тайну, загадку, которую надо разгадать. Над разгадкой трудятся специалисты и, разумеется, решить ее не могут. Но тут появляется гениальный следователь-любитель. Он не обладает специальными знаниями, но в избытке наделен логикой, здравым смыслом, интуицией и острым глазом – свойствами, которых профессионалы заведомо лишены. Гениальный дилетант внимательно разглядывает картину преступления и, конечно, обнаруживает преступника, потому что главная улика лежала на самом видном месте и оставалась незамеченной лишь потому, что специалисты слишком мудрили. А ларчик просто открывался... Еще на первой странице (или в первом кадре) эта улика продемонстрирована, но именно так, чтобы остаться не замеченной нами. Внимание читателей, как и незадачливых следователей, направлено по ложному следу. Но вот конец – наше внимание вновь обращают к этой виденной, но не оцененной нами улике. Преступник найден, мы восклицаем: «Как все на самом деле просто и хитроумно одновременно!» Детектив окончен. [more]Некоторые произведения искусства нам нравятся своей жизненной правдой. Сложная реальность отражается в них сложным образом. Подобно тому, как в жизненных ситуациях самое трудное – определить, по каким «правилам» и по правилам ли вообще ведется игра, большое произведение искусства открывает перед читателем такую сложную систему связей, такое переплетение причин, следствий, оценок, характеров, что раскрыть законы художественного целого – огромный, а до конца и невозможный, труд. Такое произведение и учит и мучит – будоражит, беспокоит. Погружение в него – и радость, и труд. Это не «чтение в гамаке». Но есть и другой тип текстов, тип, который в свое время и на своем месте также имеет право на существование. Это – книги для отдыха. Сложность здесь симулируется, а трагические противоречия жизни заменены удобопостигаемыми «тайнами» и «загадками». Фактически эти тайны совсем не тайны – это лишь головоломки, ребусы и кроссворды для размышлений на досуге. Жизненные противоречия заменены здесь наперед известными правилами, и читатель получает удовольствие именно от того, что мучительная и, казалось бы, хаотическая ситуация оказывается совсем не мучительной и не хаотической. Стоит лишь приложить к ней некоторую нехитрую систему правил, и все разматывается как клубочек шерсти. Такое чтение успокаивает, баюкает читателя. Оно дает ему умственную разрядку и представляет собой вполне уважаемый вид отдыха. Беда начинается лишь тогда, когда такое облегченное чтение заявляет претензию на несвойственное ему место, когда оно стремится подменить собою «трудную», социально и этически значимую литературу, а читатель, привыкший к облегченным решениям, начинает раздраженно требовать, чтобы с ним всегда «играли по правилам». Однако нас сейчас интересует не давление детектива на художественную литературу, а проникновение его норм и законов в научную литературу. Речь пойдет о так называемом детективном литературоведении. Казалось бы, какое беспокойство может вызвать появление работ, стремящихся увлечь читателей, заменить зеленую академическую скуку лихо закрученными («чтоб дух захватывало!») сюжетами? Не говорит ли нашими устами цеховая рутина, боязнь именно того «частного детектива», Шерлока Холмса, который, ворвавшись в мир добросовестных, но тупоумных Лестрейдов, с ходу решит все загадки? Смеем заверить читателя, что нами руководят другие чувства. Ну, так в чем же беда? Прежде всего в том, что параллель между исследователем-историком, стремящимся проникнуть в сложные конфликты прошлого, и следователем-детективом (особенно его литературным двойником) – внешняя и лишь частично обоснованная. Конечно, всякому серьезному исследователю-историку приходилось решать задачи, смыкающиеся с целями криминалиста и требующие сходных методик: определение почерка, поиски нехватающего звена в доказательствах, мучительные попытки найти утраченную рукопись, сопоставление косвенных улик, – все это относительно обычные заботы литературоведа или историка. К сожалению, именно наиболее весомые результаты таких исследований реже всего получают популярность. Зато как часто поднимается рекламный шум вокруг псевдооткрытий! Но дело не только в этом. Задачи, при решении которых историк уподобляется Шерлоку Холмсу, в принципе лежат на периферии его интересов. Можно решительно сказать, что ни одна подлинно глубокая историко-культурная проблема этими средствами не может быть прояснена. Почему?
Сообщение: 1566
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 02.04.08 23:05. Заголовок: Большое наслаждение!..
Большое наслаждение! Спасибо за статью Лотмана. Хотя, в первом абзаце есть некая запутка великого мастера. Именно поэтому, я думаю, Лацис (зная об этой статье) называет сборник своих «Пушкиноведческим детективом»
Сообщение: 1110
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 03.04.08 23:56. Заголовок: Так сразу Лотману и ..
Так сразу Лотману и не ответишь... Интересное замечание об экране... Лацис намекал (а Лаци всегда намекает), что Наталья Николаевна служила ширмой, но... для Полетики. И интересно насчёт дипломов. Вы словно бы ответили на свой вопрос, Лепорелла. Нам. Спасибо. Буду думать.
Отправлено: 08.04.08 22:51. Заголовок: Александр Карамзин - брату Андрею (13/25 марта 1837) :
В конце письма А.Н. возвращается к главной теме: «Ты не должен, однако же, думать, что всё общество было против Пушкина после его смерти: нет, это только кружок Нессельрод и ещё кое-кто. Наоборот, другие, как например, графиня Нат.<алья> Строганова и госпожа Нарышкина *(Мар.<ия> Яков.<левна>)*5 с большим жаром говорили в его пользу, что даже вызвало несколько ссор. Большинство же ничего не сказало, *так им и подобает*!»
Отправлено: 08.04.08 23:48. Заголовок: ГРАЧЕВА И. (канд. фил. н., г. Рязань) СОПЕРНИЦЫ ПРЕКРАСНОЙ НАТАЛИ:
Архив, №2, 2006 | Наука на марше | Исторические портреты
« Свадьба А. С. Пушкина вызвала немало пересудов в московских и петербургских гостиных. Многие прочили молодой чете несчастливую будущность. Графиня Д.Ф. Фикельмон, прозванная за свою прозорливость "Сивиллой", делилась с П.А. Вяземским такими наблюдениями: "Физиономии мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем. У Пушкина видны все порывы страстей; у жены – вся меланхолия отречения от себя". Сестра поэта О. С. Павлищева в письме мужу 13-15 августа 1831 года признавалась, что даже внешне этот брак кажется дисгармоничным: "В физическом отношении они представляют совершенный контраст: Вулкан и Венера". Но, превознося красоту юной Натали, Ольга Сергеевна добавляет: "По моему мнению, есть две женщины еще более красивые, чем она: я их тебе не назову, чтобы ты, вернувшись, их угадал – одна новобрачная не особенно высокого рода, другая – титулованная фрейлина".
Исследователи полагают, что под "титулованной" особой Павлищева подразумевала графиню Надежду Львовну Соллогуб, 16-летнюю фрейлину великой княгини Елены Павловны. Расцветающая красота Надины, как называли ее в интимном кругу, вызывала всеобщие восторги. А. В. Никитенко в дневнике 11 марта 1828 года, рассказывая о званом вечере у Нарышкиных, писал: "Я, между прочим, видел здесь одну из первых красавиц столицы, графиню Н. Л. Соллогуб: она поистине очаровательна". В нее был безнадежно влюблен Андрей Карамзин, сын известного историка. Одно время ему даже казалось, будто своенравная красавица отвечает ему взаимностью. Его сестра, Софья Карамзина, в письме 3 ноября 1836 года сообщала: "Надина питала к тебе очень нежные чувства несколько месяцев назад и даже теперь в ее письмах постоянно слишком много говорится о тебе".
Не устоял перед очарованием юной графини и уже женатый Пушкин. Впоследствии друзья Пушкина, супруги Вяземские, рассказывали издателю "Русского архива" П.И. Бартеневу, что Пушкин на светских вечерах "открыто ухаживал" за Соллогуб. Судя по письмам Пушкина, Наталья Николаевна ревновала супруга ко всем хоть немного привлекательным женщинам и своими упреками постоянно заставляла оправдываться в том, что его поведение не выходит за рамки благопристойности. П.Е. Щеголев в исследовании "Дуэль и смерть Пушкина" предполагал, что происходило это вовсе не из-за глубокой сердечной привязанности Натальи Николаевны к мужу: "Увлечение Пушкина, его предпочтение другой женщине было тяжким оскорблением, жестокой обидой ей, первой красавице, заласканной неустанным обожанием света, двора и самого государя".
Надежда Соллогуб, соперничавшая с Натали на придворных балах, вызывала у нее самые неприязненные чувства. С мстительным торжеством Натали сообщала в одном из писем к мужу, как ей удалось отбить поклонника у Соллогуб. Андрей Карамзин в письме В.Ф. Вяземской (17-18 октября 1834 года) рассказывал о Наталье Николаевне, дружившей с дочерью Вяземских Марией: "Она сердится на Мари за молчание и за дружбу с графиней Соллогуб; постоянство ее ненависти к последней заставляет хохотать до слез". Уехав в 1834 году в калужское имение родителей Полотняный Завод, Наталья Николаевна никак не может отрешиться от злых мыслей о сопернице. Пушкин в конце мая 1834 года выговаривал ей в письме: "Лучше бы ты о себе писала, чем о Sollogoub, о которой забираешь в голову всякий вздор – нa смех всем честным людям и полиции, которая читает наши письма".
Рассказ Пушкина о том, как он представлялся великой княгине Елене Павловне, опять вызывает ревнивые предположения Натальи Николаевны, что самым знаменательным в этом событии была встреча с фрейлиной княгини Надиной. И Пушкину в ответном письме приходится терпеливо объяснять, что в тот день дежурной при княгине была другая фрейлина.
Стараясь избежать ревнивых обвинений, Пушкин в письмах к жене о всех женщинах отзывался с нарочито грубоватым пренебрежением. А.П. Керн, которую поэт некогда воспел как "гения чистой красоты", в письме к Наталье Николаевне 29 сентября 1835 года он презрительно называет "дурой". А в то же время деловую записочку, посланную самой Керн, заканчивает словами: "Прощайте, прекрасная дама, будьте покойны и довольны и верьте моей преданности".
По поводу графини Надины Пушкин писал супруге 21 октября 1833 года: "Охота тебе, женка, соперничать с графиней Соллогуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Все равно кабы граф Шереметев стал оттягивать у меня кистеневских моих мужиков". Однако истинные его чувства к Надежде Львовне невольно вылились в проникновенное поэтическое признание:
Нет, нет, не должен я, не смею, не могу Волнениям любви безумно предаваться; Спокойствие мое я строго берегу И сердцу не даю пылать и забываться; Нет, полно мне любить; но почему ж порой Не погружуся я в минутное мечтанье, Когда нечаянно пройдет передо мной Младое, чистое, небесное созданье, Пройдет и скроется?.. Ужель не можно мне, Любуясь девою в печальном сладострастье, Глазами следовать за ней и в тишине Благословлять ее на радость и на счастье, И сердцем ей желать все блага жизни сей, Веселый мир души, беспечные досуги, Всё – даже счастие того, кто избран ей, Кто милой деве даст название супруги.
Эта история проливает свет на одно загадочное обстоятельство. Весной 1833 года Пушкин брал позволение "отправиться на два дня в Кронштадт". Сохранился даже его билет с датой 26 мая. Дело в том, что 27 мая из Кронштадта уезжала за границу на пароходе прекрасная Надина. Поэт не удержался, чтобы не проводить ее. И скорее всего – втайне от жены.
В июле 1836 Соллогуб уезжает в Баден-Баден. Мать Андрея Карамзина, находившегося в то время за границей, шлет ему встревоженное письмо по поводу Надины, прося "серьезно поразмыслить над своим поведением по отношению к ней". Мать не допускает возможности брака между молодым человеком и девушкой, которая старше его, и советует Андрею сдержать свои чувства, чтобы не скомпрометировать себя и Надину и не оказаться замешанным в какую-нибудь скандальную историю. Особенно ее беспокоит то, что у хорошенькой фрейлины появился могущественный поклонник, соперничество с которым было бы весьма опасным. "Она влечет в своей свите одно известное лицо, которое, говорят, покинуло Россию, чтобы следовать за ней..." – сообщала Карамзина. Речь шла о брате царя великом князе Михаиле Павловиче.
Но беспокойство Карамзиной, как и ревность Пушкиной оказались напрасными. Шутя вскружив головы своим многочисленным обожателям, Соллогуб за границей неожиданно вышла замуж за отставного штаб-ротмистра А.Н. Свистунова (брата декабриста П.Н. Свистунова) и была очень счастлива своим выбором. Впоследствии ее муж стал чл. совета Министерства иностранных дел и получил звание камергера двора.
Ни Наталья Николаевна, ни друзья Пушкина, упрекавшие его за то, что и после женитьбы он не может не отдать дань восхищения красоте других женщин, не поняли того, что сумела понять чуткая и проницательная М.Н. Волконская, писавшая: "Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался <...> В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел..."
Другая упомянутая в письме Павлищевой женщина – "новобрачная не особенно высокого рода", чье обаяние затмевало красоту Натальи Николаевны, – это Ольга Александровна Булгакова, дочь московского почт-директора. Незадолго до свадьбы Пушкина ее обвенчали с князем А.О. Долгоруковым. Пушкин был на празднике, устроенном в доме молодоженов. Отец Ольги, А. Я. Булгаков, писал брату в Петербург 19 февраля 1831 года: "До сих пор еще толкуют о славном бале наших молодых, хваля особенно ласку и ловкость Ольги <...> Поэт Пушкин также в восхищении от нее; говорил, что невозможно лучше Ольги соединять вместе роль девушки, только что поступившей в барыни, и хозяйки".
В увлечении Пушкин признавался: "Я бы ее воспел, да не стихи на уме теперь". Действительно, более чем неуместным было бы для поэта воспевать в стихах чужую жену накануне собственной свадьбы. Вскоре на одном из московских вечеров чета Пушкиных и супруги Долгоруковы, сидевшие рядом, оказались в центре всеобщего внимания. Булгаков с гордостью сообщал брату 23 февраля 1831 года: "Беспрестанно подходили любопытные смотреть на двух прекрасных молодых. Хороша Гончарова бывшая, но Ольге все отдают преимущество".
Ольга не отличалась классической красотой, недаром домашние прозвали ее "курноской". Но ее живость, ум, значительная образованность и великолепное знание всех тонкостей светского такта делали ее неотразимой.
Оказалось, что ранее всех прелесть Оленьки успел оценить сам государь. Юную красавицу царь приметил на одном из маскарадов, когда она приезжала погостить к родным в Петербург. Восторженные комплименты по поводу ее маскарадного костюма, видимо, вскоре повлекли за собой особые царские милости, которые в то время одни считали великой честью, другие – бесчестьем. Что касается отца Оленьки, то он, как образцовый подданный, с благоговейным почтением воспринял монаршее внимание. С гордостью рассказывал брату в письмах, как царь, посетивший Москву в 1831 году, интересовался подробностями жизни и замужества Оленьки и спрашивал: "Помнит ли она маскарад князя Волконского?" В этом, скорее всего, скрывался интимный намек: видимо, именно там, на маскараде у министра двора и уделов П.М. Волконского, исполнявшего и негласные функции посредника в амурных увлечениях императора, и решилась участь Оленьки.
Судя по письмам Булгакова 1831 года, отношения царя и Ольги выглядят весьма близкими. Приглашая ее на полонез, чтобы открыть один из московских бальных вечеров, царь "подошел к Ольге, взял ее за руку и прижал крепко: "Я надеюсь, что мы навсегда добрые друзья, как было в Петербурге?" Во время чинного танца Николай и его партнерша оживленно беседовали. "Обо многом была тут речь",– многозначительно заканчивал А. Я. Булгаков (письмо К. Я. Булгакову от 27 октября 1831 года).
В другой раз он замечает, как Николай, найдя укромное место, нежничал с Ольгой: сняв с ее руки перчатку, "он поцеловал руку, а Ольга поцеловала его в щеку" (К. Я. Булгакову 8 ноября 1831 года). Узнав, что Оленька в положении, царь с заботливым вниманием следил за состоянием ее здоровья, давал советы. Да и свой приезд в Москву подгадал так, чтобы это совпало с ее родами. В день, когда она разрешилась от бремени, прислал нарочного, чтобы узнать о самочувствии матери и ребенка, и предупредил, что вскоре сам заедет посмотреть на новорожденную малышку. Николай стал крестным отцом девочки, которую нарек Александрой.
Привязанность государя оказалась продолжительной. Пушкин в дневнике 1834 года рассказывал о новом приезде Николая в Москву: "Царь мало занимался старыми сенаторами, заступившими место екатерининских бригадиров, – они роптали, глядя, как он ухаживал за молодой княгиней Долгоруковой (за дочерью Сашки Булгакова! – говорили ворчуны с негодованием)". Что же, сановников можно понять: их раздражало, что объектом монаршего внимания оказалась особа незнатного происхождения.
Масленицу 1834 года княгиня Долгорукова провела в Петербурге и получила специальное приглашение на дворцовый бал в Концертном зале. Дядя Ольги, петербургский почт-директор К. Я. Булгаков в письме ее отцу 26 февраля 1834 года отмечал, что это "милость особенная". Ольга на балу имела необычайный успех, затмив всех петербургских красавиц, от кавалеров не было отбоя, она "танцевала беспрестанно, за ужином сидела возле государя". Пушкин присутствовал на этом вечере и был свидетелем торжества своей московской знакомой. Еще месяц назад, 26 января 1834 года, мать Пушкина писала дочери – О.С. Павлищевой, что на вечере в доме Бобринских Наталья Николаевна удостоилась чести сидеть за столом рядом с императором Николаем. Но как только явилась блистательная княгиня Долгорукова, она стала единственной владычицей царского сердца. К.Я. Булгаков 3 марта 1834 года сообщал брату, что на празднике в доме Волконского за ужином Ольга "опять сидела между государем и великим князем".
Брат царя, великий князь Михаил Павлович, относился к молодой княгине запросто, словно к человеку, близкому их домашнему кругу, и заезжал к ней, когда хотелось. Из письма К. Я. Булгакова 12 марта 1834 года узнаем: "Великий князь в субботу пил чай у Ольги и изволил пробыть от 8 до 11 часов". В 1836 году Ольга путешествовала за границей, и сестра Андрея Карамзина Софья писала ему: "Предсказывают, что в баденском уединении ты влюбишься в княгиню Долгорукову, – она обольстительница известная". Но в то же время Ольга с присущим ей тактом сумела поставить себя так, что не потеряла ни уважения общества, ни симпатий друзей дома.
Судьба Оленьки в свете – лишь один из многочисленных подобных эпизодов, характеризующих нравы двора. Так, дневник Пушкина 1834 года открывается записью о драме флигель-адъютанта С. Д. Безобразова, который после свадьбы узнал о связи своей жены, бывшей фрейлины, с царем и сгоряча хотел было убить обоих. В обществе это восприняли как "сумасшествие", нисколько не сочувствуя чересчур щепетильному супругу.
Пушкина тревожило, что восхождение Натальи Николаевны по лестнице придворного успеха слишком напоминает историю Оленьки Булгаковой. Царь также отметил ее на одном из маскарадов, устроенных князем-сводней П. М. Волконским. Мать Пушкина в письме дочери Ольге 16 марта 1833 года писала, что их Наташа на маскараде "имела большой успех. Император и императрица подошли к ней и сделали ей комплимент по поводу ее костюма..." Царь начал оказывать ей особенное внимание. В качестве исключительной милости ее приглашали на вечера в Аничков дворец, куда муж ее до получения камер-юнкерского звания доступа не имел. Сестры Натали, обычные провинциальные барышни, стали фрейлинами, точно так же, как с началом возвышения Оленьки ее сестра Екатерина получила фрейлинский вензель.
"Не кокетничай с царем", – обеспокоенно предупреждал Пушкин в письме 11 мая 1833 года жену, с наивным тщеславием радовавшуюся царским ухаживаниям. А в светских кругах уже делали определенные выводы. Посланник Геккерн настоятельно советовал Ж. Дантесу держаться подальше от Натали, видимо, опасаясь не столько ревности супруга, сколько монаршего гнева. Недаром Дантес в письме Геккерну 6 марта 1836 года вспоминал: "Ты <...> написал, будто до меня она хотела принести свою честь в жертву другому". И обещал, что выполнит совет наставника: "Я принял решение пожертвовать этой женщиной ради тебя <...> Я ни мгновения не колебался; с той же минуты я полностью изменил свое поведение с нею: я избегал встреч так же старательно, как прежде искал их; я говорил с нею со всем безразличием, на какое был способен <...> На сей раз, слава Богу, я победил себя". Трудно судить: то ли Натали была настолько привлекательна, что Дантес не сдержал своего обещания; то ли ей не захотелось расстаться с обаятельным и веселым поклонником... Недаром Дантес в письме 6 марта 1836 года с горечью говорил: "Желай она, чтобы от нее отказались, она повела бы себя по-иному". А в письме 6 ноября, с трудом избежав дуэли с Пушкиным, с недоумением высказывался о поведении "жеманницы": "Это большая неосторожность либо безумие, чего я к тому же не понимаю, как и того, какова была ее цель".
Странные поступки Натали отмечает и Софья Карамзина в письме брату 29 декабря 1836 года: "Она же, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство..."
Однако свет гораздо более был занят другим романом красавицы, развертывавшимся посреди бальных дворцовых зал. И в ехидном пасквиле, анонимно разосланном по столице и поздравлявшем Пушкина с вступлением в Орден рогоносцев, имелись в виду вовсе не отношения его жены с Дантесом. В нем в качестве великого магистра Ордена назван Д. Л. Нарышкин, снисходительный супруг бывшей любовницы Александра I, а Пушкину выдавался патент на должность его преемника. Это привело Пушкина в бешенство. Но тот, на кого намекал пасквиль, был недосягаем, и потому к барьеру пришлось встать Дантесу...
Ольга Долгорукова узнала о гибели поэта за границей и 14 марта 1837 года писала П.А. Вяземскому: "Эта грустная история рассказывалась в стольких различных вариантах, что поистине остаешься без собственного мнения о том, кто же виноват? Решить это – трудная задача, и я думаю – это тайна для света. Жертвы нам известны: во-первых, Ваш несчастный друг и, во-вторых, молодой Дантес <...> Я и не пытаюсь, дорогой князь, сколько-нибудь утешать Вас, ибо я нахожу, что в жизни бывают минуты, когда этого нельзя делать; друг еще может быть заменен (хотя и очень редко), но будет ли существовать другой Пушкин для его друзей? А нам? Кто вернет нам нашего любимого поэта?"
Отцу же чуть ранее она признавалась в письме: "По-моему, очень трудно судить об этом печальном деле, так покрытом мраком, что один Бог знает виновного. Тем не менее бедная женщина будет, быть может, всегда упрекать себя в смерти мужа". »
Отправлено: 09.04.08 05:25. Заголовок: Отрошенко В. Последнее озарение Пушкина:
« Добрый принц Воля Рока начала осуществляться гораздо раньше, чем все ее сложные и разнообразные усилия сошлись в одной точке – в пуле, смертельно ранившей поэта. Осенью 1833 г. в Берлине "молодой человек живого и независимого характера", двадцатилетний француз родом из Кольмара по имени Жорж-Шарль Дантес получил рекомендательное письмо в Россию на имя директора Канцелярии военного министерства графа Владимира Адлерберга. Письмо было подписано принцем Вильгельмом Прусским, к которому Дантес явился по протекции своих германских родственников искать "счастья и чинов". На родине он уже не мог найти ни того, ни другого. Июльская революция во Франции 1830 года заставила Дантеса, приверженца законной династии Бурбонов, покинуть элитарную военную школу Сен-Сир, сулившую ему офицерский чин. Однако и принц Вильгельм не мог ему дать желанного чина, пообещав только – унтера. Слишком мало Дантес проучился в военной школе – меньше года. Но совет принц Вильгелм дал Дантесу охотно. Ехать в Россию! И этот совет вместе с рекомендательным письмом был одним из наиболее важных усилий той воли, которая тщательно строила свой трагический и хитросплетенный сюжет. Скрытый текст
Воскрешение в гостинице Точное направление – Россия, Петербург – было выбрано. Но на что мог расчитывать Дантес, а вместе с ним и воля рока, направлявшая его? Едва ли граф Адлерберг предложил бы юному иностранцу нечто большее, чем принц Вильгельм. Положение Дантеса было плачевным. Отец – обедневший эльзаский барон с шестью детьми на руках – был в состоянии снабдить сына лишь суммой в 200 франков ежемесячно, тогда как на офицерскую жизнь в пышном Петербурге требовалось – 1000. Русского языка Дантес совершенно не знал. Военными науками не владел в той мере, чтобы сдать экзамен в Военной академии и получить "офицерские патенты". При таких препятствиях не могло быть и речи, чтобы Дантес вошел туда, где он мог бы столкнуться на рваных с семьей, с друзьями и врагами Пушкина – в высший столичный свет могущественной империи. Письма было мало. Нужно было что-то еще. И это "что-то" незамедлительно является. Рок одним махом устраняет неодолимые препятствия, пуская в ход свое непобедимое оружие – фантастический случай! Осенью 1833 г. когда Дантес, как бы чего-то дожидаясь, все еще скитается по Германии, в дело вводится новый персонаж – барон Луи Борхард де Геккерен. Он – нидерландский посол при русском дворе в Петербурге. Он одинок. Он благостно богат. Он принадлежит к одной из самых знатных голландских фамилий. У него надежные и обширные связи в вельможных кругах русской столицы. И он вдруг попадает – этак нечаянно, проездом, возвращаясь из отпуска на службу в Петербург, – именно в тот "маленький захолустный" городок Германии, где находится Дантес. А очутившись в этом городке, посол останавливается именно в той "скромной гостинице", где в дешевом номере, уже не помышляя ни о чинах, ни о России, лежит на кровати одинокий француз "с грозным признаком смерти у изголовья". Француза сразила жестокая простуда. Соединившись с его безденежьем и беспомощностью, она уже развилась в тяжелое воспаление легких. Дантес тает на глазах. Он уже должен исчезнуть из жизни, а заодно и из истории, не достигнув заснеженной поляны под Петербургом, близ Черной речки... Но вот хозяин гостиницы – тоже случайно, за ужином – рассказывает барону с сочувственными вздохами об умирающем постояльце. Барон скуки ради решает взглянуть на бедолагу. И эта нужная встреча, искусно и настойчиво сотворенная Роком, происходит. Впрочем, какое дело королевскому посланнику до умирающего скитальца-француза. Ну, взглянул; ну, подал из милости на лекарства. И ушел. Но нет! Воля Рока предусмотрела всё. Ей, конечно, известно, что юный Дантес до крайности, до некоторой даже женственности, красив. И ей известно также, – как известно это и всему петербургскому свету, – что барон Геккерен страстный гомосексуалист. Никаких случайностей случай не допускает. Сорокадвухлетний барон с первого же взгляда, охваченный и светлой нежностью, и темной похотью, отчаянно влюбляется в очаровательного юношу. Отложив свой отъезд из захолустного городка посол самолично ухаживает за Дантесом, ставит его на ноги и, зная о его намерениях попытать счастья на чужбине, предлагает ему ехать в Петербург с ним и под его покровительством. Вот теперь всё слажено. Теперь – в Россию!
Ропот гвардии В октябре 1833 г. Дантеса и Геккрена доставил в Кронштадт пароход "Николай I". А вскоре, когда Геккерен, исполняя мечту своего возлюбленного об офицерском чине, пускает в ход высокие связи, в судьбе Дантеса принимает участие и человек Николай I. В январе 1834 г. по повелению Николая Дантес был допущен к офицерским экзаменам. Три из них: по русской словесности, уставу и военному судопроизводству, – те, которые могли бы воспрепятствовать замыслам Рока, если бы Дантес явился в Россию без нежного и влиятельного покровителя, – Дантесу было разрешено не сдавать. Зимой 1834 г. он стал офицером. Да еще каким офицером! Корнетом самого блистательного полка: Кавалергардского Ее Величества. И вот теперь зловещая звезда уже восходила на петербургском горизонте, становясь различимой для Александра Сергеевича. Она, конечно, была еще тусклой, едва лишь приметной. Но Пушкин уже знал ее имя. "Барон Дантес и маркиз де-Пина, два шуана, будут приняты в гвардию офицерами. Гвардия ропщет", – записал он 26 января 1834 г. в своем дневнике.
Сивилла Флорентийская Между тем в жизни самого Пушкина еще до приезда Дантеса развивалась, устремляясь к единой финальной точке, намеченной Роком, другая линия безжалостного сюжета. 18 февраля 1831 г. после долгих и сложных перипетий сватовства состоялась свадьба Пушкина и Натальи Николаевны Гончаровой. Красота этой юной, девятнадцатилетней "богини" была такова, что даже признанные очаровательницы Петербурга, не в состоянии были испытывать к Наталье Николаевне ни чувства зависти, ни чувства соперничества. Ее облик вызывал лишь полный и искренний восторг. О нем говорили, не жалея эпитетов, – "небесный", "поэтический", "несравненный", – как о чем-то не принадлежащем земной суетной жизни и даже самой Наталье Николаевне. "Это – образ, перед которым можно оставаться часами, как перед совершеннейшим созданием Творца", – записала в дневнике внучка Кутузова, графиня Дарья Фикельмон. Такой, наверное, и должна была быть жена поэта. Но жена не здешняя, не земная. Здешнюю и земную в ней разглядел поэт Василий Туманский, приятель Пушкина, посетивший новобрачных в Москве: "Пушкина – беленькая, чистенькая девочка, с правильными чертами лица и лукавыми глазами, как у любой гризетки." Все остальные – и приятели, и друзья – только восхищались. Но восхищаясь, почему-то упорно отговаривали Пушкина от этого брака. Разумных причин тому выдвигали немало. Одни, самые близкие, такие, как князь Петр Вяземский, заботились о его холостяцкой свободе и преданности музам. Другие указывали на значительную разницу в летах и – неизмеримую – в жизненном опыте. Разница же в наружности ("смесь обезьяны с тигром" – таково было лицейское прозвище Пушкина) смущала всех, не исключая и самого Александра Сергеевича. "Пушкин не любил стоять рядом со своей женой и шутя говаривал, что ему подле нее быть унизительно: так мал был он в сравнении с нею ростом", – вспоминал Вяземский. И все же только проницательная Дарья Фикельмон, прозванная "Сивиллой Флорентийской" за свою способность предугадывать будущее, с нечаянной внятностью высказала то, что, быть может, мучительно и безотчетно ощущали близкие друзья Пушкина, улавливая краем глаза в кутерьме житейских событий почерк Провидения. "Поэтическая красота госпожи Пушкиной проникает до самого моего сердца. Есть что-то воздушное и трогательное во всем ее облике – эта женщина не будет счастлива, я в том уверена! Она носит на челе печать страдания", – записала Сивилла в своем дневнике 12 ноября 1831 г. Никаких страданий тогда еще не было. Напротив! Все складывалась блестяще. После переезда Пушкиных из Москвы в Петербург Наталья Николаевна была с восторгом принята при дворе. Шаг за шагом, бал за балом она завоевывала северную столицу, обвораживая всех – от юнкера до царя, от провинциальной графинички до императрицы. Ее обожали, в нее влюблялись, ее боготворили, и это с каждым бальным сезоном все больше и больше развивало ее склонность к кокетству; льстило ее женскому тщеславию. "Ты, кажется, не путем искокетничалась <...> Ты радуешься, что за тобою, как за сучкою, бегают кобели, подняв хвост трубочкой и понюхивая тебе задницу; есть чему радоваться! Не только тебе, но и Прасковье Петровне легко за собою приучить бегать холостых шаромыжников; стоит разгласить, что-де я большая охотница", – писал ей Пушкин, любя ее, впрочем, мудро и доверчиво. К 1836 году в Петербурге уже не было дамы или девицы, которая могла бы сравниться с Натальей Николаевной по успехам в высшем свете и по количеству тайно страдающих поклонников.
Метаморфоза кавалергарда Тем временем и звезда Дантеса, которого Рок, оберегая свой замысел, наделил невероятной, не знающей осечек везучестью, поднималась в зенит. Мало того, что он был принят в гвардейский полк сразу же офицером, что было редчайшим случаем. Вскоре корнета Дантеса переводят из запасного эскадрона в действующий – это было почти невозможно без знания русского языка, которым Дантес так и не овладел. Но всё невозможное устраняется с его пути. В январе 1836 г. Жоржа Дантеса, не смотря на множество дисциплинарных взысканий, производят в поручики. Барон Геккерен обожает своего любовника все больше и больше, щедро снабжая его деньгами и знакомствами. Но посол Геккерен – лицо официальное. И поэтому страстному обожанию нужно придать законный характер. Весной 1836 г. происходит событие, которое зажигает звезду Дантеса еще ярче. И в этом событии, как и во многих других, сделавших Дантеса Дантесом, проглядывает нечто странное. При живом отце, французском помещике, дворянине, который к тому же в одном из своих писем в Петербург говорит об "исключительной силе уз, связующих отца с сыном", голландский посланник решает усыновить поручика русской службы. В ответ на запрос Геккерена об усыновлении Дантес-отец пишет: "В самом деле, наблюдая внимательно за ростом привязанности, которую мой ребенок внушил вам..." Вот тут бы Жозефу-Конраду и отказаться деликатно от этого обидного, если уж не загадочного, предложения... Но нет, "связующие узы" послушно устраняются из отцовского сердца. И Жозеф-Конрад "спешит сообщить" Геккерену о другом отказе: "я отказываюсь от всех моих отцовских прав на Жоржа Шарля Дантеса и в то же время разрешаю вам усыновить его в качестве вашего сына..." На усыновление дают согласие – тоже без малейших заминок – голландский король и русский император. И в мае 1836 г. Жорж Дантес, превратившись в Жоржа Геккерена, принимает титул, герб и наследные права на внушительное состояние нидерландского посланника. С этого времени в Петербурге уже нет "модного человека" равного Дантесу, который и до своей сиятельной метаморфозы был, по свидетельству полковых друзей, "избалован постоянным успехом в дамском обществе". Щегольское остроумие, обворожительное лицо, высокий рост... "Красивый, можно даже сказать блестяще красивый кавалергард", – говорит о нем князь Владимир Трубецкой. Как и юная Пушкина, Дантес, шаг за шагом, раут за раутом покоряет гостиные и салоны вельможного Петербурга, где все от него в восторге. К 1836 г. он сам дружески вхож во все те дома – Карамзиных, Вяземских, Хитрово, Виельгорских, Фикельмонов, Воронцовых, – где часто бывает чета Пушкиных. Он вхож в жизнь Пушкина. Линии рокового сюжета сплетаются.
Пляска смерти Когда Пушкин на одном из светских раутов, куда он приехал вместе с женой и ее незамужними сестрами, Екатериной и Александрой, впервые увидел Дантеса, Дантес ему понравился. Госпожу Пушкину Дантес, пользуясь выражением Геккерена, "отличил в свете" незамедлительно. "Отличила" его и она. На упорные и открытые ухаживания Дантеса в зимний бальный сезон 1836 г. Наталья Николаевна ответила таким приветливым поощрением, каким она еще не отвечала не одному из своих поклонников. В свете недолго говорили об одной только "страстной любви" Дантеса и об одном только "легкомысленном кокетстве" Натальи Николаевны. Очень скоро произошло то, что высказал о своей жене и Дантесе сам Пушкин: "Il l'a trouble". Все гостиные и салоны Петербурга наполнились толками о взаимности чувств Дантеса и Пушкиной. Свет принялся следить за их романом с игривым наслаждением – во все лорнеты. Сплетни и слухи жестоко терзали Александра Сергеевича, защищавшегося от них только работой и верой в непогрешимость супруги. Но временами он с трудом совладал с со своею пылкой, ревнивой натурой. На званых вечерах при появлении Дантеса он то мрачнел, то нервно хохотал. А роковой сюжет тем временем неуклонно развивался. В феврале 1836 г. между Дантесом и Натальей Николаевной происходит объяснение в любви, о чем Дантес с восторгом сообщает Геккерену, отлучившемуся в Гаагу. В письме к барону он приводит слова Пушкиной: "я люблю вас как никогда не любила, но не просите у меня никогда ничего большего, чем мое сердце, потому что все остальное мне не принадлежит..." Геккерен, вернувшись в Петербург, вдруг с необычайным рвением вмешивается в роман своего возлюбленного для того, чтоб устроить ему как раз вот это – "все остальное". Взявшись за роль сводни, он преследует Пушкину повсюду. Перехватывает ее то в одном, то в другом бальном зале и, наклоняясь к ее уху, жарко шепчет ей под звуки мазурки о необыкновенных страданиях "сына"; о его "тяжелой болезни", вызванной любовными муками; о его готовности расстаться с жизнью за одни только краткий миг близости с нею! Она должна подарить ему этот миг ради спасения его юной жизни – Геккерен просит, заклинает, умоляет.. Зачем? Здесь сказывается вся хитрость отношений между гомосексуальным Геккереном и бисексуальным Дантесом. Геккерена уже давно раздражает это увлечение, отнимающее у него немалую долю любовного пыла партнера. Если же Геккерен поможет Дантесу добиться от Пушкиной "остального", то при умелой огласке дела, которую опытный дипломат, конечно же, обеспечит, Пушкина, покрытая позором, будет неизбежно отлучена от петербургского света, а значит и от Дантеса, не важно кем – обманутым мужем или самим светом. Но изощренные старания Геккерена не достигают цели. Что-то не складывается в роковом сюжете. Лишь бледные фантомы ангела смерти кружатся над поэтом – в течении 1836 г. Пушкин трижды по разным причинам (литературным, условно-светским) вступает в дуэльные отношения: с генералом Репниным, с отставным гусаром Хлюстиным, с графом Соллогубом. Никто из них, свидетельствуют письма и мемуары, стрелять в Пушкина, если бы дело дошло до барьера, не собирался. Подлинный ангел смерти ждал нового поворота событий. И поворот случился. Его осуществление было возложено на побочную дочь графа Строганова Идалию Полетику, питавшую по каким-то мотивам (до конца неясным ни одному исследователю!) столь бешеную ненависть к поэту, что на старости лет, живя в Одессе, она помышляла плюнуть в установленный там ему памятник...
"Все остановить" 2 ноября 1836 г. Идалия Полетика приглашает Наталью Николаевну на свою квартиру в Кавалергардских казармах, – пообедать, поболтать... Пушкина едет. Очутившись в безмолвной квартире, она проходит в комнату Идалии. Но вместо приятельницы ее ждет там Дантес. Выхватив пистолет, он падает на колени, приставляет дуло к виску и грозит застрелиться на ее глазах, если она сию же минуту не согласится на то, о чем ее умолял приемный "отец". Положение ее безвыходно. Дантес держит напряженный палец на курке. От отчаяния она громко вскрикивает. И на ее крик в комнату забегает горничная. Воспользовавшись ее появлением, Пушкина быстро покидает квартиру. Так ли все было, как сообщают осведомленные мемуаристы, или иначе, – не имеет значения. Это была западня! Свидание Дантеса и Пушкиной наедине в казарменной квартире (муж Идалии был кавалергардским ротмистром) состоялось. И сам этот факт давал барону Геккерену то, чего он желал. Утром 4 ноября шесть адресатов – братья Россеты, граф Соллогуб, семьи Вяземских, Карамзиных, Виельгорских и Хитрово, – получают по городской почте в двойном конверте (внутренний на – имя Пушкина) единообразный анонимный пасквиль – шутовской "диплом", в котором Пушкин назван новым членом ("коадъютором" и "историографом") "ордена рогоносцев". Точно такой же экземпляр получает в это утро и сам Александр Сергеевич. Дело сделано! Барону Геккерену остается только ждать тех мер (удаление, деревня, что угодно!), которые будут приняты к Пушкиной. Но то, что произошло, бросило Геккерена в холодный пот. 4 ноября, после откровенного разговора с Натальей Николаевной, в котором она рассказала ему и о преследованиях Геккерена и о подстроенном свидании, Пушкин посылает по почте на Невский проспект в особняк нидерландского посольства вызов на имя Жоржа Дантеса. 5 ноября письмо пришло. Но Дантеса дома не было, он дежурил в дивизионе. И письмо распечатал барон Геккерен... Дуэль!! На это он никак не рассчитывал. Это скандал, это конец его карьере... А его возлюбленный?!.. Даже при удачном исходе поединка Геккерен теряет его: Дантесу грозит в лучшем случае разжалование и ссылка, в худшем (по букве закона) – повешение! Голова барона идет кругом. Но в кружении страшных мыслей вдруг мелькает одна – спасительная. В письме Пушкина нет ни малейшего оскорбления, которое делало бы дуэль неизбежной, не указана и причина – один только вызов! В тот же день, дождавшись Дантеса и запретив ему вмешиваться в дело, барон сам едет к Пушкину. Он объявляет Александру Сергеевичу, что "сын" еще не знает о письме, но что барон принимает вызов от его имени: Дантес будет драться. Однако Геккерен просит пощадить его "отцовское" сердце – дать 24 часа отсрочки! И Александр Сергеевич дает отсрочку. Она-то и нужна была нидерландскому посланнику, который хорошо знал, как дорожат здесь друзья этим "потомком одного африканского негра", как выразился он в своем письме в Голландию. Кто-нибудь из них обязательно явится, чтоб затушить пожар. И барон не ошибся. На следующий день, 6 ноября, когда Геккерен снова приехал к Пушкину просить о новой, двухнедельной, отсрочке, он уже застал в его квартире на Мойке, поэта Жуковского, которого Наталья Николаевна срочно вызвала из Царского Села, где тот постоянно жил, воспитывая цесаревича. "...все остановить..." – записал Жуковский 7 ноября в своих конспективных заметках. В этот день он уже вступил в переговоры с Геккереном. И барон, пользуясь тем, что Жуковский был далек от светских интриг и слухов, предпринимает такой ход, которого не ожидал никто, включая и Дантеса. Он объявляет Жуковскому, что Дантес на самом деле горячо влюблен в старшую сестру Пушкиной – Екатерину Гончарову. Мало того, "сын" мечтает на ней женится! И барон готов дать согласие на этот брак, если, кончено, Пушкин возьмет назад своей вызов. Но сделать он это должен не на том основании, что Дантес намерен жениться на его свояченице, – женитьба в таком случае будет выглядеть трусливым спасением от поединка, – а просто так: возьмет назад, и всё! Воодушевленный этим "открытием" Жуковский едет с Невского на Мойку, чтобы успокоить Александра Сергеевича и обрадовать Екатерину, засидевшуюся в девицах и, разумеется, безумно влюбленную как и многие барышни, в "красивого кавалергарда". Но на это сообщение Пушкин отвечает с таким бешенством, что Жуковскому становится ясно – "все остановить" невозможно. Теперь Александр Сергеевич еще более непреклонно желает драться. Мысль о женитьбе, ничем официально не подтвержденная, это только подлая уловка: как только он возьмет вызов назад, женитьба будет отменена, объясняет он Жуковскому. В последующую неделю Жуковский убеждается, что именно так и замыслил Геккерен. Во время новых переговоров, к которым уже привлечена и тетка Натальи Николаевны, фрейлина Екатерина Загряжская, барон упорно увиливает от официальных подтверждений. Только 14 ноября, напуганный решительностью Пушкина, Геккерен в присутствии Загряжской и Жуковского вынужден объявить Александру Сергеевичу о намерениях Дантеса жениться на Екатерине Гончаровой. В ответ на это Пушкин вручает барону письменный отказ от вызова. Александр Сергеевич удовлетворен – низость Дантеса, вступающего в брак с нелюбимой женщиной под угрозой дуэли, доказана: и Наталье Николаевне, и светским друзьям. Дело улаживается – "всё останавливается". Но вдруг в эту жестокую игру мести и пыла Рок вводит свою козырную карту – Дантеса. До того момента, пока он не получил письмо от Пушкина, он никак не заявлял о себе, во всем подчиняясь барону. Но в письме Пушкин подчеркнуто объяснял свой отказ от вызова сватовством Дантеса, и всю унизительность для него такой постановки вопроса ("жениться или драться") Дантес хорошо понимал. Обиженный, он решил действовать сам. Утром 16 ноября он послал к Пушкину своего секунданта, секретаря французского посольства виконта д'Аршиака, с указаниями добиться от Пушкина другой формулировки отказа – без упоминания женитьбы на m-lle Гончаровой. В противном случае Дантес – "к его услугам". Приступ бешенства, вызванный у Александра Сергеевича этим визитом, не шел ни в какое сравнение с прежним. "Ступайте завтра к д'Аршиаку. Условьтесь с ним только на счет материальной стороны дуэли. Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь", – сказал он 16 ноября за обедом у Карамзиных своему секунданту графу Владимиру Соллогубу (тому самому, с которым он несколько месяцев назад мог оказаться у барьера и который собирался выстрелить вверх, потому что "смотрел на Пушкина, как на бога"). Свои указания Александр Сергеевич произнес таким тоном, что Соллогуб онемел. В отчаянии был и Жуковский: "Снова дуэль. Секундант." К д'Аршиаку после бессонной ночи Соллогуб явился разбитый и подавленный. Его удивило, что и д'Аршиак тоже не спал. Еще больше его удивили слова д'Аршика, сказавшего, что он "хотя не русский, но очень понимает, какое значение имеет Пушкин для русских". Явственно мелькнула надежда. Секунданты взялись тщательно изучать дуэльные документы. Шаг за шагом завязались переговоры, переписка. К концу ноября усилиями друзей, стараниями Соллогуба и самого д'Аршиака, принявшего без совета с Дантесом заново сформулированный отказ от вызова, где по-прежнему упоминалось сватовство Дантеса, – "всё остановить" удалось. 10 января 1837 г. состоялась свадьба Дантеса и Екатерины Гончаровой. Отсутствие оскорблений, вмешательство друзей, затяжные переговоры – все эти "ошибки" были учтены волей Рока. Это была репетиция. В смертельной премьере события разыгрались с фантастической слаженностью и быстротой.
Путь к разгадке В январе Петербург закружило балами. Они вспыхивали, зажигая окна вельможных домов, один за другим – у Строганова, у Вяземских, в Дворянском собрании, в саксонском посольстве, у Фикельмонов, у Воронцовых, у Мещерских... И на всех этих балах, куда Александр Сергеевич сопровождал супругу, он вынужден был встречаться с новобрачной четой, – дома он не принимал ни Дантеса, ни Геккерена, заявив о невозможности отношений с этими "родственниками". А между тем следы ноябрьской бури уже улетучивались из ветреной головы Натальи Николаевны. Она снова взялась одаривать на балах Дантеса смущенными улыбками и кокетливыми взглядами, не обращая внимания на другие взгляды, – ревнивые и угрюмые, – своей сестры. В сердце же Александра Сергеевича следы превращались в раны. Женитьба Дантеса, поначалу всех ошеломившая и заставившая сомневаться в его благородстве и способности любить (госпожу Пушкину или кого бы то ни было), вдруг получает в свете иное толкование. Геккерен и Дантес всеми средствами – через полковых друзей Дантеса, светских дам, посольских чиновников – распространяют слух, будто Дантес только потому и женился на нелюбимой женщине, чтобы спасти любимую – от бесчестья и злой расправы ревнивого мужа. Для подтверждения этой версии Дантес на балах с еще более дерзкой открытостью, чем до женитьбы, ухаживает за Пушкиной – танцует только с ней; обволакивает "жаркими и долгими взглядами" только ее; беседует, каламбурит, шутит только на радость Натали. И общество охотно принимает романтическую версию. Александр Сергеевич видит, как рушатся на глазах плоды его победы, добытой нервами, гордостью и мужеством. Удушливые сплетни, ядовитые ухмылки, жалящие лорнеты – всё возвращается, как неотступный кошмар. Клевета уже не отравляет, а сотрясает всю его кровь, доставляя на раутах зрителям увлекательное зрелище: "снова начались кривляния ярости и поэтического гнева", – пишет Софья Карамзина. Что свело эти "кривляния" в единый порыв навстречу роковой воле – приезд ли тригорских подруг Пушкина Евпраксии Вревской и Анны Вульф, которые рассказали ему, что и в провинции верят петербургским слухам, замечание ли царя, посоветовавшего Наталье Николаевне "быть как можно осторожней и беречь свою репутацию", или особенная развязность Дантеса на балу у княгини Мещерской 24 января, – исследователям точно не известно. С 26 января 1837 г. события понеслись вихрем. Утром в этот день Александр Сергеевич отправляет барону Луи Геккерену письмо. Содержание его выходило "из пределов возможного", как выразился сам Геккерен. Это было полное уничтожение: "Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну <...> Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына." О самом же "сыне" в письме говорилось, что "он просто плут и подлец". Такие оскорбления надежно исключали любые переговоры, кроме формальных – "о материальной стороне дуэли". Вечером того же дня секундант Геккеренов виконт д’Аршиак уже был у Александра Сергеевича с письменным вызовом от барона, из которого следовало, что драться будет – и за себя, и за "отца" – Дантес. Вызов был принят. Д’Аршиак объявил, что он ждет от Пушкина секунданта, чтобы условиться о месте и времени поединка. Секундант ему нужен был особенный. Никого из близких друзей, кто пустился бы "принимать меры", он уже не желал посвящать в дело. Теперь он должен был остаться один на один с волей Рока, с некой возвышающей силой – с "фаталитетом, который невозможно объяснить", как скажет потом князь Вяземский. Для Александра Сергеевича в этот день уже что-то объяснялось: слишком настойчиво врывался в его жизнь предначертанный сюжет. Все, кто видел Пушкина вечером 26 января на балу у графини Разумовской, где он втайне подыскивал себе секунданта, поражались его веселости, блистательности, легкости... Секунданта здесь он не нашел. Англичанин Артур Меджнис, к которому он обратился, вежливо отказал. На следующий день, 27 января, Пушкин встал в 8 часов утра в еще более приподнятом и бодром расположении духа, чем накануне, "после чаю много писал – часу до 11-го. С 11 обед. – Ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни", – записал потом в конспективных заметках со слов домашних Жуковский. Веселости Александру Сергеевичу придавало и то обстоятельство, что он вдруг вспомнил о своем старом лицейском товарище Константине Данзасе. Вот этот скромный и благородный служака, инженер-подполковник "самых честных правил", подходил в секунданты лучше всех! Пушкин послал за ним. В 12 часов Данзас подъехал к дому на Мойке. Увидев его в окно, Александр Сергеевич сам выскочил к входным дверям, радостно встретил его, провел в кабинет и заперся с ним там, – вероятно, взял с него слово чести не разглашать дела. Через несколько минут Данзас вышел из кабинета и отправился по указанию Пушкина в оружейный магазин Куракина за пистолетами. Ровно в час дня из дома вышел и сам Александр Сергеевич. Он взял извозчика; в условленном месте подобрал в сани Данзаса, уже выкупившего оружие, и они поехали в Большую Миллионную во французское посольство к виконту д’Аршиаку. Здесь Пушкин представил виконту своего секунданта и, высказав твердое намерение стреляться сегодня же, уехал. Он дожидался Данзаса в кондитерской Вольфа пока Данзас составлял с виконтом условия поединка. К половине З-го все уже было оговорено и записано. Расстояние между барьерами – 10 шагов. Права первого выстрела нет ни у кого. Противники по знаку сходятся – у каждого по пять шагов – и в любой момент, не переступая барьера, стреляют. Место – за Черной речкой возле Комендантской дачи, время – 5-й час пополудни. Около 4 часов Данзас приехал в кондитерскую Вольфа. Александр Сергеевич спокойно пил лимонад. Необыкновенно спокоен он был и в дороге. Когда переезжали в санях через Неву, спросил у Данзаса: "Не в крепость ли ты везешь меня?" Данзас ответил серьезно: "Нет, через крепость на Черную речку самая близкая дорога". Пушкин, конечно, шутил. Никто уже не мог "всё остановить". Воля Рока, открываясь ему, превращалась в его собственную волю, и теперь это уже была не зловещая и жестокая сила, а светлая и ясная – проясняющаяся – воля его судьбы. На место прибыли в половине 5-го. Ровно в то же время приехали Дантес и д’Аршиак. Отыскали безветренную поляну среди кустов. Снега было очень много. Три человека – Данзас, д’Аршиак и Дантес – упорно трудились, вытаптывая барьерный коридор, тропинку. Пушкин в медвежьей шубе сидел на сугробе – "был столь же покоен, как и во все время пути", замечает Данзас. На вопрос секунданта, подходит ли выбранное место, отвечал: "Мне это совершенно безразлично, только постарайтесь сделать все возможно скорее." Барьеры отметили шинелями Данзаса и д’Аршиака. Секунданты зарядили пистолеты. Поставили противников. Подали им оружие. Данзас снял шляпу, подержал ее высоко над головой. Махнул. Пушкин быстро подошел к барьеру. Остановился и начал наводить пистолет. Дантес на ходу – за шаг от барьера – выстрелил... Пуля, завершая свой длительный и запутанный полет сквозь времена и события, наконец остановилась. Вошла в живот, перебила вену, скользнула по окружности тазовой кости и ударила в крестец, раздробив его на осколки... Ранение было не только "безусловно смертельным", как потом определили врачи, но и в высшей степени мучительным... Александр Сергеевич упал на шинель Данзаса и лежал неподвижно. К нему бросились секунданты. Двинулся в его сторону и Дантес. Но Пушкин тут же остановил его, сказав по-французски: "Подождите! у меня еще достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел." Вернувшись на место, Дантес стал правым боком к барьеру. Согнутой рукой прикрыл грудь. Данзас подал Пушкину другой пистолет: дуло первого при падении забилось снегом. Александр Сергеевич приподнялся на левой руке. Точно и неподвижно нацелил пистолет в Дантеса. Выстрелил. Дантес упал. Пушкин отбросил пистолет. Воскликнул "Браво!", полагая, что Дантес убит. Что-то было в этом знаменитом восклицании – последние отголоски зрелищной и мучительной суеты бытия, уже отлетавшей от Пушкина. В следующее мгновение он начал прозревать нечто необыкновенное – непричастность Дантеса к свершившемуся. "Странно! Я думал, что его смерть доставит мне удовольствие, но теперь я чувствую, что это почти огорчает меня", – произнес Пушкин. Дантес не был убит. Пуля ниже локтя насквозь прострелила руку... Мысль об убийстве не должна была примешиваться к страшным физическим страданиям Пушкина в те двое суток перед кончиной, последовавшей 29 января 1837 г. в 2.30 пополудни. Высокая и светлая воля защитила его от нравственных мук – подставила под пулю летевшую сквозь руку в печень Дантеса, серебряную пуговицу от подтяжек. Через несколько месяцев, высланный из России, Дантес в Баден-Бадене, как пишет встретивший его там Андрей Карамзин, "с кавалергардскими ухватками предводительствовал мазуркой и котильоном". Эта была не его дуэль. Она целиком принадлежала только судьбе Пушкина. Всех, кто видел его смерть, поражало выражение "божественного спокойствия" на его лице. Жуковский об этом выражении сказал более определенно: "Великая, радостно угаданная мысль." »
Вполне понятное желание Натальи Николаевны быть первой красавицей Петербурга. И даёт кое-какие мотивы её поведения в октябре.
Кстати, (цитирую из Щёголева) «мать Дантеса принадлежала к роду Гацфельдтов. Отец её – брат первого в роду князя Гацфельдта, бывшего губернатором Берлина во время оккупации его французами. Одна из его сестёр была замужем за графом Францем-Карлом-Александром Нессельроде-Эресгофен (1780–1816). Эта ветвь Нессельроде родственна той ветви, отпрыском которой является знаменитый «русский» граф Карл Нессельроде (1780–1862)».
Сообщение: 615
Зарегистрирован: 09.01.08
Откуда: Нижний Новгород
Репутация:
2
Отправлено: 09.04.08 18:47. Заголовок: О письмах Карамзиных
Что меня потрясло в письмах Карамзиных, так это добродушие Андрея Карамзина, который, узнав о дуэли, писал (28(16) февраля 1837 г.): «Что Дантес находит защитников, по-моему, это справедливо; я первый с чистою совестью и с слезою в глазах о Пушкине протяну ему руку: он вел себя честным и благородным человеком – по крайней мере, так мне кажется…» А потом, несмотря на то, что Александр Карамзин советует не протягивать руки Дантесу «с такой благородной доверенностью», все-таки Андрей, встретив Дантеса за границей, подошел к нему и пожал-таки ему руку…
Вот это письмо, которое более всего меня поразило. Андрей Николаевич Карамзин – родным (8 июля (26 июня) 1837 г. Баден-Баден): «…Вечером на гулянии увидел я Дантеса с женою: они оба пристально на меня глядели, но не кланялись, я подошел к ним первый, и тогда Дантес буквально бросился ко мне и протянул мне руку. Я не могу выразить смешения чувств, которые тогда толпились у меня в сердце при виде этих двух представителей прошедшего, которые так живо напоминали мне и то, что было, и то, чего уже нет и не будет. Обменявшись несколькими обыкновенными фразами, я отошел и пристал к другим: русское чувство боролось у меня с жалостью и каким-то внутренним голосом, говорящим в пользу Дантеса. Я заметил, что Дантес ждет меня, и в самом деле он скоро опять пристал ко мне и, схватив меня за руку, потащил в пустые аллеи. Не прошло двух минут, что он уже рассказывал мне со всеми подробностями свою несчастную историю и с жаром оправдывался в моих обвинениях, которые я дерзко ему высказывал. Он мне показывал копию с страшного пушкинского письма, протокол ответов в военном суде и клялся в совершенной невинности. Всего более и всего сильнее отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне после обручения с сестрою ее и настаивал на том, что второй вызов был словно черепицей, упавшей ему на голову. С слезами на глазах говорил он о поведении вашем (т.е. семейства, а не маменьки, про которую он мне сказал: «В ее глазах я виновен, она мне все предсказала заранее, если бы я ее увидел, мне было бы нечего ей ответить») в отношении к нему и несколько раз повторял, что оно глубоко огорчило его… «Ваше семейство, которое я сердечно уважал, ваш брат в особенности, которого я любил, которому доверял, покинул меня, стал моим врагом, не желая меня выслушать и дать мне возможность оправдаться, - это было жестоко, это было дурно с его стороны» - и в этом, Саша, я с ним согласен, ты нехорошо поступил. Он прибавил: «Мое полное оправдание может прийти только от г-жи Пушкиной; через несколько лет, когда она успокоится, она скажет, быть может, что я сделал все возможное, чтобы их спасти, и что если это мне не удалось – не моя была в том вина» и т.д. Разговор и гулянье наши продолжались от 8 до 11 часов. Бог их рассудит, я буду с ним знаком, но не дружен по-старому – это все, что я могу сделать.»
Ага, Дантес бросился с протянутой рукой, а Карамзин - пожал ее?.. "я подошел к ним первый..." И еще: "русское чувство боролось у меня с жалостью и каким-то внутренним голосом, говорящим в пользу Дантеса", "и в этом, Саша, я с ним согласен, ты нехорошо поступил", "Разговор и гулянье наши продолжались от 8 до 11 часов"
Не слишком ли долго - 3 часа гулять и беседовать по душам с убийцей Пушкина, выслушивать его оправдания?.. Лично у меня позиция Александра Карамзина вызывает большее понимание, нежели отношение к Дантесу Андрея Карамзина... Впрочем, может быть, он просто человек был такой, слишком мягкий, нерешительный и не очень принципиальный?.. Неужели Дантес действительно смог его в чем-то убедить?..
Вам никогда не приходилось -- совершенно помимо своей воли -- становитсья буквально рабом обстоятельств и стороннего чужого воздействия (через гипноз, лесть, улыбки, повелевающий взгляд ... короче "психическую атаку")?
Это во-первых, а во-вторых, мужское рукопожатие так же многозначительно для его участников, как ... ваши женские поцелуи щёчками (не обижайтесь, ничего обидного я не имею в виду)... Когда вам "суют лапу" или подают пассивную ладонь или 4 пальца -- это не рукопожатие, а наоборот, выражение соответствующего к вам отношения...
Да Бог с ним, с этим рукопожатием! Всякое бывает, возможно, в первую минуту можно было растеряться и подать руку... Но остальные-то фразы в письме брату?.. Действительно его, что ли, Дантес загипнотизировал?.. До такой степени, что Андрей еще и пристыдил Александра, так как тот изменил свое отношение к Дантесу, несмотря на бывшую с ним дружбу... Видимо, Александр оказался более стойким в данной ситуации и не поддался на дантесово "обаяние"... А между прочим, я где-то встречала еще какие-то воспоминания (сама уже забыла чьи, то ли Фикельмон, то ли Смирнова) о том, что встретившись с Дантесом за границей они принципиально не поддерживали с ним никаких отношений... Надо мне освежить в памяти: если я вспомню, напишу точно... А тут так мило Андрей Николаевич целых три часа прогуливался с убийцей Пушкина... Кстати, насчет "поцелуев щечками" - сроду не имела такой привычки, уж извините! :))) Она мне кажется какой-то "искусственной", хотя, возможно, дамы в высшем свете так и целовались, и целуются... :)))
Отправлено: 09.04.08 23:06. Заголовок: Да Бог с ним... Вот..
Да Бог с ним...
Вот у меня недавно был случай, в магазине: вижу, движется навстречу один "скользский" субъект, с которым у меня были вынужденные производственные контакты на бывшей работе. Смотрит пристально на меня и ... неуклонно приближается. Уткнувшись уже почти мне в плечо, делает маслянистые глазки и пытается поймать мою руку "для рукопожатия", очевидно, пытаясь при этом что-то говорить, типа: "А мы с вами..." (один из тех прохиндеев и просто дрянных людей, которые лет 10 назад доставили мне ... пытались доставить очень СЕРЬЁЗНЫЕ неприятности). Я - почти грубо - уклоняюсь от него, "не удостаивая даже...", и выхожу вон. А мог, слегка раслабившись, вступить в "общечеловеческий" контакт, за который потом было бы противно...
Так что -- да! молод ещё очень был, Андрей этот Николаич, т.е. думаю, "невольное" прегрешение совершил...
Сообщение: 1605
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 10.04.08 00:57. Заголовок: Светлана пишет: Не ..
Светлана пишет:
цитата:
Не прошло двух минут, что он уже рассказывал мне со всеми подробностями свою несчастную историю и с жаром оправдывался в моих обвинениях, которые я дерзко ему высказывал. Он мне показывал копию с страшного пушкинского письма, протокол ответов в военном суде и клялся в совершенной невинности.
Слушайте, мне одной видится в этом странность? Человек с женой прогуливается, видит старого знакомого, бросается к нему, начинает оправдываться (в течение трёх часов, как верно заметила Светлана), ВНИМАНИЕ! Показывая копию …читайте выше. Он что, это всё с собой всегда носил? Мол, встретим кого из русских, я и давай им показывать…Или он домой сбегал за всем этим? Или Карамзин лукавит, и он не по аллеям с Дантесом гулял, а в дом к нему пошёл? Есть варианты, граждАне?
Сообщение: 627
Зарегистрирован: 09.01.08
Откуда: Нижний Новгород
Репутация:
2
Отправлено: 10.04.08 08:50. Заголовок: О Карамзиных
Справедливости ради, приведу еще две небольшие заметки об Андрее и Александре Карамзиных из книги «Друзья Пушкина» (В.В.Кунин). Кстати, основываясь на этих заметках я раньше была более высокого мнения об Андрее Карамзине, а сейчас даже не знаю, что и думать...
Андрей Николаевич Карамзин (24.10.1814 – 23.05.1854)
Разумеется, отношения Пушкина с братьями Карамзиными не могли быть ни столь длительными, ни столь глубокими, как с их старшими родственниками. Тому обстоятельству, что Андрей Николаевич Карамзин находился в 1836-1837 гг. за границей мы, собственно, обязаны «тагильской находкой»: ведь это ему мать, сестры и братья писали письма, в которых нашла прямое или косвенное отражение жизнь Пушкина и его окружения. В 1846 г. Андрей Николаевич женился на Авроре Карловне Шернваль-Демидовой. Она незадолго перед тем овдовела после смерти П.Н.Демидова – владельца знаменитых заводов в Нижнем Тагиле. А.Н.Карамзин несколько лет провел на Урале, управляя заводами. Так что письма его родных отыскались в Тагиле вовсе не случайно.
«На Госпитальной площади, влево от дороги, - писал о Нижнем Тагиле Д.Н.Мамин-Сибиряк, - стоит довольно массивный, чугунный памятник Андрею Николаевичу Карамзину… На заводах о нем сохранилась самая лучшая память, как о человеке образованном и крайне гуманном, хоть он и являлся здесь случайным. Его пребывание на заводах является, кажется, лучшей страницей в их истории, по крайней мере старожилы вспоминают о нем с благоговением». Сохранился рассказ о том, как на одном из торжеств Андрей Николаевич произнес тост, переполошивший почтенное общество: «За здоровье несчастнейшего из людей – русского мужика!».
Выпускник Дерптского университета, а затем офицер конной артиллерии, Андрей Николаевич принадлежал к числу передовых по своим общественным взглядам молодых людей. Его письма к родным из Европы интересны не только с точки зрения пушкинской темы, но и как свидетельства человека, умеющего видеть и умно оценивать окружающий мир. Весточки от Андрея были праздником для всей семьи. В приписке Жуковского, включенной в письмо Карамзиных к Андрею от 25 декабря 1836 г., читаем: «У нас по большинству голосов в экстраординарном заседании решено, чтобы ты – старший и достойный сын Карамзина – писал свои письма по-русски, а не по-французски. В этом заседании присутствовали две твои сестрицы, твоя единственная родная мать и я, твой родной друг. За русскую грамоту поданы голоса материнский, который считаю за пять, и мой, следственно шесть голосов, за французскую грамоту стоит один – Софьи Николаевны, по своей похвальной привычке всегда проказничать; Катерина Николаевна изволит с своей обыкновенной флегмою держаться средины».
Ответы А.Н.Карамзина на письма родных, сообщивших ему о гибели Пушкина, говорят сами за себя: «Поздравьте от меня петербургское общество, маменька. Оно сработало славное дело: пошлыми сплетнями, низкою завистью к Гению и к красоте оно довело драму, им сочиненную, к развязке: поздравьте его, оно стоит того…». Позиция братьев Карамзиных, как отметил один из замечательных советских пушкинистов, Н.В.Измайлов, по своем сарказму и речи близка к позиции Лермонтова, отразившейся в «Смерти поэта».
С Пушкиным Андрей Николаевич был знаком фактически с 1827 г. 16 мая 1828 г. оба брата Карамзины слушали «Бориса Годунова» в авторском чтении в доме Лавалей. В дальнейшем Андрей Николаевич высоко оценивал многие творения Пушкина: в его письмах – восторженные отзывы о «Капитанской дочке» и «Медном всаднике». В начале 1836 г. Пушкину рассказали, будто бы на одном из светских вечеров их общий знакомый, сверстник А.Н.Карамзина, В.А.Соллогуб неуважительно разговаривал с Натальей Николаевной. Решив вызвать Соллогуба на дуэль, Пушкин избрал Андрея Карамзина в качестве посредника-секунданта. К счастью, дело кончилось полным примирением – не без участия Карамзина.
В конце 40-х годов Андрей Карамзин вышел в отставку с чином гвардии полковника и зажил мирной жизнью, управляя огромным демидовским хозяйством. Но едва началась Крымская война, как, движимый патриотическими идеями, А.Н.Карамзин снова надел военный мундир. 23 мая 1854 г. кавалерийский отряд под его командованием попал в турецкую засаду и был поголовно истреблен. Андрею Николаевичу не исполнилось еще и 40 лет. Смерть его явилась страшным ударом для семьи Карамзиных.
Александр Николаевич Карамзин (31.12.1815 – 09.07.1888).
Стоит отметить особенность восприятия Пушкина погодками братьями Карамзиными. Для них он с самого начала был как бы «готовым» первым поэтом России. Личный элемент, присутствовавший в отношении других членов семьи к Пушкину, у обоих братьев несколько ослаблен. Но от этого их письма 1836-1837 гг. становятся еще более характерными документами эпохи.
Воспитывались они вместе в родительском доме; вместе в 1833 г. окончили Дерптский университет и были выпущены в конную артиллерию. Однако в 1836 г. пути их разошлись: Андрей для поправления здоровья был отправлен за границу, Александр служил недалеко от Петербурга – в Красном Селе. Это создало своеобразную ситуацию, связанную с освещением обстоятельств, приведших к дуэли Пушкина: Александр Карамзин был их очевидцем и даже в отдаленной степени, участником, а Андрей судил обо всем этом издалека. Однако взгляды и пристрастия братьев в тот период были весьма схожи.
В последний год жизни Пушкина Александр Николаевич был очень близок к семье поэта: постоянные визиты к Наталье Николаевне и ее сестрам, завтраки у них чуть ли не каждую субботу; частые встречи у Карамзиных; наконец, совместные увеселения – балы, рауты, приемы. Молодой Карамзин – неутомимый танцор и весельчак, вместе с сестрой Софьей Николаевной – желанный участник всех светских развлечений. Все это не мешало ему искренне презирать пустословие большого света, военную муштру и бюрократические порядки.
Александр Карамзин бывал не только на балах и великосветских приемах, но и на литературных вечерах (например, на субботах у Жуковского); он и сам был не чужд литературе, хотя опыты его и оказались посредственными. Лермонтовский скептицизм без лермонтовского таланта – так можно было бы охарактеризовать личность младшего Карамзина. Недаром в рассуждениях о прототипах Печорина обычно упоминают и его имя. Весьма интересен его не лишенный самоиронии отзыв о «Философическом письме» Чаадаева, доказывающий понимание обстановки николаевской России: «Философия самая ужасная вещь настоящего века, станешь философствовать, что вот-де как проводишь время, что-де молодость проходит таким подлым образом, что оскотинился, что чувства душевные тупеют приметно, что начинаешь весьма походить на полену и пр. При этой философии начинает по всему телу проходить какая-то гадость, которая мало-помалу переходит в сонливость, станешь зевать, ляжешь да и всхрапе! А на другое утро в казармы! Видя такую всеобщую гадость в жизни, можно помешаться и даже написать письма, вроде Чедаева…»
Письмо Александра Николаевича брату от 13 марта 1837 г., пожалуй, полнее и острее всех других показывает своего рода отрезвление друзей Пушкина после его гибели. Александр видит теперь истинную сущность Дантеса и понимает, кого потеряла Россия: «Плачь, мое бедное отечество! Не скоро родишь ты такого сына!». Исследователи-пушкинисты по праву ставят это письмо Александра Карамзина в ряд с письмами А.И.Тургенева, П.А.Вяземского, В.А.Жуковского. А ведь Карамзину было всего 22 года.
В военной службе Александр Карамзин служил недолго. Он вышел в отставку, поселился в семейном имении в Нижегородской губернии, до старости занимался сельским хозяйством и служил предводителем дворянства.
Сообщение: 1125
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 10.04.08 15:46. Заголовок: С Карамзиными, навер..
С Карамзиными, наверное, не может быть однозначной оценки. Трудно, находясь в настоящем, видеть будущее. Правда, они пытаются это сделать. Они всё время ОЦЕНИВАЮТ окружающих их людей; они создают из жизни литературу, не обладая литературным даром. Поэтому их «пророчества» всё время сбываются с точностью наоборот, ибо жизнь движется по иным законам и гениально (прекрасно или ужасно – это уже другой вопрос).
Если убрать оценочный императив, то для меня семейство Карамзиных находится не с Пушкиным, а где-то рядом с Пушкиным. Не обладая возможностью видеть и удерживать суть в мощном и плавном течении быта, они даже не наблюдают, а выносят о поэте и обо всём остальном приговоры, которые приняты dans son grand monde, а не dans le trés grand monde (я уже не говорю о Божественном). Карамзинское «высшее общество» строилось на принципах собственной избранности, доставшейся им в наследство от одного историка. Но этот историк имел хоть какие-то основания для избранности, а эти «факелоносцы» строились на пустом месте. Они даже не подозревали, что История расставит всё на свои места – кто был избран, а кто нет. А тогда, в 1836-м году… Прав Лепорелла. В настоящем мы не всегда достойно выдерживаем натиск обстоятельств.
Сообщение: 1128
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 10.04.08 17:48. Заголовок: И ещё одно о Карамзи..
И ещё одно о Карамзиных, точнее, о Карамзиной Екатерине Андреевне в девичестве Колывановой, сестре П. А. Вяземского. Когда она пишет о том, что Пушкин попросил её перекрестить перед смертью, она всё равно продолжает писать с позиции «избранности». Даже здесь… Это она перекрестила тихонько умирающего гения, это её он попросил перекрестить ещё раз, это ей он поцеловал руку. У неё даже не возникает вопроса «почему?»
«Философия самая ужасная вещь настоящего века... Видя такую всеобщую гадость в жизни, можно помешаться и даже написать письма, вроде Чедаева…» -- чудо-перл от жуаёзной банды!
Возвращаясь к Дружбе, возвращаясь к Жуковскому (от Вяземских-Карамзиных) -- к 20-летней дружбе поэтов-литераторов и просто двух весьма разноустроенных людей, сохранивших интерес и дружеское расположение друг к другу... Может, всё-таки, это и есть пример дружбы, питавшейся из одного источника добра и красоты?.. Что было бы с Пушкиным, если бы рядом - физически, духовно, практически-утилитарно и психологически - не было этого терпеливого, мягкого, культурного человека и творческой личности?
Или друзья - это сибарит Нащокин и дельный Плетнев?
----------------------------------------------------- Скрытый текст
И - для контрасту: «Александра была некрасивая, но весьма умная девушка. Еще до брака Пушкина на Натали, Александрина знала наизусть все стихотворения своего будущего зятя и была влюблена в него заочно. Вскоре после брака Пушкин сошелся с Александриною и жил с нею. Факт этот не подлежит сомнению. Александрина сознавалась в этом г-же Полетике.» (Кн. А. В. Трубецкой. Рассказ об отношении Пушкина к Дантесу. См.: П.Е.Щеголев, стр.404.)
Факт этот не подлежит сомнению. Александрина сознавалась в этом г-же Полетике.» (Кн. А. В. Трубецкой. Рассказ об отношении Пушкина к Дантесу. См.: П.Е.Щеголев, стр.404.)
Ага, Лепорелла, вот вы и вернулись к нашему давнему спору с пушкинистом Андреем, помните его? Это хорошо, что мы всё время возвращаемся к тому, о чём говорили уже. Мы за это время «поднабираемся» информации, начитываем что-то специально и поэтому, льщу себя надеждой, возвращаемся к вопросу по-другому, другими. Этот спор был в разделе «Заметки и дискуссии о Пушкине» и начался в сентябре прошлого года. Скажите, дорогие мои: кто верит в то, что Трубецкой рассказывал только точные факты? Известные ему лично и доподлинно?
Сообщение: 1612
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 11.04.08 01:39. Заголовок: Светлана пишет: а с..
Светлана пишет:
цитата:
а сейчас даже не знаю, что и думать...
Думайте о нём, как вам подсказывает сейчас ваше ощущение. В конце концов, мы все живые люди, и наше мнение может меняться (а потом ещё раз, и ещё раз). Это не беспринципность, это развитие. А вообще-то, для меня лично семья Карамзиных – странна…Очень странна…И, на мой взгляд, их нельзя назвать друзьями Пушкина. Или теми друзьями, про которых стихи «но от друзей храни нас Бог!»
не будь Карамзина (кстати, умер от приобретённой в тот день 14 декабря простуды, а может ... понял что-то очень-очень важное для себя о России?) - о каких Софи (и иже с ними) мы бы вспоминали по доброй воле?
Ага, Лепорелла, вот вы и вернулись к нашему давнему спору с пушкинистом Андреем, помните его? Это хорошо, что мы всё время возвращаемся к тому, о чём говорили уже. Мы за это время «поднабираемся» информации, начитываем что-то специально и поэтому, льщу себя надеждой, возвращаемся к вопросу по-другому, другими. Этот спор был в разделе «Заметки и дискуссии о Пушкине» и начался в сентябре прошлого года. Скажите, дорогие мои: кто верит в то, что Трубецкой рассказывал только точные факты? Известные ему лично и доподлинно?
бежит-журчит водамысль
дневник пишется (писался раньше, давным-давно) для себя (внутреннего и -- для собственного дальнейшего употребления), именно потому, что думающему человеку отлично известно - как ненадежна собственная память, стало быть, и воспоминания других (это мой ответ, нянюшка, на Ваш конкретный вопрос )
а вот другое, о ДРУГИх: жена Мандельштама, вдова Булгакова, сестра Филонова ... СБЕРЕГЛИ, ДОЖДАЛИСЬ, ВЫПОЛНИЛИ ДОЛГ, спасли РУКОПИСИ своего МАСТЕРА (между прочим, под страхом смерти или страшного наказания, несмотря на террор-войну-блокаду-мор...)
Сообщение: 1131
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 11.04.08 22:33. Заголовок: О Трубецком
О рассказе А. В. Трубецкого, «почтенного старца», 74-летнего генерал-майора, состоявшего при артиллерийском складе в Одессе, бывшего «Бархата», фаворита императрицы Александры Фёдоровны…
Во-первых, это не дневник, а рассказ. И весь этот рассказ – воспоминание о событиях 50-тилетней давности, изобилующее неточностями, несовпадениями. Более того, большая часть воспоминаний – это пересказ событий с чьих-нибудь слов: Идалии Полетики, Жоржа Дантеса. Ахматова точно определила, что сцена с поцелуем Дантеса и Натальи Николаевна – явное переложение из «Декамерона». Трубецкой и остальные твердили только то, что им предоставлял Дантес. К тому же прогулки с Идалией на старости лет не привели ни к чему хорошему. Она могла сказать всё, что угодно. В памяти «весёлой шайки» Дантеса ярче всего зафиксировались те события и слухи, которые произошли и возникли перед дуэлью (Штирлиц знал, что лучше всего запоминается последняя фраза). Поэтому слух об Александрине, пущенный уже после свадьбы Дантеса с Катериной, т.е. после 10-го января, через 50 лет разросся и до октября, и до даже конца лета 1836-го года.
Аргумент за «достоверность» воспоминаний Трубецкого, что он, дескать, вспоминал яркие события своей незабываемой молодости, для меня неубедителен. С возрастом молодость обрастает легендами и мифами и похожа на себя действительную, как рассказ Рабиновича о пении Карузо. Достаточно вспомнить «Алмазный мой венец» Катаева, не последнего в уме человека, но «правдиво» написавшего о своей молодости тогда, когда остальные уже умерли и никто не мог его опровергнуть. Точно так же и Трубецкой скромно откровенничал и попросил напечатать книжечку в 10-ти экземплярах, а то вдруг прочтёт Александрина и ему придётся стреляться с Фризенгофом. Но на 10 экземпляров всё-таки согласился, чтобы «вякнуть» своё слово в истории.
Думаю, что и Арапова не прошла мимо консультаций у Полетики.
Дневники же – это к слову о дневниках – пишут обычно не для себя, а для потомства. Для памяти – это, например, конспективные заметки Жуковского о гибели Пушкина. Там до сих пор не разберутся что к чему, потому что Жуковский писал для себя и только для себя. Если бы дневники писались исключительно для индивидуального пользования, то их бы сжигали одновременно с исповедью. Зачем они, если для себя? Везде расчёт, что потомство прочтёт, и ту, по-моему, не надо лукавить. А ещё можно и приврать в дневнике, чтобы потомство не сомневалось в искренности – если для себя писалось, то зачем же врать? А ещё есть шанс, что в будущем прочтут, что нельзя было произносить вслух, т.е., как Вы точно заметили, Лепорелла, сберечь бесценные рукописи.
разумеется, всё так [ можно вспомнить Льва Николаевича, "забывавшего" - для Софьи Андреевны - текущий дневник, куда жена его и заглядывала тут же, как только он отправлялся с косой и босой К М У Ж И К У, которого так жалел Карамзин-мл. ] Скрытый текст
просто мне хотелось слегка поговорить о "Памяти", пока не забыл "о чём я думал"
Сообщение: 1633
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 12.04.08 17:08. Заголовок: Из вашего диалога я ..
Из вашего диалога я поняла несколько вещей. Во-первых, мы все здесь пишем «для памяти». Главное, чтобы это потом никуда не делось. Во-вторых, Трубецкой был враль и мерзавец, это для меня теперь абсолютный факт. Что до жён, Дорогой Лепорелла, то многие из них, думаю, именно для того Господом и были поставлены рядом со своими гениальными мужьями, чтобы всё это до нас донести. Что называется, ПРОМЫСЕЛ БОЖИЙ.
Сообщение: 1138
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 14.04.08 21:25. Заголовок: Нигде не могу найти ..
Нигде не могу найти информацию, что делали Геккерн и Дантес после отъезда своего из России с 1837-й по 1843-й год. Где они жили, чем занимались. У меня нет никакой информации. Особенно о Геккерне. Кто-нибудь знает?
Дантес, будь он неладен, жил с женой в Сульце (выезжали, разумеется, во всякие там Бадены и Европы ихние). А вот относительно г.Г. -- хороший вопрос ... Скрытый текст
между мерзавцами г.Г. и т.Т. -- есть всё же существенная разница (как для них, своекорыстных «вралей», так и для нас, грешных), я полагаю
«Дистанция огромного размера» – с одной стороны. С другой, не будь всяческих трубецких, через кого бы до нас дошла версия Геккерна? Это ведь взаимосвязанные люди. То есть, те, кто создаёт слухи, всегда опираются (пусть мысленно) на тех, кто эти слухи будет потом «переносить» как комары малярию.
« Многие офицеры посчитали, что «французишка» осрамил собой гвардию в целом и полк, к которому был приписан. Гвардейский офицер Афанасий Синицын вспоминал:
Я насмотрелся на этого Дантесишку во время военного суда. Страшная французская бульварная сволочь с смазливой только рожицей и с бойким говором. На первый раз он не знал, какой результат будет иметь суд над ним, думал, что его, без церемонии, расстреляют или в тайном каземате засекут казацкими нагайками. Дантес растерялся, бледнел, дрожал. А как проведал через своих друзей, в чем вся суть-то, тогда поднялся на дыбы, захорохорился, черт был ему не брат, и осмелился даже сказать, что таких версификаторов, каким был Пушкин, в его Париже десятки. »
«ПОСЛЕ дуэли Дантес был немедленно уволен из гвардии, разжалован в рядовые и выслан из России. Он был страшно напуган — не ждал, что так легко отделается, и отправился за границу так поспешно, что за 4 дня умудрился проделать 800 верст пути. Несколько лет он тихо сидел в своем имении в Эльзасе. Верная Екатерина отправилась в изгнание вместе с мужем. Она родила ему четверых детей и умерла после родов в 1843 году, на седьмом году замужества. А барон Геккерн-Дантес, весьма обеспеченный человек, еще долго потом судился с Гончаровыми из-за ее мизерного наследства… Убедившись, что ему ничего не грозит, Дантес потихоньку занялся политикой, используя связи своего приемного отца. Став депутатом Учредительного собрания, он поставил на партию Луи-Наполеона Бонапарта, внучатого племянника императора Наполеона I, — и выиграл.
В 1848 году Луи Бонапарт стал президентом Франции, а через три года совершил переворот — распустил Законодательное собрание, отменил республику и стал императором Наполеоном III. Своих верных сторонников император наградил — 40-летний Дантес, например, получил звание сенатора, которое давало, ко всему прочему, пожизненное содержание в 30 тысяч франков в год.
Одно время Дантес занимался предпринимательством, причем весьма успешно. Однажды его посетил известный парижский коллекционер-пушкинист, не смог удержаться и спросил: «Но дуэль с гением… Как же вы решились? Неужели вы не знали?» Дантес искренне возмутился: «А я-то? Он мог меня убить! Ведь я потом стал сенатором!» Жорж Шарль Дантес умер 2 ноября 1895 года, в возрасте 83 лет, окруженный детьми, внуками и правнуками. Один из внуков Дантеса, Леон Метман, вспоминал: «Дед был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой, что, не будь этого несчастного поединка, его ждало бы незавидное будущее командира полка где-нибудь в русской провинции с большой семьей и недостаточными средствами». -------------------------------------------------------------------------------- Жорж Шарль Дантес вошел в историю как убийца Пушкина, а вовсе не благодаря своим заслугам, которых не было. Великого поэта убил человек, которому не было никакого дела до поэзии. Другой герой программы «ЗЛЫЕ ГЕНИИ» из цикла «ТАЙНЫ ВЕЛИКИХ» сделал уничтожение поэтов своим увлечением. Иосифу Сталину мало было убить гения: он стремился растоптать, унизить — и только потом убить. А вот третий герой программы — композитор Антонио Сальери — считается злым гением совершенно незаслуженно. Почему? Смотрите программу «ЗЛЫЕ ГЕНИИ» из цикла «ТАЙНЫ ВЕЛИКИХ» на РЕН-ТВ во вторник, 3 мая, ровно в полночь.» Марина БАНДИЛЕНКО
Сообщение: 1659
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 15.04.08 17:58. Заголовок: А кто такой этот сам..
А кто такой этот самый Анатолий Королёв? просветите неграмотную няню…У него там что-то про седьмую тетрадь…А где предыдущие шесть? И есть ли последующие?
Ага! Кое-что понятно: в левом верхнем углу, если нажать на название журнала, где сие было опубликовано, «Нева», появится содержание номера. Оказывается, седьмая тетрадь – это название рубрики, в которой напечатаны изыскания. Там про Питер много, судя по названиям, интереснее, чем вот про камергера Пушкина. Люблю я такие «изыскания». Одно дело, когда строчку неразборчивую пытаются прочесть, а совсем другое – приказ о назначении в должность. Он-то должен быть в архивах, никуда не делся. Или его нет. А чего тогда на пустом месте гипотезы строить…
Сообщение: 1663
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 15.04.08 18:17. Заголовок: Вот, к примеру, если..
Вот, к примеру, если в содержание журнальчика в вашей ссылочке, Лепорелла, заглянуть, отличные краеведческие статьи в этом же разделе, где и товарищ Королёв тиснут.
Сообщение: 1139
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 17.04.08 15:36. Заголовок: Задали Вы мне загадк..
Задали Вы мне загадку, Лепорелла! В «Загадках» Шехерезады. Есть там у Вас одна ссылка из «Вокруг света». Написано в статье об Идалии Полетике, дескать, она была тайной любовью кавалергарда. Не всё там ровно, но есть одна подсказка:
цитата:
Спустя несколько месяцев Дантес будет якобы «афишировать» свою страсть, «балагурить», «разыгрывать спектакль». Но в начале 1836-го он старательно оберегает репутацию своей избранницы. И тщательно зашифровывает в письме к барону-попечителю ее имя.
«...Не беспокойся, тайна эта известна только мне и ей (у нее та же фамилия, что у той дамы, которая писала тебе по поводу меня, что ей очень жаль, но мор и голод разорили ее деревни); теперь ты понимаешь, что от такой женщины можно потерять голову».
И стал я рыться в разных источниках. Во-первых, такого письма Дантеса пока не нашёл. Может быть, оно напечатано в «Звезде» за 1995-й год, но у меня нет этого журнала под рукой. Хотя остальные цитаты в «Вокруг света» верны.
Ежели принять на веру это высказывание, то достаточно установить имя дамы, «которая писала тебе по поводу меня, что ей очень жаль, но мор и голод разорили ее деревни», и обнаружить имя замужней женщины, одной из первых красавиц Петербурга, у которой ревнивый муж, у которой есть дети (сколько – Дантес не пишет). Есть ещё примета этой женщины: у неё умерла свекровь 27 марта 1836-го года. Эта дата вычисляется по письму Дантеса от 28 марта 1836-го года, где он пишет: «…я всё ещё безумно влюблён в неё; но сам Бог пришёл мне на помощь: вчера она потеряла свою свекровь, и поскольку мне будет невозможно её видеть, я, вероятно, освобожусь от этой ужасной внутренней борьбы – пойти к ней или нет? – которая возобновляется всякий час, когда я один, и признаюсь, что последнее время я боялся оставаться дома один и старался постоянно выходить…» Серена Витале считает, что «свекровь» – это Надежда Осиповна Пушкина, скончавшаяся 29 марта. «Из этого можно предположить, – пишет Витале, – что Дантес начал писать письмо 28 марта и закончил два дня спустя». Это, конечно, можно предположить, но сперва надо проверить архивы: кто из свекровей первых красавиц Петербурга умерли с 27–28-го марта 1836-го года. Ежели таковых, кроме Надежды Осиповны, нет, то тогда имя женщины, которую ни разу в своих письмах Дантес не называет по имени, будет ясно. А так догадка одна, и все под неё подытоживают. А вдруг что-то интересненькое откроется?
Конечно, наилучшая кандидатура – Наталья Николаевна Пушкина. Тогда можно предположить имя дамы, у которой голод и мор разорили деревни – Мусина-Пушкина, например. Она была родственницей Дантеса, и он мог обратиться к ней с просьбой «займа» (если он как просьба действительно существовал). Странное совпадение, но одну из Мусиных-Пушкиных – Эмилию Карловну – называли в свете «другой Пушкиной», ибо была так же красива, как и Наталья Николаевна. Правда, её свекровь умерла в 1829-м году. А у Идалии Полетики – в 1802-м или 1803-м. Так что не подходит Идалия под описание той женщины, о которой так изливался Дантес в письмах Геккерну.
да, эта "зашифрованная" дама уже фигурировала однажды у нас на Форуме, кажется, где-то у Забабуровой (это очень даже может оказаться и не так!); помню только, что не Н.Н.
возвращаюсь к Вашему вопросу « Отправлено: 14.04.08 22:25 ... Нигде не могу найти информацию, что делали Геккерн и Дантес после отъезда своего из России с 1837-й по 1843-й год. »
« ...Сказать обо всем этом в книге о Тютчеве поистине необходимо, ибо Нессельроде был, как мы еще увидим, и его главным врагом. «Связь» Тютчева и Пушкина со всей определенностью выразилась и в этом... Более того, и непосредственные «исполнители» убийства Пушкина— Геккерн и его «приемный сын» Дантес — были достаточно хорошо известны Тютчеву. Ведь изгнанный в 1837 году из России Геккерн через пять лет сумел стать голландским послом в Вене и сыграл свою роль в подготовке того отвратительного предательства, которое совершила Австрия по отношению к своей давней союзнице России во время Крымской войны... » http://www.fedor-tutchev.narod.ru/dyel.htm --- http://www.fedor-tutchev.narod.ru/krim1.htm ( т.е. с 1842(?) года г.Г. -- посол в Вене, а где был в предшествующие 5 лет - ? )
Сообщение: 1145
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 18.04.08 11:28. Заголовок: Кое-что удалось найт..
Кое-что удалось найти о том, что делали Дантес и Геккерн в период с 1837-го по 1842-й год, т.е. тогда, когда Геккерн уехал служить в Вену на тридцать с лишним лет. Но для начала прочтите вот это: Чарыков Н. В. «Известия о дуэли Пушкина, имеющиеся в Голландии» »»». Здесь даются сведения, что делал голландский посол Геккерн в период с 1823-го по 1836-й год в Петербурге. Очень любопытно. И, кстати, вот ещё одна из причин для усыновления им Дантеса: для контрабанды. Она не главная, а побочная, но – не исключено.
А теперь отрывок из биографического очерка Луи Метмана «Жорж-Шарль Дантес»
цитата:
Барон Геккерен, покинувший в первые месяцы 1842 года (ошибка: Геккерна выставили из Петербурга в 1837-года) пост посла в Петербурге для того же поста при венском дворе, входил в жизнь молодой четы многочисленными свидетельствами своего участия. Екатерина Геккерен охотно посещала одно имение, лежащее в долине Массево, близ Сульца, и расположенное на одном из уступов Вогез, с великолепным видом; он поспешил купить небольшой участок земли Шиммель, построил там простой дом и подарил его детям, чтобы они могли проводить там летние месяцы вполне интимно. Он пригласил их в 1842 году погостить у него несколько месяцев в Вене, с тремя девочками. Акварельный портрет, копия с которого была послана бароном Геккереном-Беверварт госпоже Гончаровой в её имение Полотняный завод, изображает их сидящих красивой группой в широком кресле. Портрет этот сохранился там до сих пор (сноска у Щёголева: «Полотняный завод» А. Средина, Старые годы, сентябрь 1910). Путешествие в Вену, редкие поездки в Баден-Баден, где Жорж Геккерен видался с некоторыми петербургскими товарищами и друзьями, и откуда его шурин, Иван Гончаров, посетил свою сестру в Сульце, путешествие в Париж (1838), во время которого была написана миниатюра, один из двух портретов Екатерины, написанных за время её замужества (читайте: оставшейся после дуэли жизни), летние месяцы, проводимые в Шиммеле, вместе с рождением трёх дочерей, суть самые крупные события семейной жизни, полной интимности и взаимного доверия…»
Вот такая цитата.
После смерти Екатерины Геккерн Дантес оставляет своих детей на попечение своих бездетных сестёр и начинает политическую карьеру. После отставки в 1875-м году Луи Геккерн («папа») переехал в Париж к Дантесу после шестидесятилетней службы. Имение Геккерна досталось его младшему брату. Кстати, пара любопытных замечаний. Луи Геккерн начал свою карьеру с… моряка. В четырнадцать лет. А потом его призвали на дипломатическую службу в Стокгольм. Оттуда уже в Петербург. До 1833-го года у него был друг: герцог Роган-Шабо, «который прослужив в чине полковника в армиях императора, пережил ужасное несчастье, а именно: лишился своей молодой жены, сгоревшей вследствие неосторожности. В отчаянии приняв монашество, герцог де Роган весьма быстро достиг высших духовных степеней; ему было суждено умереть кардиналом-архиепископом Безансона в 1833-м году. Во время своего пребывания в Риме кардинал де Роган убедил своего друга принять католичество (Геккерн до этого был протестантом), что несколько лет спустя позволило барону Геккерену вести переговоры с Григорием XVI по поводу конкордата, возникшего между первосвятителем римским и Голландией». Этот отрывок тоже из Луи Метмана. Кстати портрет кардинала де Рогана хранился в Сульце.
А вот ещё одно любопытное замечание… В Париже Дантес, когда делал карьеру после смерти Екатерины, был постоянным посетителем салонов Тьера, княгини Ливен и госпожи Калержи. Так вот, княгиня Ливен была урождённая Бенкендорф, г-жа Калержи была урождённая Мария Несселроде. Вот такое маленькое замечание. Но через эти салоны было удобно делать карьеру.
«...Его противникъ былъ также смертельно раненъ.» -- удавительные и бесПодобные сказки Шахразады!
« ...и сравнительно порядочное поведеніе означеннаго офицера — съ другой, могли бы убедить поэта не придавать значенія этому, если бы появленіе анонимныхъ писемъ, наполненныхъ клеветой и презрительными намеками, не возбудило въ душе Пушкина чувства ревности и уязвленнаго самолюбія... анонимныя письма не прекращались и ихъ неоднократное появленіе привело наконецъ къ дуэли, жертвой которой сделался, смертельно раненный, Пушкинъ... назиданіе Государя — „умереть, какъ подобаетъ христіанину, примирившись съ міромъ“, что и было исполнено. Кроме того, Государь послалъ ему сказать, что будетъ заботиться о его безъ вины пострадавшей жене и осиротелыхъ детяхъ, что было исполнено съ присущей этому Монарху безграничной добротой... » -- пример "бескорыстной" заботы фермера о своих ... кроликах (или -- не забудем и Голландию! -- тульпанах)
из письма Карамзиной Софи брату Андрею 24 июля/5 августа 1836: « ...Вышел второй номер Современника. Говорят. что он бледен и в нем нет ни одной строчки Пушкина (которого разбранил ужасно и справедливо Булгарин, как светило, в полдень угасшее. Тяжко сознавать, что какой-то Булгарин, стремясь излить свой яд на Пушкина, не может ничем более уязвить его, как говоря правду!). Там есть несколько очень остроумных статей Вяземского, между прочим, одна по поводу Ревизора. Но надо же быть таким беззаботным и ленивым, как Пушкин, чтобы поместить здесь же сцены из провалившейся Тивериады Андрея Муравьева!.. » -- не правда ли МИЛО? для 3-летней ... пардон, 34-летней иждивенки; но вот из письма младшенького - всего-то 21 год ребёнку - брата Александра от 25 июля узнаём и другое (мужское) мнение: « ...Не верь Софи в том, что она тебе говорит о Современнике, он превосходно составлен; правда, Пушкин ничего не написал, но там есть очень хорошие статьи дядюшки и Одоевского. Пушкин собирается выпустить новый роман... » -- из письма "беззаботного и ленивого" Давыдову в том же августе: «Тяжело, нечего сказать. И с одною ценсурою напляшешься; каково же зависеть от целых четырёх? Не знаю, чем провинились русские писатели... Но знаю, что никогда не бывали они притеснены , как нынче...»
хотя, и он -- "туда же" (из письма 12-15 сентября): « ...накануне видел Пушкина, которого он нашел ужасно упадшим духом, раскаивавшимся, что написал свой мстительный пасквиль [ "На выздоровление Лукулла" -- «Спасибо переводчику с латинского... Биографическая строфа будет служить эпиграфом всей жизни арзамасца-отступника. Другого бы забыли, но Пушкин заклеймил его бессмертным поношением . - Поделом вору, и вечная мука! » - писал из Парижа А.И.Тургенев ], вздыхающим по потерянной фавории пубилки. Пушкин показал ему только что написанное им стихотворение, в котором он жалуется на неблагодарную и ветреную публику и напоминает свои заслуги перед ней [ "Памятник" ]. Муханов говорит, что эта пьеса прекрасна. Кстати, о Пушкине. Я с Вошкой и Аркадием после доолгих собираний отправились вечером Натальина дня en partie de plaisir к Пушкиным на дачу... В назначенный день мы опять отправляемся в далекий путь, опять едем в глухую, холодную ночь и почти час слушаем, как ходят ветры севера и смотрим, как там и сям мелькают в лесу далекие огни любителей дач; приехали: "Наталья Николаевна приказали извиниться, они очень нездоровы и не могут принять". Тогда проклятия и заглушенные вопли вырвались из наших мужских грудей. Мы послали к черту всех женщин, живущих на Островах и подверженных несуразным расстройствам, и вернулись домой еще более смущенные, чем в первый раз. Этим и ограничились пока наши посещения. Не будь этого услужливого недомогания, Пушкины приехали бы в Царское провести вчерашний и позавчерашний дни. Эта помеха сделала совершенно счастливой мою нежную голубку, хотевшую в столь торжественный день моих именин царствовать без соперниц. Но судьба посмеялась над ее радостью и позабавилась тем, что повернула против нее же самой ее злые, бесчеловечные пожелания колик Пушкиным... » -- "глупый маленький мышонок" ... смеялся со своей голубкой: Скрытый текст
« Наталья Александровна Пушкина-Дубельт, графиня Меренберг ( 23.05.1836 года [Петербург, Каменный остров] -- 10.03.1913 года [Майнц, Германия] ) Ната́лья Алекса́ндровна Пу́шкина-Ду́бельт, графи́ня Меренберг (23 мая 1836, Петербург – 10 марта 1913, Майнц) – младшая дочь Пушкина, морганатическая супруга принца Николая-Вильгельма Нассауского. Получила домашнее образование. Современники называли графиню Натали «прекрасной дочерью прекрасной матери» и «лучезарной принцессой». В 1876 г. Наталья Александровна предоставила И.С. Тургеневу для публикации письма отца к ее матери. Это вызвало недовольство ее братьев. С 1868 года графиня Меренберг (этот титул был дан ей семьей мужа по крепости Меренберг, стоявшей близ Висбадена (родовое владение принцев Нассау). Позже графияня превратила эту крепость в музей Дети от 1-го брака (1852–68, развод) с Михаилом Леонтьевичем Дубельтом (1822–1900): Наталья Михайловна Дубельт-Бессель (1854–1925). Муж – Арнольд Герман Иозеф Иоганн Непомук Франц Ксавер Леопольд фон Бессель (1827–1887). Леонтий Михайлович Дубельт (1855–1894), капитан второго ранга. Анна Михайловна Дубельт-Кондырева (1861–1919). Муж – Александр Павлович Кондырев (1855–1900), титулярный советник. Дети от 2-го (морганатического) брака с принцем Николаем-Вильгельмом Нассауским (1832–1905): Софья Николаевна Меренберг (1868–1927), графиня де Торби. Получила титул графини де Торби от Великого герцога Люксембург в 1867 году. Муж – (морганатический брак, 1891) князь Михаил Михайлович Романов (1861–1929) Александра Николаевна фон Меренберг(1869–1950, Буэнос-Айрес). Муж – аргентинец Максимо де Эли. Георг-Николай фон Меренберг (1871–1948). Жена – Ольга Александровна Юрьевская (1873–1925), дочь Александра II »
3/15 сентября: «Вчера вечером с я Володькой опять ездили к Пушкиным и было с нами оригинальнее, чем когда-нибудь. Нам сказали, что дескать дома нет, уехали в театр. Но на этот раз мы не отстали так легко от своего предприятия, взошли в комнаты, велели зачечь лампы, открыли клавикорды, пели, открыли книги, читали и таким образом провели час с четвертью. Наконец, они приехали. Поелику они в карете спали, то и пришли совершенно заспанные, Alexandrine не вышла к нам и прямо пошла лечь; Пушкин сказал два слова и пошел лечь. Две другие [ sic! да-да, две другие -- Л-ла ] вышли к нам зевая и стали просить, чтобы мы уехали, потому что им хочется спать; но мы объявили, что заставим их с нами просидеть столько же, сколько мы сидели без них. В самом деле мы просидели более часа. Пушкина не могла вынести так долго, и после отвегнутых просьб о нашем отъезде она ушла первая. Но Гончарова высидела все 11/4 часов, но чуть не заснула на диване. Таким образом мы расстались, объявляя, что если впредь хотят нас видеть, то пусть присылают карету за нами. Пушкина велела тебе сказать, что она тебя целует. (Ее слова)... » -- можно уже вспоминать "Грядущего хама" Мережковского
(спасибо Сверчку) А.А.А. : « ...Все остальные члены дантесовской «bande joyeuse» <веселой шайки>, о существовании которой мы узнали сравнительно недавно, приносили посильную пользу. Их деятельность, получившая отражение в семейной переписке Карамзиных (об отсутствии которой так сокрушался Щеголев), сводилась к тому, что они, во-первых, осуждали Пушкина и представляли его старым ревнивым мужем красавицы, человеком с невыносимым характером и т. д., а во-вторых, несомненно сообщали через своего, главаря голландскому послу все, что делается у Пушкиных, и не приходится удивляться, что кто-то предупредил баронов, что Пушкин намерен их бить на балу у графини Разумовской. Даже после смерти Пушкина они продолжали эту линию поведения (Машенька Вяземская-Валуева). [ См. письмо Дантеса из-под ареста к презусу суда. Теперь нетрудно объяснить таинственную запись в дневнике А. И. Тургенева (19 декабря 1836 г.) «Вечер у кн. Мещерской (Карамзиной): О Пушкине – все нападают на него за жену, я заступался. Комплимент Софьи Николаевны моей любезности». Вот что происходило (вероятно, не особенно редко) за спиной Пушкина в доме его «друзей» ]... » Скрытый текст
18/30 октября, Софи - Андрею: « ...Вчера в воскресенье, Вяземские и Валуевы "по древнему и торжественному обычаю" у нас обедали и после обеда тоже пожелали послушать твое письмо. Они шлют тебе тысячу нежностей; но воля твоя, счастье их выглядит очень скучно и очень безжизненно. Вечером Мари устроила у себя чай, были неизбежные Пушкины и Гончаровы, Соллогуб и мои братья. Мы не смогли туда поехать, потому что у нас были гости: госпожа Огарева, Комаровские, Мальцов и некий молодой Долгорукий, друг Россетов, довольно бессцветная личность... Кстати, Николай Мещерский -- жених, он приступом взял свою Александрину, вот и он также скоро будет спать на своем счастье. Как видишь, мы вернулись к нашему городскому образу жизни, возобновились наши вечера, на которых с первого же дня заняли свои привычные места Натали Пушкина и Дантес, Екатерина Гочарова рядом с Александром, Александрина -- с Аркадием, к полуночи Вяземский и один раз, должно быть по рассеяности, Виельгорский, и милый Скалон, и бестолковый Соллогуб, и всё по-прежнему, а только нет Андрея, а потому еще по-бесцветнее!... »
28 октября, (17-летний) Владимир - Андрею: « ...я не понимаю бессмысленной любви русского к своей плоской стране, к ее болотам, к ее грязи, к ее законам, которые не существуют, к ее тягостной тирании, к ее обычаям, искорененным рукой Великого, к народности, разорванной в клочья. Но придет время, когда наши дети поймут. что можно любить Россию. Довольно политики! Мое существование, дорогой Андрей, смертельно бледно от скуки. Я зеваю так, что мог бы проглотить два языка, если бы они у меня были. Университет и моя комната -- вот где можно меня найти всегда, ко всему остальному я питаю отвращение. Ибо, видишь ли, мнения, которые приходится всегда подавлять, любовь, которую нужно стараться заглушить, -- от этого жизнь становится в тягость. И еще -- прибавь ко всему кучу домашних неприятностей, несправедливость, мною мало заслуженную, и ты поймешь, что это не фразы, лишенные смысла, и не мысли, лишенные оснований. Сейчас, когда Катрин в деревне, когда ты находишься так далеко, далеко, я, поистине, не знаю, на кого из окружающих перенести океан любви, которую я к вам испытываю, Я, правда, люблю и Александра, -- он добр, благороден, справедлив, -- но в его сердце я не нахожу того животворящего тепла, какое горит в ваших сердцах и которое так мне понятно! Софи слишком сильно любит тебя, чтобы кому-либо другому отвести уголок в своем сердце; я же хочу, чтобы мне платили равной монетой; да к тому же она эгоистична и легкомысленна. Лиза -- добрая девушка, но в ней кроется много дурного, и она еще никто. Что касается маменьки... » -- начало письма см. на ветке "Заметки и дискуссии о Пушкине ": «Отправлено: 22.04.08 22:30»
Сообщение: 630
Зарегистрирован: 09.01.08
Откуда: Нижний Новгород
Репутация:
2
Отправлено: 20.04.08 13:53. Заголовок: Не слишком ли сурово..
Не слишком ли сурово судим мы Карамзиных, Вяземских и иже с ними?.. Они были светскими людьми своего времени, вели себя соответственно... Кто вообще достойно повел себя в той ситуации с дуэлью?.. Жуковский, который "взял свою булавочку из игры"?.. Мне кажется, просто ситуация была очень запутанной, так сложились обстоятельства, не всякий бы сразу разобрался, что к чему, и кто виноват... Стоит ли видеть в этом некий "заговор" и всех поголовно считать членами банды и мерзавцами?..
Пушкин лично им ничего плохого за всю жизнь свою так и не успел сделать, а они -- только успевали языками чесать, мешаться у него под ногами, "заводить" трех сестер, шустрить с секретными докладами во вражеский лагерь, думать ТОЛЬКО о шурах-мурах чужих ... к станку их ... балетному для началу, а там видно будет, чё с распоясавшимися бездельниками делать ... в Сибирь снег убирать, вот тогда бы быстренько в разум вошли, хотя бы память отца перестали порочить, если уж на Пушкина наплевать было
Сообщение: 631
Зарегистрирован: 09.01.08
Откуда: Нижний Новгород
Репутация:
2
Отправлено: 20.04.08 14:33. Заголовок: Л.
Лепорелла пишет:
цитата:
а они -- только успевали языками чесать, мешаться у него под ногами, заводить трех сестер, шустрить с секретными докладами во вражеский лагерь, думать ТОЛЬКО о шурах-мурах чужих ...
Ну да, но не в этом ли и состоит "смысл" "светской жизни"?... Ведь "безобиднейшие" занятия... со "светской" точки зрения... Кто же знал, что это обернется трагедией?.. Не со зла же они это делали...
Лепорелла пишет:
цитата:
если уж на Пушкина наплевать было
Да что уж сразу "наплевать"?.. Ведь по письмам видно, что не наплевать, особенно после дуэли, когда они спохватились и начали сожалеть о своих сплетнях, та же Софи Карамзина... Не для красного же словца они все это писали, в надежде, что потомки потом найдут их письма и причислят к "друзьям Пушкина"?..
Лично мне кажется, что Карамзины были не лучше и не хуже остальных... Однако, то, что их зря включили в список "друзей Пушкина" - для меня сейчас очевидно. Не друзья, а так... приятели...
Сообщение: 632
Зарегистрирован: 09.01.08
Откуда: Нижний Новгород
Репутация:
2
Отправлено: 20.04.08 15:05. Заголовок: О "друзьях" Пушкина
Вообще мне кажется, что этот двухтомник "Друзья Пушкина" (составитель В.Кунин) составлен неправильно. В него включены не друзья, а именно приятели, знакомые Пушкина. Пушкин легко сходился с людьми и таких светских знакомых, приятелей у него была целая толпа. Но были ли они его друзьями?.. Я бы даже Жуковского не отнесла к его друзьям, так как он занимал по отношению к Пушкину какое-то более "начальственное" положение, он не был с ним на равных... Поэтому мне кажется, что в самую трудную пору своей жизни, когда ему требовалась поддержка друзей, Пушкин остался совершенно один. Почему перед смертью он вспомнил своих лицейских друзей - Пущина и Малиновского?.. Может быть, потому, что ему так не хватало настоящих друзей в его жизни?..
ещё раз -- Ахматова: " ...запись в дневнике А.И.Тургенева (19 декабря 1836 года): «Вечер у кн. Мещерской (Карамзиной): О Пушкине – все нападают на него за жену, я заступался. Комплимент Софьи Николаевны моей любезности». Вот что происходило (вероятно, не особенно редко) за спиной Пушкина в доме его «друзей»... "
3/15 ноября, Софи - Андрею: « ...Я должна рассказать тебе о том, что занимает всё петербургское общество, начиная с литераторов, духовенства и кончая вельможами и модными дамами; это -- письмо, которое напечатал Чедаев в Телескопе... Как ты находишь все эти ужасы? Недурно для русского!.. Это письмо вызвало всеобщее удивление и негодование. Журнал запрещен, цензор отставлен от должности, приказано посылать ежедневно к Чедаеву врача, чтобы наблюдать, не сумасшедший ли он, и еженедельно докладывать о нем государю... У нас за чаем всегда бывает несколько человек, в их числе Дантес, он очень забавен и поручил мне заверить тебя , что тебя ему не достает. Как-то раз была я в театре, где давали драму ... которая мне ужасно наскучила, несмотря на то, что дядюшка [ Вяземский ] сказал мне, будто в ней есть всё, что требуется, чтобы мне понравиться, потому что она глупа, дурно написана, слезлива, пошла и тянется три часа!.. » -- т.о. глупа, дурна, слезлива, пошла и тянется ... к Дантесу
Сообщение: 634
Зарегистрирован: 09.01.08
Откуда: Нижний Новгород
Репутация:
2
Отправлено: 20.04.08 16:56. Заголовок: Л.
Насчет Карамзиных для меня все ясно. Но вопрос остается открытым: кого же в то время можно назвать другом Пушкина и кого он сам считал своим другом?.. А.И.Тургенева?.. Или Вяземского?.. Почему же он не доверился им перед дуэлью?.. Почему предпочел Данзаса, скажем так, не слишком близкого ему друга?.. Я пришла к выводу, что у Пушкина не было настоящих друзей в то время, по сути он оставался один, окруженный множеством знакомых и приятелей... Был ли вообще кто-нибудь в тогдашнем окружении Пушкина, осенью-зимой 1837 года, кто адекватно воспринимал ситуацию и понимал положение поэта?..
в секунданты нужен был военный и надёжный муж -- Тургенев-Вяземский не подходили (кстати, о "дядюшке" Вяземском: неплохо бы посмотреть на него глазами племянников и показать фото ... Пушкину)
относительно друзей и "адекватности" ... Один в поле не воин, потому как все хотели "примирить/усмирить", так хотел свинский Свет ( "всеобщее удивление и негодование" -- попугай Фи-фи обо всем истинно глубоком и независимом) и праздношатающийся Двор ("туда ему и дорога" -- слова Михаила Романова на смерть Поэта), лицемерный Император -- а Пушкин хотел всего-то: остаться человеком (в столично-провинциальном свинарнике ... Бог не выдаст, свинья не съест -- так что же? выдал? -- тогда уж "на разрыв аорты", каждый за себя! и -- будь что будет, авось ВЫВЕЗЕТ? тройка-семерка-туз, тройка-семерка-туз, тройка-семерека... )
20-21 ноября, Е.А. -- сыну Андрею: « ...У нас тут свадьба, о которой ты, конечно, не догадался бы, и я не скажу тебе, оставляя это удовольствие твоей сестре. Впрочем, полагаю, что ты уже знаешь об этом от Ар.<кадия> Россета. Прямо невероятно, -- я имею в виду эту свадьбу [ Письмо А.О.Россета к Андрею Карамзину до нас не дошло. В нем, по-видимому, Россет сообщил об анонимном пасквиле, посланном Пушкину 4 ноября, и о последующих событиях. ], но всё возможно в этом мире всяческих невероятностей. Пока что я немного устала, да и надо оставить место для мадмуазель Софи, чтобы не лишать ее удовольствия посплетничать тебе... Кстати, советую тебе внимательно выбирать себе слугу, чтобы он был честным человеком и не обкрадывал тебя. »
21 ноября, Софи -- брату Андрею: « …Я должна сообщить тебе еще одну необыкновенную новость – о той свадьбе, про которую пишет тебе маменька; догадался ли ты? Ты хорошо знаешь обоих этих лиц, мы даже обсуждали с тобой, правда, никогда не говоря всерьез. Поведение молодой особы, каким бы оно ни было компрометирующим, в сущности компрометировало только другое лицо, ибо кто смотрит на посредственную живопись, если рядом – Мадонна Рафаэля? А вот нашелся охотник до этой живописи, возможно потому, что ее дешевле можно было приобрести. Догадываешься? Ну да, это Дантес, молодой, красивый, дерзкий Дантес (теперь богатый), который женится на Катрин Гончаровой, и, клянусь тебе, он выглядит очень довольным, он даже одержим какой-то лихорадочной веселостью и легкомыслием, он бывает у нас каждый вечер, так как со своей нареченной видится только по утрам у ее тетки Загряжской; Пушкин его не принимает больше у себя дома, – он крайне раздражен им после того письма, о котором тебе рассказывал Аркадий. Натали нервна, замкнута, и, когда говорит о замужестве сестры, голос у нее прерывается. Катрин от счастья не чует земли под ногами и, как она говорит, не смеет еще поверить, что всё это не сон. Публика удивляется, но, так как история с письмами мало кому известна, объясняет этот брак очень просто. [ В письме от 3/15 декабря 1836 г. Андрей Карамзин писал: «Что до гнусного памфлета, направленного против Пушкина <о котором Андрею писал, по-видимому, Аркадий>, то он вызвал во мне негодование и отвращение. Не понимаю, как мог найтись подлец, достаточно злой, чтобы облить грязью прекрасную и добродетельную женщину с целью оскорбить мужа под позорным покрывалом анонима: пощечина, данная рукой палача – вот чего он, по-моему, заслуживает. – Меня заранее приводит в негодование то, что если когда-либо этот негодяй откроется, снисходительное петербургское общество будет всецело его соучастником, не выбросив мерзавца из своей среды. Я же сам с восторгом выразил бы ему мое мнение о нем. Есть вещи, которые меня всего переворачивают, и эта – из их числа. ] Один только Пушкин своим взволнованным видом, своими загадочными восклицаниями, обращенными к каждому встречному, и своей манерой обрывать Дантеса и избегать его в обществе, добьется того, что возбудит подозрения и догадки. Вяземский говорит, «что он выглядит обиженным за жену, так как Дантес больше за ней не ухаживает». Об этой свадьбе было объявлено во вторник на балу у Салтыковых, и там они уже принимали поздравления. Я тоже там была и много танцевала. Дантес, зная, что я тебе пишу, просит тебе передать, что он очень доволен и что ты должен пожелать ему счастья… »
Отправлено: 21.04.08 17:16. Заголовок: Творческий отчёт Софи К. под Новый 1837 год:
29 декабря, Софи -- брату Андрею: « Теперь, Андрюша, когда ты успокоился относительно здоровья маменьки, я прежде всего должна побранить тебя за более чем скудное содержание твоего последнего баденского письма: согласись, что это очень обидно! А затем я продолжаю сплетни и начинаю с темы Дантеса: она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе всё, что говорят; но поскольку к этому надо прибавить: никто ничего не знает, -- я ограничусь сообщением, что свадьба совершенно серьезно состоится 10/22 января; что мои братья, и особенно Вольдемар (очень чувствительный к роскоши), были ослеплены изяществом их квартиры, богатством серебра и той совершенно особой заботливостью, с которой убраны комнаты, предназна-»
Сообщение: 1679
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 21.04.08 22:56. Заголовок: Долгонько я в этой в..
Долгонько я в этой веточке не была, столько всего… Буду потихоньку отвечать, не обессудьте, что с опозданием… Очаровательная, милая дама сообщает своему брату о скорой свадьбе известных им обоим людей. (Это сообщение помещено Лепореллой).
Лепорелла пишет:
цитата:
вот и он также скоро будет спать на своем счастье.
Не правда ли, чудесная, милая дама? Совсем не пошлая и не вульгарная. Смеет сетовать на бесцветность своей жизни…Если бы кто-то из её современников взял бы и прочёл, что эта дама о нём пишет – её жизнь перестала бы быть бесцветной…
Сообщение: 1683
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 22.04.08 02:38. Заголовок: Светлана пишет: Но ..
Светлана пишет:
цитата:
Но были ли они его друзьями?..
Мне вот какая мысль в голову пришла: каждый из нас, если подумает, скольких человек может назвать своими друзьями? Именно друзьями. Не приятелями. Не знакомыми. Друзьями. Думаю, пальцев на одной руке хватит. Предполагаю, что у Пушкина была та же картина. А, что касается посмертного… Отношения с живыми – отношения с живыми. А с мёртвыми – другое дело. Знакомых много… В данный конкретный момент можно общаться с большим количеством народа, но не всех из знакомцев можно назвать друзьями.
Отправлено: 23.04.08 05:50. Заголовок: письмо Софи от середы 27 января -- брату Андрею в Париж:
кричала: "Моя сестра, моя сестра! Ее "отрывают от меня, сестру мою!" "Будем справедливы" ["soyons juste" -- прозвище М.Х.Шевич] возмущена! Прощай, мой ангел. Господин Тибо поручает мне сказать, что твой привет трогает его до глубины души. Обнимаю тебя и крепко люблю. Софи. »
12-13: « ...донесение французского посла в России бар. Баранта о смерти Пушкина остается до сих пор [ 1960 год ] неизвестным (Щеголев). Барон Либерман (ум.1847) -- ПРУССКИЙ посланник в России в 1835-45гг. В трагической истории дуэли Пушкина его сочувствие было целиком на стороне Геккерна. По свидетельству бар.Люцероде, Либерман БЫЛ ЕДИНСТВЕННЫМ ДИПЛОМАТОМ, ОТКАЗАВШИМСЯ ПРИЙТИ НА ОТПЕВАНИЕ ПУШКИНА (Щеголев). Донесения самого Либермана своему правительству отличаются БОЛЬШОЙ НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬЮ ПО ОТНОШЕНИЮ К ПУШКИНУ. отмечая популярность поэта "у русских низших слоев", он объясняет это тем, что эти слои "совсем не знают иностранных литератур и, не имея вследствие этого критерия для справедливого сравнения, создавали преувеличенную оценку его литературных заслуг" (Щеголев). Сочувствуя Дантесу, высланному из России по приговору военного суда, Э Либерман просил прусские власти разрешить ему задержаться на границе до приезда отца [ Геккерна ] и жены (Щеголев). »
« Екатерина Николаевна поселилась с мужем на Невском, в помещении голландского посланника, своего свекра, и стала играть роль хозяйки в посольстве. П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1882, I, 235.
Геккерн со своим усыновленником Геккерном-Дантесом и его супругою Екатериною Николаевной жил на Невском, в доме Влодека, где ныне Пассаж. П. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1900, I, 398.
На свадебном обеде, данном графом Строгановым в честь новобрачных, Пушкин присутствовал, не зная настоящей цели этого обеда, заключавшейся в условленном заранее некоторыми лицами примирении его с Дантесом. Примирение это однако же не состоялось, и когда после обеда барон Геккерен, отец, подойдя к Пушкину, сказал ему, что теперь, когда поведение его сына совершенно объяснилось, он, вероятно, забудет все прошлое и изменит настоящие отношения свои на более родственные, Пушкин отвечал сухо, что, не взирая на родство, он не желает иметь никаких отношений между его домом и г. Дантесом... Несмотря на этот ответ, Дантес приезжал к Пушкину с свадебным визитом; но Пушкин его не принял. Вслед за этим визитом, который Дантес сделал Пушкину, вероятно, по совету Геккерена, Пушкин получил второе письмо от Дантеса. Это письмо Пушкин, не распечатывая, положил в карман и поехал к бывшей тогда фрейлине г-же Загряжской, с которою был в родстве. Пушкин через нее хотел возвратить письмо Дантесу; но встретясь у ней с бароном Геккереном, он подошел к нему и, вынув письмо из кармана, просил барона возвратить его тому, кто писал его, прибавив, что не только читать писем Дантеса, но даже и имени его он слышать не хочет. Верный принятому им намерению постоянно раздражать Пушкина, Геккерен отвечал, что, так как письмо это было писано к Пушкину, а не к нему, то он и не может принять его. Этот ответ взорвал Пушкина, и он бросил письмо в лицо Геккерену со словами: — Tu la recevras, gredin (ты его примешь, негодяй)! После этой истории Геккерен решительно ополчился против Пушкина. А. АММОСОВ, 12, 14-15.
С этого времени мы в семье наслаждались полным счастьем; мы жили обласканные любовью и уважением всего общества, которое наперерыв старалось осыпать нас многочисленными тому доказательствами. Но мы старательно избегали посещать дом г. Пушкина, так как его мрачный и мстительный характер нам был слишком хорошо знаком. С той и с другой стороны отношения ограничивались лишь поклонами. Бар. ЛУИ ГЕККЕРЕН (СТАРШИЙ) — барону ВЕРСТОЛКУ, 11 февраля 1837 г. Щеголев, 297 (фр.).
После женитьбы Дантеса государь, встретив где-то Пушкина, взял с него слово, что, если история возобновится, он не приступит к развязке, не дав знать ему наперед. Так как сношения Пушкина с государем происходили через графа Бенкендорфа, то перед поединком Пушкин написал известное письмо свое на имя графа Бенкендорфа, собственно назначенное для государя. Но письма этого Пушкин не решился посылать, и оно найдено было у него в кармане сюртука, в котором он дрался. В подлиннике я видел его у покойного Павла Ивановича Миллера, который служил тогда секретарем при графе Бенкендорфе; он взял себе на память это не дошедшее по назначению письмо. П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. А. ВЯЗЕМСКОГО. Рус. Арх., 1888, III, 308.
Гг. Геккерены даже после свадьбы не переставали дерзким обхождением с женою его, с которою встречались только в свете, давать повод к усилению мщения, поносительного как для его чести, так и для чести его жены. К. К. ДАНЗАС. Показание перед военным судом, 11 февраля 1837 г. Дуэль, стр. 63.
Дом Пушкиных оставался закрытым для Геккерна и после брака, и жена его также не появлялась здесь. Но они встречались в свете, и там Геккерен продолжал демонстративно восхищаться своей новой невесткой; он мало говорил с ней, но находился постоянно вблизи, почти не сводя с нее глаз. Это была настоящая бравада, и я лично думаю, что этим Геккерн намерен был засвидетельствовать, что он женился не потому, что боялся драться, и что, если его поведение не нравилось Пушкину, он готов был принять все последствия этого. Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ — А. П. АРАПОВОЙ. Кр. Нива, 1929, • 24, стр. 10 (фр.).
Согласно категорически выраженному желанию Ал. Сергеевича, Нат. Ник-на в дом к сестре не ездила, а принимала ее только одну. А. П. АРАПОВА. Нов. Время, 1908, • 11425, илл. прил.
После свадьбы. Два лица. Мрачность при ней. Веселость за ее спиной. — Les revelations d`Alexandrine//открытия Александрины или относительно Александрины (фр.) //. При тетке ласка к жене; при Александрине и других, кои могли бы рассказать des brusqueries//резкости (фр.) //. Дома же веселость и большое согласие. В. А. ЖУКОВСКИЙ. Конспективные заметки. Щеголев, 284.
Со дня моей женитьбы, каждый раз, когда он видел мою жену в обществе г-жи Пушкиной, он садился рядом с нею и на замечание, которое она ему однажды по этому поводу сделала, ответил: — Это для того, чтобы видеть, каковы вы вместе и каковы у вас лица, когда вы разговариваете. Это случилось у французского посланника на балу за ужином. Он воспользовался моментом, когда я отошел, чтобы приблизиться к моей жене и предложить ей выпить за его здоровье. После отказа он повторил свое предложение, — тот же ответ. Тогда он удалился разъяренный, сказавши ей: — Берегитесь, я вам принесу несчастье! Моя жена, зная мое мнение об этом человеке, не посмела мне тогда повторить разговор, боясь истории между нами обоими. Бар. ЖОРЖ ГЕККЕРЕН (ДАНТЕС) — полковнику АЛ. ИВ. БРЕВЕРНУ, 26 февраля 1837 г. А. С. Поляков. О смерти Пушкина. По новым данным. СПб., ГИЗ, 1922, стр. 55 (фр.).
Это новое положение, эти новые отношения мало изменили сущность дела. Молодой Геккерен продолжал, в присутствии своей жены, подчеркивать свою страсть к г-же Пушкиной. Городские сплетни возобновились, и оскорбительное внимание общества обратилось с удвоенной силой на действующих лиц драмы, происходящей на его глазах. Положение Пушкина сделалось еще мучительнее, он стал озабоченным, взволнованным, на него тяжело было смотреть. Но отношения его к жене оттого не пострадали. Он сделался еще предупредительнее, еще нежнее к ней. Его чувства, в искренности которых невозможно было сомневаться, вероятно, закрыли глаза его жене на положение вещей и его последствия. Она должна была бы удалиться от света и потребовать того же от мужа. У нее не хватило характера, и вот она опять очутилась почти в таких же отношениях с молодым Геккереном, как и до его свадьбы: тут не было ничего преступного, но было много непоследовательности и беспечности. Когда друзья Пушкина, желая его успокоить, говорили ему, что не стоит так мучиться, раз он уверен в невинности своей жены, и уверенность эта разделяется всеми его друзьями и всеми порядочными людьми общества, то он им отвечал, что ему недостаточно уверенности своей собственной, своих друзей и известного кружка, что он принадлежит всей стране и желает, чтобы имя его оставалось незапятнанным везде, где его знают. Вот в каком настроении он был, когда приехали его соседки по имению, с которыми он часто виделся во время своего изгнания. Должно быть, он спрашивал их о том, что говорят в провинции об его истории, и, верно, вести были для него неблагоприятные. По крайней мере, со времени приезда этих дам он стал еще раздраженнее и тревожнее, чем прежде. Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ — вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февраля 1837 г. Щеголев, 260 (фр.).
Между тем посланник (которому досадно было, что его сын женился так невыгодно) и его соумышленники продолжали распускать по городу оскорбительные для Пушкина слухи. В Петербург приехали девицы Осиповы, тригорские приятельницы поэта; их расспросы, что значат ходившие слухи, тревожили Пушкина. П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ Рус. Арх., 1888, II, 309.
В конце концов, он совершенно добился того, что его стали бояться все дамы; 16 января, на следующий день после бала, который был у княгини Вяземской, где он себя вел обычно по отношению к обеим этим дамам, г-жа Пушкина, на замечание г. Валуева (П. А., женатого на дочери кн. Вяземского), как она позволяет обращаться с собою таким образом подобному человеку, ответила: — Я знаю, что я виновата, я должна была бы его оттолкнуть, потому что каждый раз, как он обращается ко мне, меня охватывает дрожь. Того, что он ей сказал, я не знаю, потому что г-жа Валуева передала мне только начало разговора. Бар. Ж. ГЕККЕРЕН-ДАНТЕС — полк. А. И. БРЕВЕРНУ, 26 февр. 1837 г. А. С. Поляков. О смерти Пушкина, стр. 55 (фр.).
При г-же Валуевой, в салоне ее матери (кн. В. Ф. Вяземской) он говорил моей жене следующее: — Берегитесь, вы знаете, что я зол, и что я кончаю всегда, что приношу несчастье, когда хочу. Бар. Ж. ГЕККЕРЕН-ДАНТЕС — полк. А. И. БРЕВЕРНУ, 26 февр. 1837 г. А. С. Поляков. О смерти Пушкина, стр. 54 (фр.).
Вот, по рассказу и уверению Нащокина, самые верные обстоятельства, бывшие причиной дуэли Пушкина. Дантес, красавец собою, ловкий юноша, чуть не дитя, приехал в Петербург и был принят прямо офицером в лейб-гвардию, — почет почти беспримерный и для людей самых лучших русских фамилий. Уже и это не нравилось Пушкину. [Примечание Соболевского: Пушкину чрезвычайно нравился Дантес за его детские шалости.] Дантес был принят в лучшее общество, где на него смотрели, как на дитя, и потому многое ему позволяли, напр., он прыгал на стол, на диваны, облокачивался головою на плечи дам и пр. Дом Пушкина, где жило три красавицы: сама хозяйка и две сестры ее, Катерина и Александра, понравился Дантесу, он любил бывать в нем. Но это очень не нравилось старику, его усыновителю, барону Геккерну, посланнику голландскому. Подлый старик был педераст и начал ревновать красавца Дантеса к Пушкиным. Чтобы развести их, он выдумал, будто Дантес волочится за женою Пушкина. После объяснения Пушкина с Дантесом, последний женился на Катерине Николаевне. Но Геккерн продолжал сплетничать, руководил поступками Дантеса, объяснял их по-своему и наконец пустил в ход анонимные письма. Исход известен. Таким образом несчастный убийца был убийцею невольным. Он говорил, что готов собственною кровью смыть преступление, просил, чтоб его разжаловали в солдаты, послали на Кавказ. Государь, не желая слушать никаких объяснений, приказал ему немедленно выехать. П. И. БАРТЕНЕВ. Рассказы о П-не, 38. 530
Необходимость беспрерывно вращаться в неблаговолящем свете, жадном до всяких скандалов и пересудов, щедром на обидные сплетни и язвительные толки; легкомыслие его жены и вдвойне преступное ухаживание Дантеса после того, как он достиг безнаказанности своего прежнего поведения непонятною женитьбой на невестке Пушкина, — вся эта туча стрел, направленных против огненной организации, против честной, гордой и страстной его души, произвела такой пожар, который мог быть потушен только подлою кровью врага его или же собственною его благородною кровью. Собственно говоря, Наталья Николаевна виновна только в чрезмерном легкомыслии, в роковой самоуверенности и беспечности, при которых она не замечала той борьбы и тех мучений, какие выносил ее муж. Она никогда не изменяла чести, но она медленно, ежеминутно терзала восприимчивую и пламенную душу Пушкина. В сущности она сделала только то, что ежедневно делают многие из наших блистательных дам, которых однако ж из-за этого принимают не хуже прежнего; но она не так искусно умела скрыть свое кокетство, и, что еще важнее, она не поняла, что ее муж иначе был создан, чем слабые и снисходительные мужья этих дам. ЕК. Н. МЕЩЕРСКАЯ-КАРАМЗИНА — княжне М. И. МЕЩЕРСКОЮ. П-н и его совр-ки, VI, 94, 97.
Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю, как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах (сплетнях), которым ее красота подвергает ее в обществе; я советовал ей быть сколько можно осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастия мужа, при известной его ревности. Она, верно, рассказала это мужу, потому что, увидясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. — Разве ты и мог ожидать от меня другого? — спросил я. — Не только мог, — ответил он, — но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. Это было за три дня до последней его дуэли. Имп. НИКОЛАЙ I по рассказу бар. М. А. КОРФА. Записки. Рус. Стар., 1900, т. 101, 574. Ср. Рус. Стар. 1899, т. 99, стр. 311.
Отношения (Николая) к жене Пушкина. Сам Пушкин говорил Нащокину, что (Николай), как офицеришка, ухаживает за его женою; нарочно по утрам по нескольку раз проезжает мимо ее окон, а ввечеру, на балах, спрашивает, отчего у нее всегда шторы опущены. Сам Пушкин сообщал Нащокину свою совершенную уверенность в чистом поведении Нат. Ник-ны. П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 45.
Вот что рассказывал граф Сологуб Никитенке о смерти Пушкина. В последний год своей жизни Пушкин решительно искал смерти. Тут была какая-то психологическая задача. Причины никто не мог знать, потому что Пушкин был окружен шпионами: каждое слово его, сказанное в кабинете самому искреннему другу, было известно правительству. Стало быть, что таилось в душе его, известно только богу... Разумеется, обвинения пали на жену Пушкина, что она будто бы была в связях с Дантесом. Но Сологуб уверяет, что это сущий вздор. Жена Пушкина была в форме красавица, и поклонников у ней были целые легионы. Немудрено, стало быть, что и Дантес поклонялся ей, как красавице; но связей между них никаких не было. Подозревают другую причину. Жена Пушкина была фрейлиной<1 при дворе, так думают, что не было ли у ней связей с царем. Из этого понятно будет, почему Пушкин искал смерти и бросался на всякого встречного и поперечного. Для души поэта не оставалось ничего, кроме смерти. Н. И. ИВАНИЦКИЙ. Воспоминания и дневник. П-н и его совр-ки, XIII, 36.
<1Фрейлинами могли быть только девицы.
Граф В. А. Сологуб писал, что Пушкин в припадках ревности брал жену к себе на руки и с кинжалом допрашивал, верна ли она ему. П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1908, II, 427.
По мнению А. А. Муханова, с Пушкиным не произошла бы катастрофа, если бы на то время случился при нем в Петербурге С. А. Соболевский. Этот человек пользовался безусловным доверием Пушкина и непременно сумел бы отвратить от него роковую дуэль. М. И. СЕМЕВСКИЙ. К биографии Пушкина. Рус. Вестн., 1869, • 11, 85.
Александр прислал нам письмо, но в нем было всего несколько строк к моему мужу, набросанных наскоро в ответ на письмо, написанное еще в июле месяце и которое он понял прямо навыворот, не дав себе труда дочитать его до конца, и он ни словом не упоминает о двух других письмах, которые мой муж написал ему отсюда. Видимо, он очень занят и в дурном расположении духа. О. С. ПАВЛИЩЕВА (сестра Пушкина) — отцу своему С. Л. ПУШКИНУ, 3 февр. 1837 г., из Варшавы. П-н и его совр-ки, XII, 101 (фр.).
Незадолго до кончины Пушкин перечитывал ваши сочинения и говорил о них с живейшим участием и уважением. Особенно удивлялся он мастерской отделке вашего шестистопного стиха в переводах Попе и Ювенала. Козловский убеждал его перевесть Ювеналову сатиру "Желания", и Пушкин изучал прилежно данные вами образцы. Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ — И. И. ДМИТРИЕВУ, 17 июня 1837 г. Рус. Арх., 1886, стр. 655.
За несколько дней до своей кончины Пушкин пришел к Далю и, указывая на свой только что сшитый сюртук, сказал: "эту выползину я теперь не скоро сброшу". Выползиною называется кожа, которую меняют на себе змеи, и Пушкин хотел сказать, что этого сюртука надолго ему станет. Он, действительно, не снял этого сюртука, а его спороли с него 27 января 1837 г., чтобы облегчить смертельную муку от раны. П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1862, стр. 2026.
Последнее время мы часто видались с Пушкиным и очень сблизились; он как-то более полюбил меня, а я находил в нем сокровища таланта, наблюдений и начитанности о России, особенно о Петре и Екатерине, редкие, единственные... Никто так хорошо не судил русскую новейшую историю: он созревал для нее и знал и отыскал в известность многое, чего другие не заметили. Разговор его был полон жизни и любопытных указаний на примечательные пункты и на характеристические черты нашей истории. Ему оставалось дополнить и передать бумаге свои сведения. А. И. ТУРГЕНЕВ — И. С. АРЖЕВИТИНОВУ, 30 янв. 1837 г. Рус. Арх., 1903, I, 143.
Пушкина мне удалось видеть всего еще один раз — за несколько дней до его смерти, на утреннем концерте в зале Энгельгардта. Он стоял у двери, опираясь на косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом. Помню его смуглое, небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых, крупных зубов, висячие бакенбарды, темные, желчные глаза под высоким лбом почти без бровей — и кудрявые волосы... Он и на меня бросил беглый взор; бесцеремонное внимание, с которым я уставился на него, произвело, должно быть, на него впечатление неприятное: — он словно с досадой повел плечом, — вообще, он казался не в духе, — и отошел в сторону. И. С. ТУРГЕНЕВ. Литературные и житейские воспоминания. Литер, вечер у П. А. Плетнева.
В среду, ровно за неделю до дуэли, Пушкин был у Плетнева, и говорят, очень много и весело говорил. Н. И. ИВАНИЦКИЙ. Воспоминания и дневник, /7-я и его совр-ки, XIII, 31.
(21 января 1837 г.). Вечер провел у Плетнева. Там был Пушкин. Он сделался большим аристократом. Как обидно, что он так мало ценит себя, как человека и поэта, и стучится в один замкнутый кружок общества, тогда как мог бы безраздельно царить над всем обществом. Он хочет прежде всего быть барином, но ведь у нас барин тот, у кого больше дохода. К нему так не идет этот жеманный тон, эта утонченная спесь в обращении, которую завтра же может безвозвратно сбить опала. А ведь он умный человек, помимо своего таланта. Он, напр., сегодня много говорил дельного и, между прочим, тонкого о русском языке. Он сознавался также, что историю Петра пока нельзя писать, т. е. не позволят печатать. Видно, что он много читал о Петре. А. НИКИТЕНКО, I, 282.
Незадолго до смерти Пушкина я был у него, и он, беседуя со мной наедине о разных предметах, между прочим коснулся супружеской жизни и в самых красноречивых выражениях изобразил мне счастье благополучного супружества. А сам вскоре поражен был смертью, как жертва легкомысленной, кокетливой жены, которая, без дурных с ее стороны намерений, сделалась виновницей сплетней, злоречия и скандала, окончившегося этим гибельным дуэлем. Григ. Павл. НЕБОЛЬСИН, член Госуд. Совета и Секретарь. "Моим детям и внукам". Неизданные записки. Сообщ. Н. Е. Рогозиным и Г. А. Небольсиным.
Написать записки о моей жизни мне завещал Пушкин у Обухова моста во время прогулки за несколько дней до своей смерти. У него тогда было какое-то высокорелигиозное настроение. Он говорил со мною о судьбах Промысла, выше всего ставил в человеке качество благоволения ко всем, видел это качество во мне, завидовал моей жизни. П. А. ПЛЕТНЕВ — Я. К. ГРОТУ, 24 февр. 1842 г. Переписка Грота с Плетневым, т. I, СПб., 1896, стр. 495.
Незадолго до своей смерти Пушкин задумчиво рассказывал одному из своих друзей о том, что все важнейшие события его жизни совпадали с днем Вознесения, и передал ему твердое свое намерение выстроить со временем в селе Михайловском церковь во имя Вознесения Господня. Упоминая о таинственной связи своей жизни с одним великим днем духовного торжества, он прибавил: "ты понимаешь, что все это произошло недаром и не может быть делом одного случая". П. В. АННЕНКОВ. Материалы, 307.
22 января 1837 г., пятница. На балу я не танцовала. Было слишком тесно. В мрачном молчании я восхищенно любовалась г-жею Пушкиной. Какое восхитительное создание! Дантес провел часть вечера неподалеку от меня. Он оживленно беседовал с пожилою дамою, которая, как можно было заключить из долетавших до меня слов, ставила ему в упрек экзальтированность его поведения. Действительно, — жениться на одной, чтобы иметь некоторое право любить другую, в качестве сестры своей жены, — боже! для этого нужен порядочный запас смелости... Я не расслышала слов, тихо сказанных дамой. Что же касается Дантеса, то он ответил громко, с оттенком уязвленного самолюбия: — Я понимаю то, что вы хотите дать мне понять, но я совсем не уверен, что сделал глупость! — Докажите свету, что вы сумеете быть хорошим мужем... и что ходящие слухи не основательны. — Спасибо, но пусть меня судит свет. Минуту спустя, я заметила проходившего А. С. Пушкина. Какой урод! Рассказывают, — Но как дерзать доверять всему, о чем болтают?! Говорят, что Пушкин, вернувшись как-то домой, застал Дантеса tete-а-tete со своею супругою. Предупрежденный друзьями, муж давно уже искал случая проверить свои подозрения; он сумел совладать с собою и принял участие в разговоре. Вдруг у него явилась мысль потушить лампу. Дантес вызвался снова ее зажечь, на что Пушкин отвечал: "Не беспокойтесь, мне, кстати, нужно распорядиться насчет кое-чего"... Ревнивец остановился за дверью, и через минуту до слуха его долетело нечто похожее на звук поцелуя... Впрочем, о любви Дантеса известно всем. Ее, якобы, видят все. Однажды вечером я сама заметила, как барон, не отрываясь, следил взорами за тем углом, где находилась она. Очевидно, он чувствовал себя слишком влюбленным для того, чтобы, надев маску равнодушия, рискнуть появиться с нею среди танцующих. А. К. МЕРДЕР. Листки из дневника. Рус. Стар., 1900, т. 103, стр. 384 (фр.).
На разъезде с одного бала Геккерен, подавая руку жене своей, громко сказал, так что Пушкин слышал: Allons, ma legitime (Пойдем, моя законная)! П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1888, II, 310.
В свое время мне рассказывали, что поводом (к последнему вызову Пушкиным Геккерена) послужило слово, которое Геккерн бросил на одном большом вечере, где все они присутствовали; там находился буфет, и Геккерн, взяв тарелку с фруктами, будто бы сказал, напирая на последнее слово: "это для моей законной". Слово это, переданное Пушкину с разъяснениями, и явилось той каплей, которая переполнила чашу. Бар. ГУСТАВ ФРИЗЕНГОФ — А. П. АРАПОВОЙ, 14 марта 1887 г. Красная Нива, 1929, 4, стр. 10 (фр.).
На одном вечере Геккерен, по обыкновению, сидел подле Пушкиной и забавлял ее собою. Вдруг муж, издали следивший за ними, заметил, что она вздрогнула. Он немедленно увез ее домой и дорогою узнал от нее, что Геккерен, говоря о том, что у него был мозольный оператор, тот самый, который обрезывал мозоли Наталье Николаевне, прибавил: il m`a dit que le cor de madame Pouchkine est plus beau que le mien//Непереводимая игра слов, основанная на созвучии: "cor" — мозоль, "corps" — тело. Буквально: "он мне сказал, что мозоль (тело) жены Пушкина прекраснее, чем моей" (фр.) //. Пушкин сам передавал об этой наглости княгине Вяземской. П. И. БАРТЕНЕВ со слов кн-ни В. Ф. ВЯЗЕМСКОЙ. Рус. Арх., 1888, II, 311.
Бал у Воронцовых, где, говорят, Геккерен был сильно занят г-жей Пушкиной, еще увеличил его раздражение. Жена передала ему остроту Геккерена, на которую Пушкин намекал в письме к Геккерену-отцу, по поводу армейских острот. У обеих сестер был общий мозольный оператор, и Геккерен сказал г-же Пушкиной, встретив ее на вечере: "je sais maintenant que votre cor est plus beau, que celui de ma femme!" //Буквально: "я теперь знаю, что у вас мозоль красивее, чем у моей жены"// Вся эта болтовня, все эти мелочи растравляли рану Пушкина. Кн. П. А. ВЯЗЕМСКИЙ — вел. кн. МИХАИЛУ ПАВЛОВИЧУ, 14 февр. 1837 г. Щеголев, 261 (фр.).
В Петербурге Александр Сергеевич последнее время каждый день посещал мою жену (баронессу Евпраксию Николаевну), которая остановилась у брата моего Степана, и целые часы говорил с нею о том, как бы сохранить Михайловское и приехать туда этим летом жить с женою и детьми. Бар. Б. А. ВРЕВСКИЙ — С. Л. ПУШКИНУ. П-н и его совр-ки, VIII, 54.
Встретившись за несколько дней до дуэли с баронессой Вревской в театре, Пушкин сам сообщил ей о своем намерении искать смерти. Тщетно та продолжала его успокаивать, как делала то при каждой с ним встрече. Пушкин был непреклонен. Наконец она напомнила ему о детях его. — "Ничего, — раздражительно отвечал он, — император, которому известно все мое дело, обещал мне взять их под свое покровительство". М. И. СЕМЕВСКИЙ со слов бар. Е. Н. ВРЕВСКОЙ. К биографии Пушкина. Рус. Вестн., 1869, 11, 90.
С Пушкиным у Л. А. Якубовича (поэта) была дружба неразрывная. Перед смертью Пушкина приходим мы, я и Якубович, к Пушкину. Пушкин сидел на стуле; на полу лежала медвежья шкура; на ней сидела жена Пушкина, положа свою голову на колени к мужу. Это было в воскресенье; а через три дня уже Пушкин стрелялся. Здесь Пушкин горячо спорил с Якубовичем и спорил дельно. Здесь я слышал его предсмертные замыслы о Слове Игорева полка — и только при разборе библиотеки Пушкина видел на лоскутках начатые заметки. Тогда же Пушкин показывал мне и дополнения к Пугачеву, собранные им после издания. Пушкин думал переделать и вновь издать своего Пугачева. И. П. САХАРОВ. Записки. Рус. Арх., 1873, I, 955.
Якубович рассказывал при мне у Никитенки, что он 27 января, в среду (24 ян. в воскресенье), был у Пушкина с Сахаровым часу во втором. Пушкин был очень сердит и беспрестанно бранил Полевого за его Историю: ходил скоро взад и вперед по кабинету, хватал с полки какой-нибудь том Истории Полевого и читал для выдержки... Якубович и Сахаров ушли от него в третьем часу. Н. И. ИВАНИЦКИЙ. Из автобиографии, П-н и его совр-ки, XIII, 32.
24 янв. 1837 г. взято Пушкиным у Шишкина 2.200 р. под залог шалей, жемчуга и серебра. Б. Л. МОДЗАЛЕВСКИЙ. Архив опеки над имуществом Пушкина, П-н и его совр-ки, XIII, 98.
В воскресенье (перед поединком Пушкина) А. О. Россет пошел в гости к кн. П. И. Мещерскому (зятю Карамзиной, они жили в доме Вельегорских) и из гостиной прошел в кабинет, где Пушкин играл в шахматы с хозяином. — "Ну, что, — обратился он к Россету, — вы были в гостиной; он уж там, возле моей жены?" Даже не назвал Дантеса по имени. Этот вопрос смутил Россета, и он отвечал, заминаясь, что Дантеса видел. — Пушкин был большой наблюдатель физиономий; он стал глядеть на Россета, наблюдал линии его лица и что-то сказал ему лестное. Тот весь покраснел, и Пушкин стал громко хохотать над смущением 23-летнего офицера. АРК. О. РОССЕТ. Из рассказов его про Пушкина. Рус. Арх., 1882, I, 245.
Мы можем сообщить личное и общее впечатление, что дуэль не была вызвана какими-либо обстоятельствами, которые можно было бы определить или оправдать. Грязное анонимное письмо не могло дать повода; плохие каламбуры свояка еще менее. Не ревность мучила Пушкина, а до глубины души пораженное самолюбие. Отец мой в письмах своих употребляет неточное выражение, говоря, что Геккерен (Дантес) афишировал страсть: Геккерен постоянно балагурил и из этой роли не выходил до последнего вечера в жизни, проведенного с Н. Н. Пушкиной. Единственное объяснение раздражению Пушкина следует видеть не в волокитстве молодого Геккерена, а в уговаривании стариком бросить мужа. Этот шаг старика и был тем убийственным оскорблением для самолюбия Пушкина, которое должно было быть смыто кровью. Дружеские отношения жены поэта к свояку и сестре, вероятно, питали раздраженную мнительность Пушкина. Кн. ПАВ. П. ВЯЗЕМСКИЙ. Собр. соч., 557.
Прекратившиеся было анонимные наветы снова посыпались на Пушкина. Они пытались злорадно изобличить, что брак служил только ловким прикрытием прежних разоблаченных отношений. А. П. АРАПОВА. Новое Время, 1908, 11425, илл. прил.
Вследствие многочисленных анонимных писем, почерк которых менялся постоянно, но которые носили характер несомненного тождества и, благодаря этому, являлись доказательством злостной интриги, Пушкин написал голландскому послу, барону Геккерену, оскорбительное письмо. ЛУИ МЕТМАН. Ж. Ш. Дантес. Биографический очерк. Щеголев, 335.
Мне говорил курьер, которого я послал к Александру Сергеевичу (с приглашением на похороны, сына Греча), — тамошнее лакейство ему сказывало, что их барин эти дни словно в каком-то расстройстве: то приедет, то уедет куда-то, загонял несколько парных месячных извозчиков, а когда бывает дома, то свищет несколько часов сряду, кусает ногти, бегает по комнатам. Никто ничего понять не может, что с ним делается. Н. И. ЮХАНЦЕВ в передаче В. П. БУРНАШЕВА. Рус. Арх., 1872, стр. 1799.
Жена Пушкина, безвинная вполне, имела неосторожность обо всем сообщать мужу и только бесила его. Раз они возвращались из театра. Старик Геккерен, идя позади, шепнул ей, когда же она склонится на мольбы его сына? Наталья Николаевна побледнела, задрожала. Пушкин смутился, на его вопрос она ему передала слова, ее поразившие. На другой же день он написал к Геккерену свое резкое и дерзкое письмо. А. И. ВАСИЛЬЧИКОВА по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 38.
Поведение Дантеса после свадьбы дало всем право думать, что он точно искал в браке не только возможности приблизиться к Пушкину, но также предохранить себя от гнева ее мужа узами родства. Он не переставал волочиться за своею невесткою; он откинул даже всякую осторожность и казалось иногда, что насмехается над ревностью непримирившегося с ним мужа. На балах он танцовал и любезничал с Натальей Николаевной, за ужином пил за ее здоровье; словом, довел до того, что все снова стали говорить про его любовь. Барон же Геккерен стал явно помогать ему, как говорят, желая отомстить Пушкину за неприятный ему брак Дантеса. Пушкин все видел, все замечал и решился положить этому конец. На бале у Салтыкова (где ныне гостиница Гранд-Отель, на Малой Морской. Прим. Бартенева) он хотел сделать публичное оскорбление Дантесу, который был предуведомлен и не приехал на бал, что понудило Пушкина на другой день послать ему письменный вызов и вместе с тем письмо к Геккерену, в котором Пушкин ему объявляет, что знает его гнусное поведение. »
Сообщение: 654
Зарегистрирован: 09.01.08
Откуда: Нижний Новгород
Репутация:
2
Отправлено: 23.04.08 07:58. Заголовок: Л.
Лепорелла пишет:
цитата:
Вот, по рассказу и уверению Нащокина, самые верные обстоятельства, бывшие причиной дуэли Пушкина. Дантес, красавец собою, ловкий юноша, чуть не дитя, приехал в Петербург и был принят прямо офицером в лейб-гвардию, — почет почти беспримерный и для людей самых лучших русских фамилий. Уже и это не нравилось Пушкину. [Примечание Соболевского: Пушкину чрезвычайно нравился Дантес за его детские шалости.] Дантес был принят в лучшее общество, где на него смотрели, как на дитя, и потому многое ему позволяли, напр., он прыгал на стол, на диваны, облокачивался головою на плечи дам и пр. Дом Пушкина, где жило три красавицы: сама хозяйка и две сестры ее, Катерина и Александра, понравился Дантесу, он любил бывать в нем. Но это очень не нравилось старику, его усыновителю, барону Геккерну, посланнику голландскому. Подлый старик был педераст и начал ревновать красавца Дантеса к Пушкиным. Чтобы развести их, он выдумал, будто Дантес волочится за женою Пушкина. После объяснения Пушкина с Дантесом, последний женился на Катерине Николаевне. Но Геккерн продолжал сплетничать, руководил поступками Дантеса, объяснял их по-своему и наконец пустил в ход анонимные письма. Исход известен. Таким образом несчастный убийца был убийцею невольным. Он говорил, что готов собственною кровью смыть преступление, просил, чтоб его разжаловали в солдаты, послали на Кавказ. Государь, не желая слушать никаких объяснений, приказал ему немедленно выехать. П. И. БАРТЕНЕВ. Рассказы о П-не, 38. 530
Вот еще один "взгляд" на события (мнение "друга" Пушкина)... Дантес, оказывается, "невольный убийца", во всем виноват только Геккерн. А Дантес - "чуть не дитя", просто "резвился" таким образом... Кажется, что так думал в то время не один Нащокин, наверное, многие оправдывали Дантеса... Хотя, честно говоря, "рассказы" Бартенева вызывают у меня сомнение...
Сообщение: 1146
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 23.04.08 11:26. Заголовок: А теперь со всеми те..
А теперь со всеми теми знаниями, что у нас нынче есть, давайте попробуем перечитать одно известнейшее стихотворение:
СМЕРТЬ ПОЭТА
Отмщенье, государь, отмщенье! Паду к ногам твоим: Будь справедлив и накажи убийцу, Чтоб казнь его в позднейшие века Твой правый суд потомству возвестила, Чтоб видел злодеи в ней пример.
Погиб поэт! – невольник чести – Пал, оклеветанный молвой, С свинцом в груди и жаждой мести, Поникнув гордой головой!.. Не вынесла душа поэта Позора мелочных обид, Восстал он против мнений света Один, как прежде... и убит! Убит!.. К чему теперь рыданья, Пустых похвал ненужный хор И жалкий лепет оправданья? Судьбы свершился приговор! Не вы ль сперва так злобно гнали Его свободный, смелый дар И для потехи раздували Чуть затаившийся пожар? Что ж? веселитесь... Он мучений Последних вынести не мог: Угас, как светоч, дивный гений, Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно Навел удар... спасенья нет: Пустое сердце бьется ровно, В руке не дрогнул пистолет. И что за диво?... издалека, Подобный сотням беглецов, На ловлю счастья и чинов Заброшен к нам по воле рока; Смеясь, он дерзко презирал Земли чужой язык и нравы; Не мог щадить он нашей славы; Не мог понять в сей миг кровавый, На что он руку поднимал!..
И он убит – и взят могилой, Как тот певец, неведомый, но милый, Добыча ревности глухой, Воспетый им с такою чудной силой, Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной Вступил он в этот свет завистливый и душный Для сердца вольного и пламенных страстей? Зачем он руку дал клеветникам ничтожным, Зачем поверил он словам и ласкам ложным, Он, с юных лет постигнувший людей?..
И прежний сняв венок – они венец терновый, Увитый лаврами, надели на него: Но иглы тайные сурово Язвили славное чело; Отравлены его последние мгновенья Коварным шепотом насмешливых невежд, И умер он – с напрасной жаждой мщенья, С досадой тайною обманутых надежд. Замолкли звуки чудных песен, Не раздаваться им опять: Приют певца угрюм и тесен, И на устах его печать. _____________________
А вы, надменные потомки Известной подлостью прославленных отцов, Пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастия обиженных родов! Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи! Таитесь вы под сению закона, Пред вами суд и правда – всё молчи!.. Но есть и божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждет; Он не доступен звону злата, И мысли, и дела он знает наперед. Тогда напрасно вы прибегнете к злословью: Оно вам не поможет вновь, И вы не смоете всей вашей черной кровью Поэта праведную кровь! 1837
Отправлено: 25.04.08 12:07. Заголовок: (исключительное письмо Александра брату Андрею от 13 марта уже приводилось 13 апреля)
этого сильную зависть. Но я могу только радоваться тому, что ты вкушаешь все те блага, которых мы не имеем... Софи.»
пришлось отправлять такой вот негатив -- позитив никак "бесята" какие-то не пропускали на форум (Страстная пятница?!.. произошло это "чудо" около 8 вечера, а вовсе не в час дня с минутами) «...никто, я в этом уверена, искренней моего не любил и не оплакивал Пушкина...» -- как говорится, комментарии излишни
остаётся (из Писем Карамзиных) несколько "штрихов" и -- можно будет подарить антикварность какому-нибудь хорошему человеку
друзья бывают: по жизни (друзья-товарищи/приятели, друзья по работе/по несчастью ...), друзья-враги, друзья для души (обращение "душа моя *" - калька с фр. "монам*"), друзья для духа ("прощайте, друзья" умиравшего Пушкина) ... (друзья для тела? сомнительно)
но возможны ещё и частные определения, как-то: ненадежные друзья, верные друзья, вечные друзья, вчерашние друзья ...
так вот: Карамзина -- это "искренние друзья": Старшие - с прерогативами-функциями Охранителей, Софи - искренняя/ий милочка(мылочко)/язычок(мозжечок)/сплетница(плутница)/лапка(попка)/дружок(дуржок)... искренний больной сентименталист Андрей, искренний мизантроп Владимир, искренний ленивец (или шалопай) Александр, искренняя (и скучная) жертвенница Екатерина ...
Отправлено: 26.04.08 13:12. Заголовок: "для чего!" (из письма Софи брату Андрею 22 июля/ 3 августа 1837):
« Твое письмо из Бадена очень забавно, если и не поэтично, мой дорогой Андрей. Как ты увлекаешься светскими удовольствиями и как ты танцуешь! Я этому очень рада... Что касется твоей внешности... ты должен быть очень некрасив в виде Андрея волосатого, да еще в такой момент, когда собираешься пуститься в flirtation... То, что ты рассказываешь нам о Дантесе (как он дирижировал мазуркой и котильоном), заставило нас содрогнуться и всех в один голос сказать: "Бедный, бедный Пушкин! Не глупо ли было жертвовать своей прекрасной жизнью! И для чего!"... » -- какая жалость ... за 171 год, похоже, эта ... притворщица так и не поняла "для чего!"
Отправлено: 26.04.08 13:13. Заголовок: здесь будут комментарии Измайлова (единственный редактор "Писем Карамзиных"):
...С вечера 27 января, в часы предсмертной агонии Пушкина, и в следующие дни Е.И.Загряжская была неотлучно с Н.Н.Пушкиной; 16 февраля она выехала, сопровождая вдову поэта, вместе с ней, с ее детьми и сестрой в Полотняные заводы, откуда вернулась через две недели... После смерти Пушкина, до отъезда Геккерна и Е.Н.Дантес-Гончаровой за границу (1 апреля), Е.И.З. не хотела бывать в доме Геккерна и не виделась со своей племянницей - женой убийцы Пушкина, ограничиваясь перепиской с ней... при отъезде Е.Н.Дантес за границу Е.Н.З. не пожелала с ней проститься.
Гр. Григорий Александрович Строганов (1770–1857) – свойственник Пушкина (двоюродный брат Н.И. Гончаровой – матери Н.Н.), чл. Гос.совета, бывший дипломат. Строганов с женой Юлией Петровной2 были посажеными отцом и матерью Е.Н. Гончаровой на ее свадьбе с Дантесом… Строганов взял на себя расходы по похоронам Пушкина… Он был чл. Опеки над детьми и имуществом поэта. Но всё поведение Строганова в истории дуэли и смерти Пушкина, показывает, что он был всецело на стороне Дантеса… «…Когда ваш сын Жорж узнает, что этот бокал находится у меня, скажите ему, что дядя его Строганов хранит его, как память о благородном и лойяльном поведении, которым отмечены последние месяцы его пребывания в России. Если наказанный преступник является примером для толпы, то невинно осужденный, без надежды на восстановление имени, имеет право на сочувствие всех честных людей» (Щеголев, стр. 347).
Кн. Александр Васильевич Трубецкой (1813–89) – штабс-ротмистр Кавалергардского полка, был в приятельских отношениях с Дантесом, с которым он летом 1836 г., когда их полк стоял в Новой деревне под Петербургом, жил в одной избе. Известны воспоминания А.В.Т., записанные в 1887 г. с его слов В.А. Бильбасовым и изданные в количестве 10 экземпляров под названием «Рассказ об отношениях Пушкина к Дантесу» (СПб, год и типография не указаны, 2 нен. + 8 стр.)… Экземпляры обоих изданий брошюры имеются в Пушкинском Доме.
Андрей Карамзин – из письма матери 24 февраля 1837: «…Я не знаю, что сказать о Дантесе… Если правда, что он после свадьбы продолжал говорить о любви Наталье Николаевне, то il est jugé [ он осужден - фр. ], но я не могу и не хочу верить… Неужели не откроется змея, написавшая безымянные письма, и клеймо всеобщего презрения не приложится к лицу злодея и не прогонит его на край света. Божеское правосудие должно бы открыть его, и мне кажется, что я бы с наслаждением согласился быть его орудием…»
Вяземский – из письма О.А. Долгорукой весной 1837: «Чтобы объяснить поведение Пушкина, нужно бросить суровые обвинения против других лиц, замешанных в этой истории. Эти обвинения не могут быть обоснованы положительными фактами: моральное убеждение в виновности двух актеров этой драмы, только что покинувших Россию <т.е. Геккрена и Дантеса>, глубоко и сильно, но юридические доказательства отсутствуют. Роль дяди, отца или, – я не знаю как назвать его, – особенно двусмысленна. Одним словом, бедный Пушкин был прежде всего жертвою (будь сказано между нами) бестактности своей жены и ее неумения вести себя, жертвою своего положения в обществе, которое, льстя его тщеславию, временами раздражало его, жертвою своего пламенного и вспыльчивого характера, недоброжелательства салонов и в особенности жертвою жестокой судьбы, которая привязалась к нему, как к своей добыче, и направляла всю эту несчастную историю. Достоверно лишь то, что меньше всего виноват был сам Пушкин» (см. «Красный архив», 1929, т. II, стр. 231).
Отправлено: 22.02.09 13:23. Заголовок: в рус. пер. Е.Емелья..
в рус. пер. Е.Емельяновой опубликованы очередные "раскопки" С.Витале "Пушкин в западне" (М., Алгоритм-Книга, Эксмо, 2008, 384 стр., 3000 экз.)... похоже, "левое" переиздание "ПуговицыП." всего лишь
- участник сейчас на нашем союзе - участник вне нашего союза
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет