Отправлено: 25.08.07 13:57. Заголовок: Любимый Бродский

БРОДСКИЙ:

"Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемена у подруги.

Дева тешит до известного предела --
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятья невозможны, ни измена!

___

Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.

Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных --
лишь согласное гуденье насекомых.

___

Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он -- деловит, но незаметен.
Умер быстро -- лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.

Рядом с ним -- легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях империю прославил.
Сколько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.

___

Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.

И от Цезаря далЈко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники -- ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

___

Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела --
все равно что дранку требовать от кровли.

Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я -- не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.

___

Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум, -- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?

___

Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.

Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.

___

Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.

Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.

___

Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке -- Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса."

"Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне --
как не сказано ниже по крайней мере --
я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя."

"POSTSCRIPTUM

Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существование для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи."

 Отправлено: 26.08.07 02:54. Заголовок: Re:

ВОТ! УРА! Есть человек, для которого Бродский - любимый! ПОЧЕМУ??? Рассудочен же, выверен, какая же это поэзия: алгеброй гармонию?

 Отправлено: 26.08.07 09:57. Заголовок: Re:

Рассудочен - может быть. но за размеренностью гармонии видится мне величайшее скрытое напряжение, биение пульса страсти, дрожание струны на пределе натяжения.
Бродский - для меня единственный поэт, кого я часто читаю.

 Отправлено: 26.08.07 13:33. Заголовок: Re:

Не для того, чтобы обидеть. Просто знаю многих, читающих "единственного поэта Бродского". Может, он не требует напряжения души и слуха. В Пушкина, на мой взгляд, надо вглядываться и вслушиваться, чтобы откликнулось внутри. Бродский - классный Мастер, в поэзии понимает всё! Но именно понимает, не чувствует (моё субъективное мнение!!!)

Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце,
стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за чёрной изгородью пиний.
Чьё-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

Всё посчитано, ничего случайного, вдохновенного! Повторяю - для меня! Бродский и Бунин - прекрасны, но нет души! "Алгеброй - гармонию!"

 Отправлено: 26.08.07 16:26. Заголовок: Re:

И ещё! Для меня очень странно, что все любители Бродского, которых я встречала, цитируют, почему-то, несколько стихотворений, одних и тех же!!! Создаётся ощущение, что других стихотворений Бродский не писал

 Отправлено: 28.08.07 08:55. Заголовок: Re:

К слову сказать, подобная история с цитированием происходит не только с Бродским. И если того же Пушкина цитируют, то одно и то же. Есть знаковые стихи у любого поэта, который нашел своих читателей.
Я вижу в поэзии Бродского и случайности, и вдохновение, и душу. Такой силы стихотворение как Postscriptum не может быть написано на голом понимании. Не обязательно размахивать соплями, чтобы показать тоску и безысходность. И надежду, надежду!
Понимаю, почему Бунин тоже загремел в этот список...
Тогда уж и Набокова надо заклеймить. Тоже не умел писать небрежно:-)

 Отправлено: 28.08.07 12:03. Заголовок: Re:

Для меня Бродский последователь т.н. римской традиции. И он, по-моему, это и не скрывает. Взять хотя бы его пьесу "Мрамор". Римская традиция, она - лунная, отражательная. Рим копировал греческие образцы - скульптуры, идеи, темы - и логически доводил их до ума. Поэтому так много рассудка.

"Я часто сердцем разумею, и часто чувствую умом".
Скрытый текст

Не по теме: Нигде не могу найти, кому принадлежат эти строки. Подскажите!

В этих строках очень чётко определены две традиции - римская и греческая. Одна - солнце, другая - луна. Одна освещает день идей, другая - ночь. Бродский писал в темноватую, надо сказать, эпоху. И не только на нашем континенте, но и на том, "держащемся на ковбоях". Да и Бунин с его аллеями. Да и Набоков.
Надо добавить, что Гомер чётко отразил в "Иллиаде" противостояние Разума и Чувства, греков и Трои соответственно. Взгляните на богов и обратите внимание, на чьей стороне они выступают. Ежели с этой точки зрения прочитать "Иллиаду", чтение окажется неимоверно захватывающим!
А потом уже и Вергилия. С его отражательной традицией.
Ну а после можно и Бродского.
А потом слепого грека. Третий том.
А потом и Маяковского.
А потом Агнию Барто.
А потом и Асеева.
Можно Асеева и не читать.
Хотя Агния Барто лучше!
Букварь бы освоить!

 Отправлено: 04.09.07 17:26. Заголовок: и Бродский мил нам, и Сверчок

Еще пару строк, Магистр, - о Введенском (можно и/или об: Заболоцком, Цветаевой, Мандельштаме, кнчнж). Когда зхчтс.

 Отправлено: 04.09.07 18:26. Заголовок: Бродский

Прошу извинить великодушно и Читателя, и Atlana (у). Я - с вами и с нашим первым из последних (Бродским).

"Вместе они любили
сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были
церковь, сады, тюрьма." (и т.д., т.е. "Холмы", 1962)

Вот мы "просто обожаем" Блока, а ведь то, что выше - будет и подальше А.А.:
Бродский сумел (хотя, наверное, многие тщились ПОСЛЕ Сан.Саныча) переплавить (буквально) все, что было ДО,
аллюзии - безграничны как ... небо, море, (наши) поля...
И при этом - (пардон) Пушкинская ясность, краткость и (фантастическая) достоверность.
Про мастерство, музыку, непредсказуемость, "нерв" - молчу, ибо смолкаю в смирении.

С уважением ко всем,
Владимир.

 Отправлено: 04.09.07 19:01. Заголовок: Re:

Я, конечно, не магистр, но о Цветаевой могу. Она была одним из самых прекрасных поэтов ХХ века. Хотя, конечно, приватизировала Пушкина (справедливости ради надо сказать, что это свойственно женщинам-поэтам, вспомните Ахматову, к примеру). "Мне всю жизнь приходилось возиться со слабосильными! Мне не важно, сколько вы можете поднять, мне важно, сколько вы умеете напрячься!" Ничего точнее не знаю!

 Отправлено: 04.09.07 19:05. Заголовок: Re:

Арина Родионовна! Открывайте новую тему в "Поэтах пушкинской плеяды" и - с Богом!

 Отправлено: 04.09.07 19:46. Заголовок: Re:

В "пушкинской плеяде" предлагаете, исходя из стихотворения Самойлова, правильно поняла? Я ведь открою! Бойтесь!

 Отправлено: 04.09.07 22:39. Заголовок: Re:

Я как Сверчок боюсь только буратинских молотков в свою усатую голову. Вы, вроде бы, не Бураняня - открывайте, не боюсь!

 Отправлено: 06.09.07 21:25. Заголовок: Большая Элегия Джону Донну (7 марта 1963)

"Джон Донн уснул, уснуло все вокруг,
уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,
весь гардероб, буфет, свеча, гардины..."

 Отправлено: 07.09.07 00:24. Заголовок: Re:

Дамы и господа! Позвольте и мне присуседиться к вашему междусобойчику. Где это мерило, как определить, душой ли писано, умом ли? Ох, и скользкая это дорожка... Особенно если учеть, что и у всех читателей тех же Пушкина и Бродского (я их специально ставлю в одном ряду, ибо это два моих любимых поэта) свои души и свои умы? И если что-то "попадает" в сердце одному, то другому это кажется набором математических формул! Это нормально. Например, для меня не было слов более пронзительных и стреляющих в самое сердце, как:
"я взбиваю подушку мычащим "ты"
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя."
Я ЭТО испытывал. Это МОЕ. Умом написал? Флаг ему в руки, но это мне попадает на те же сто процентов, как пушкинские "Мороз и солнце", например. Или, скажем:
"...но требует каких-то новых слов,
неведомых тебе - глухих, чужих,
но быть произнесенными могущих,
как прежде только голосом твоим".
Со мною было так.
Мне кажется, настоящая поэзия - это не продукт "жизнедеятельности" ума там или души. Это больше. Это и то, и другое
вместе взятое но и ЕЩЕ ЧТО-ТО. Что-то сверху... Что-то нашептонное. Пушкину - по предыдущей логике - тоже можно поставить в укор, цитата: "Писать сажусь - глаза над буквами скользят, а мысли далеко..." Что ж ты писать садишься, коль не пишется? Как на работу-то зачем? Где вдохновение? А правильно садился... Примерная цитата из Полякова: "А прав был Анатоль Франс - у творчества есть два заклятых врага - ремесло без вдохновения и вдохновение без ремесла". Я к тому это говорю, что и Бродскому, и Пушкину были не чужды - на мой скромный взгляд - и ремесло, и вдохновенье. А вот у кого было из них чего больше, чего меньше - по этой скользкой дороге я лично передвигаться не буду и вам не советую...

 Отправлено: 15.10.07 09:56. Заголовок: Онегину:

Онегин - не советует:

цитата:

по этой скользкой дороге я лично передвигаться не буду и вам не советую...

Так и Пушкин не советовал: "за мною, брат, ходить тяжело ... скоро устанешь."

 Отправлено: 15.10.07 17:19. Заголовок: Re:

Читатель пишет:

цитата:

Понимаю, почему Бунин тоже загремел в этот список... Тогда уж и Набокова надо заклеймить. Тоже не умел писать небрежно:-)

Ага, именно! Всех их именно трёх. но не клеймлю, упаси Господь! Не моё! Совсем!
Онегин пишет:

цитата:

А вот у кого было из них чего больше, чего меньше - по этой скользкой дороге я лично передвигаться не буду и вам не советую...

Я и не пытаюсь считать - у кого чего больше! В таких категориях вообще, на мой взгляд, невозможно говорить о поэтах. А потом, Бродскому с Буниным, да и Набокову абсолютно всё равно, что я о них думаю.
Мало того, я отдаю им должное - умом! То есть - Гений? Гений! Но мне ваапче не блико, совсем грубо говоря - нет эмоционального отклика! Одна очень умная женщина мне как-то сказала: вы любите Пушкина, потому что вы ещё не вышли из детства. Пушкина любят в детстве и юности, любовь к Бродскому - признак зрелости. Я не спорю, возможно, так и есть. Но это так...

 Отправлено: 15.10.07 17:35. Заголовок: Re:

Нет, нет и ещё раз - нет. Кто как дышит - так и пишет/читает/слушает/рассматривает/разглаживает/кушает/впитывает (т.е. даже и нюхает - как дышит). Разное строение - всяческих дырочек, палочек, колбочек, пестиков, тычиночек, волосков, пупырышков...
Разные частоты/амплитуды/фазы всяческих микро- и макро-волн. Разные отклики-резонансы. Разные эхо. Разные отражатели/поглотители. Всё - разное. И всё - во всём - едино.

 Отправлено: 18.10.07 20:04. Заголовок: Большая элегия Джону Донну (7 марта 1963):

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.


Скрытый текст

Уснули стены, пол, постель, картины, уснули стол, ковры, засовы, крюк, весь гардероб, буфет, свеча, гардины. Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы, хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда, ночник, белье, шкафы, стекло, часы, ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду. Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье, среди бумаг, в столе, в готовой речи, в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле остывшего камина, в каждой вещи. В камзоле, башмаках, в чулках, в тенях, за зеркалом, в кровати, в спинке стула, опять в тазу, в распятьях, в простынях, в метле у входа, в туфлях. Все уснуло. Уснуло все. Окно. И снег в окне. Соседней крыши белый скат. Как скатерть ее конек. И весь квартал во сне, разрезанный оконной рамой насмерть. Уснули арки, стены, окна, все. Булыжники, торцы, решетки, клумбы. Не вспыхнет свет, не скрипнет колесо... Ограды, украшенья, цепи, тумбы. Уснули двери, кольца, ручки, крюк, замки, засовы, их ключи, запоры. Нигде не слышен шепот, шорох, стук. Лишь снег скрипит. Все спит. Рассвет не скоро. Уснули тюрьмы, за'мки. Спят весы средь рыбной лавки. Спят свиные туши. Дома, задворки. Спят цепные псы. В подвалах кошки спят, торчат их уши. Спят мыши, люди. Лондон крепко спит. Спит парусник в порту. Вода со снегом под кузовом его во сне сипит, сливаясь вдалеке с уснувшим небом. Джон Донн уснул. И море вместе с ним. И берег меловой уснул над морем. Весь остров спит, объятый сном одним. И каждый сад закрыт тройным запором. Спят клены, сосны, грабы, пихты, ель. Спят склоны гор, ручьи на склонах, тропы. Лисицы, волк. Залез медведь в постель. Наносит снег у входов нор сугробы. И птицы спят. Не слышно пенья их. Вороний крик не слышен, ночь, совиный не слышен смех. Простор английский тих. Звезда сверкает. Мышь идет с повинной. Уснуло все. Лежат в своих гробах все мертвецы. Спокойно спят. В кроватях живые спят в морях своих рубах. По одиночке. Крепко. Спят в объятьях. Уснуло все. Спят реки, горы, лес. Спят звери, птицы, мертвый мир, живое. Лишь белый снег летит с ночных небес. Но спят и там, у всех над головою. Спят ангелы. Тревожный мир забыт во сне святыми - к их стыду святому. Геенна спит и Рай прекрасный спит. Никто не выйдет в этот час из дому. Господь уснул. Земля сейчас чужда. Глаза не видят, слух не внемлет боле. И дьявол спит. И вместе с ним вражда заснула на снегу в английском поле. Спят всадники. Архангел спит с трубой. И кони спят, во сне качаясь плавно. И херувимы все - одной толпой, обнявшись, спят под сводом церкви Павла. Джон Донн уснул. Уснули, спят стихи. Все образы, все рифмы. Сильных, слабых найти нельзя. Порок, тоска, грехи, равно тихи, лежат в своих силлабах. И каждый стих с другим, как близкий брат, хоть шепчет другу друг: чуть-чуть подвинься. Но каждый так далек от райских врат, так беден, густ, так чист, что в них - единство. Все строки спят. Спит ямбов строгий свод. Хореи спят, как стражи, слева, справа. И спит виденье в них летейских вод. И крепко спит за ним другое - слава. Спят беды все. Страданья крепко спят. Пороки спят. Добро со злом обнялось. Пророки спят. Белесый снегопад в пространстве ищет черных пятен малость. Уснуло все. Спят крепко толпы книг. Спят реки слов, покрыты льдом забвенья. Спят речи все, со всею правдой в них. Их цепи спят; чуть-чуть звенят их звенья. Все крепко спят: святые, дьявол, Бог. Их слуги злые. Их друзья. Их дети. И только снег шуршит во тьме дорог. И больше звуков нет на целом свете. Но чу! Ты слышишь - там, в холодной тьме, там кто-то плачет, кто-то шепчет в страхе. Там кто-то предоставлен всей зиме. И плачет он. Там кто-то есть во мраке. Так тонок голос. Тонок, впрямь игла. А нити нет... И он так одиноко плывет в снегу. Повсюду холод, мгла... Сшивая ночь с рассветом... Так высоко! "Кто ж там рыдает? Ты ли, ангел мой, возврата ждешь, под снегом ждешь, как лета, любви моей?.. Во тьме идешь домой. Не ты ль кричишь во мраке?" - Нет ответа. "Не вы ль там, херувимы? Грустный хор напомнило мне этих слез звучанье. Не вы ль решились спящий мой собор покинуть вдруг? Не вы ль? Не вы ль?" - Молчанье. "Не ты ли, Павел? Правда, голос твой уж слишком огрублен суровой речью. Не ты ль поник во тьме седой главой и плачешь там?" - Но тишь летит навстречу. "Не та ль во тьме прикрыла взор рука, которая повсюду здесь маячит? Не ты ль, Господь? Пусть мысль моя дика, но слишком уж высокий голос плачет". Молчанье. Тишь. - "Не ты ли, Гавриил, подул в трубу, а кто-то громко лает? Но что ж лишь я один глаза открыл, а всадники своих коней седлают. Все крепко спит. В объятьях крепкой тьмы. А гончие уж мчат с небес толпою. Не ты ли, Гавриил, среди зимы рыдаешь тут, один, впотьмах, с трубою?" "Нет, это я, твоя душа, Джон Донн. Здесь я одна скорблю в небесной выси о том, что создала своим трудом тяжелые, как цепи, чувства, мысли. Ты с этим грузом мог вершить полет среди страстей, среди грехов, и выше. Ты птицей был и видел свой народ повсюду, весь, взлетал над скатом крыши. Ты видел все моря, весь дальний край. И Ад ты зрел - в себе, а после - в яви. Ты видел также явно светлый Рай в печальнейшей - из всех страстей - оправе. Ты видел: жизнь, она как остров твой. И с Океаном этим ты встречался: со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой. Ты Бога облетел и вспять помчался. Но этот груз тебя не пустит ввысь, откуда этот мир - лишь сотня башен да ленты рек, и где, при взгляде вниз, сей страшный суд совсем не страшен. И климат там недвижен, в той стране. Откуда все, как сон больной в истоме. Господь оттуда - только свет в окне туманной ночью в самом дальнем доме. Поля бывают. Их не пашет плуг. Года не пашет. И века не пашет. Одни леса стоят стеной вокруг, а только дождь в траве огромной пляшет. Тот первый дровосек, чей тощий конь вбежит туда, плутая в страхе чащей, на сосну взлезши, вдруг узрит огонь в своей долине, там, вдали лежащей. Все, все вдали. А здесь неясный край. Спокойный взгляд скользит по дальним крышам. Здесь так светло. Не слышен псиный лай. И колокольный звон совсем не слышен. И он поймет, что все - вдали. К лесам он лошадь повернет движеньем резким. И тотчас вожжи, сани, ночь, он сам и бедный конь - все станет сном библейским. Ну, вот я плачу, плачу, нет пути. Вернуться суждено мне в эти камни. Нельзя прийти туда мне во плоти. Лишь мертвой суждено взлететь туда мне. Да, да, одной. Забыв тебя, мой свет, в сырой земле, забыв навек, на муку бесплодного желанья плыть вослед, чтоб сшить своею плотью, сшить разлуку. Но чу! пока я плачем твой ночлег смущаю здесь, - летит во тьму, не тает, разлуку нашу здесь сшивая, снег, и взад-вперед игла, игла летает. Не я рыдаю - плачешь ты, Джон Донн. Лежишь один, и спит в шкафах посуда, покуда снег летит на спящий дом, покуда снег летит во тьму оттуда". Подобье птиц, он спит в своем гнезде, свой чистый путь и жажду жизни лучшей раз навсегда доверив той звезде, которая сейчас закрыта тучей. Подобье птиц. Душа его чиста, а светский путь, хотя, должно быть, грешен, естественней вороньего гнезда над серою толпой пустых скворешен. Подобье птиц, и он проснется днем. Сейчас - лежит под покрывалом белым, покуда сшито снегом, сшито сном пространство меж душой и спящим телом. Уснуло все. Но ждут еще конца два-три стиха и скалят рот щербато, что светская любовь - лишь долг певца, духовная любовь - лишь плоть аббата. На чье бы колесо сих вод не лить, оно все тот же хлеб на свете мелет. Ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит? Дыра в сей ткани. Всяк, кто хочет, рвет. Со всех концов. Уйдет. Вернется снова. Еще рывок! И только небосвод во мраке иногда берет иглу портного. Спи, спи, Джон Донн. Усни, себя не мучь. Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло. Того гляди и выглянет из туч Звезда, что столько лет твой мир хранила.

 Отправлено: 20.10.07 20:33. Заголовок: Игорь Шайтанов. Уравнение с двумя неизвестными. Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский:

 Отправлено: 09.11.07 03:52. Заголовок: Для меня Иосиф Бродс..

Для меня Иосиф Бродский-целая вселенная,мир..
Мне кажется,что решающее значение в выборе "своего" поэта играет та атмосфера,тот период в жизни,когда ты этого поэта для себя открываешь.Важно,чтобы его звучание слилось с твоим внутренним звучанием.
В сложный период моей жизни именно таким поэтом стал Бродский.
Его проза и стихи пронизаны ностальгией,грустью по родине,куда он так и не вернулся.Это было созвучно моим личным переживаниям.
Я не буду рассуждать о том,как он писал-головой или сердцем,я даже не хочу об этом думать.
Важно то,что его стихи спасали меня от отчаяния и давали надежду.

 Отправлено: 11.11.07 02:03. Заголовок: А вот скажите мне, л..

А вот скажите мне, любители Бродского! У лауреата было стихотворение русско-немецкое, стёбненькое такое. Как называется, из какого сборника? Это не викторина, я просто найти не могу, а мне надо для работы. АУ!

 Отправлено: 11.11.07 04:30. Заголовок: Арина Родионовна пиш..

Арина Родионовна пишет:

цитата:

Как называется, из какого сборника?

"Два часа в резервуаре" называется.... вот здесь, например...
я его просто обожаю!.. но "стёбненькое" -- это Вы, пожалуй, "загнули"...

 Отправлено: 11.11.07 04:40. Заголовок: Приветствую Вас, Доч..

Приветствую Вас, Дочка Капитанская!!

Капитанская дочка пишет:

цитата:

Его проза и стихи пронизаны ностальгией,грустью по родине,куда он так и не вернулся.

ностальгией -- да... грустью -- в числе прочего и ею... но по родине ли?.. скорее, по эпохе... возможно, даже и не по "своей"...

* * *

Воротишься на родину. Ну что ж.
Гляди вокруг, кому ещё ты нужен,
Кому теперь в друзья ты попадёшь?
Воротишься, купи себе на ужин

Какого-нибудь сладкого вина,
Смотри в окно и думай понемногу:
Во всём твоя, одна твоя вина,
И хорошо. Спасибо. Слава Богу.

Как хорошо, что некого винить,
Как хорошо, что ты никем не связан,
Как хорошо, что до смерти любить
Тебя никто на свете не обязан.

Как хорошо, что никогда во тьму
Ничья рука тебя не провожала,
Как хорошо на свете одному
Идти пешком с шумящего вокзала.

Как хорошо, на родину спеша,
Поймать себя в словах неоткровенных
И вдруг понять, как медленно душа
Заботится о новых переменах.

* * *

...это по родине ли тоска?

 Отправлено: 11.11.07 10:32. Заголовок: Пока Капитанская доч..

Пока Капитанская дочка отвечает, я чуть-чуть замечу: если дуб - Пушкин, а Бродский - цепь, то почему Кот Учёный ходит налево и направо?

 Отправлено: 12.11.07 03:26. Заголовок: Ни страны, ни погос..

Здравствуйте,Кот Ученый))

***
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.

И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
- До свиданья, дружок.

И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
- словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
***
Я думаю,что Бродский, все-таки, до конца своих дней тосковал по родине.
Но под словом "родина" я не имею ввиду ту систему,то общество,которое заставило его уехать.
Не зря же Бродский так любил Венецию и постоянно туда приезжал.
Этот город напоминал ему Санкт-Петербург.

 Отправлено: 12.11.07 03:48. Заголовок: Капитанская дочка пи..

Капитанская дочка пишет:

цитата:

...до конца своих дней тосковал...

ну, ладно! пусть -- тосковал!..
а что у Вас самое-самое любимое из Бродского?

 Отправлено: 12.11.07 04:08. Заголовок: Кот Учёный пишет: а..

Кот Учёный пишет:

цитата:

а что у Вас самое-самое любимое из Бродского?

М....так сложно назвать что-то одно...
Пожалуй,вот это стихотворение:
КОНЕЦ ПРЕКРАСНОЙ ЭПОХИ
Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой,-
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.

Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-
это чувство забыл я.

В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.

Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.

Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.

Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.

То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...

То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.

Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.

Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.

Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.
***

Еще,конечно,очень люблю "Письма римскому другу".

 Отправлено: 12.11.07 04:24. Заголовок: приятно встретить ед..

приятно встретить единомышленника (-нницу)!..

 Отправлено: 12.11.07 16:37. Заголовок: Кот Учёный пишет: п..

Кот Учёный пишет:

цитата:

приятно встретить единомышленника (-нницу)!..

И я,и я того же мнения!

 Отправлено: 12.11.07 20:08. Заголовок: Еще очень люблю вот ..

Еще очень люблю вот это стихотворение:
НА СТОЛЕТИЕ АННЫ АХМАТОВОЙ

Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос -
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.

В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.

Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.

 Отправлено: 12.11.07 22:26. Заголовок: В стихотворении "..

В стихотворении "От окраин к центру" есть такие строки:
"Не жилец этих мест,
Не мертвец, а какой-то посредник,
Совершенно один,
Ты кричишь о себе напоследок:
Никого не узнал,
Обознался, забыл, обманулся,
Слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.

Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
Оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.

Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
Сколько дам на стакан лимонада.
Сколько раз я вернусь -
Но уже не вернусь - словно дом запираю,
Сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая. "

Это стихотворение было написано в 1962 году,когда Бродскому было 22 года.Оно было написано задолго до того,как поэту пришлось покинуть Россию навсегда.Как он это почувствовал?Как смог написать такие пророческие строки?

 Отправлено: 12.11.07 23:58. Заголовок: Капитанская дочка пи..

Капитанская дочка пишет:

цитата:

Как смог написать такие пророческие строки?

Спросите у Сверчка, он знает как!
А я, пока он не успел ответить, скажу -- это поэт свою судьбу сам создавал... стихами...

(Сверчок, это тебе за дуб и за цепь! )

 Отправлено: 13.11.07 03:36. Заголовок: Я, каэчно, не Сверчо..

Я, каэчно, не Сверчок, и стихов не пишу. Но читаю. И скажу тебе, белошёрстный мой друг, что ВСЕ поэты создают свою судьбу стихами. Для тебе, конечно, неактуально, но Ахматова написала «Отними и ребёнка и мужа…» задолго до расстрела Гумилёва и ареста Льва. Кстати, была «отругана» за это Цветаевой, которая сказала ей: «Что же Вы делаете? Ведь поэт – пророк, все им сказанное – сбывается!» Так что ваше желание (безусловно, понятное, ибо Бродский - любимый) приписать все лавры одному поэту… пугает.

 Отправлено: 13.11.07 04:12. Заголовок: Арина Родионовна пиш..

Арина Родионовна пишет:

цитата:

приписать все лавры одному поэту…

нет! ну, нормально?! я цитирую Сверчка, который в другой теме говорил на эту же тему применительно к Пушкину, можно скаать -- вторю иму! а Вы говорите -- "приписать"!.. это потомушта я не оговорился отдельно -- "как и все остальные поэты"? дык я это подразумеваю... это как говорят у нас -- "значение по умолчанию", "default value"...
Арина Родионовна пишет:

цитата:

Для тебе, конечно, неактуально

чё неактуально-то? я нипонял... типа, что Ахматова? а я, што ли, говорил, что она -- не поэт? вернее, -- не поэтэсса...
или, што я всмысле, стихов не пишу?.. дык, нам котам и не положено...

 Отправлено: 13.11.07 04:22. Заголовок: Неактуально, в смысл..

Неактуально, в смысле того, что у тебя же один любимай автыр, другие неактуальны! ГЫЫЫЫ!

 Отправлено: 13.11.07 04:26. Заголовок: хто? :sm242: ..

хто?

 Отправлено: 13.11.07 04:27. Заголовок: Забыл? Натурально, К..

Забыл? Натурально, Кот в пальто! ГЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!

 Отправлено: 13.11.07 04:34. Заголовок: :sm250: :sm226: ..

 Отправлено: 13.11.07 04:35. Заголовок: Я знала, шо тебе зан..

Я знала, шо тебе зандравится! Продолжим препирательства завтра! Спокнок!

 Отправлено: 13.11.07 04:44. Заголовок: я все понял! это так..

я все понял! это такая специальная диверсия Арины Родионовны -- зафлудить тему про нелюбимого рассудочного Бродского, да?
Няня, я Вас раскусил! сдавайтесь, черепашка-нинзя вы наша!

 Отправлено: 13.11.07 20:02. Заголовок: Арина Родионовна пиш..

Арина Родионовна пишет:

цитата:

ВСЕ поэты создают свою судьбу стихами

это очень тяжелая ноша,по-моему

 Отправлено: 31.12.07 12:47. Заголовок: Сегодня мне приснилс..

Сегодня мне приснился странный сон. Вполне литературный.
Еду на поезде. Я от него не отстал, а пришёл подозрительно вовремя. Этот поезд везёт меня к близким людям, а машинист поезда – … Бродский. И он мне читает свои новые стихи. Я его слушаю, вспоминаю наши дебаты о нём и говорю после прочтения: «Хорошо!»…

 Отправлено: 31.12.07 12:58. Заголовок: И.Бродский:

Рождество 1963

Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Звезда светила ярко с небосвода.
Холодный ветер снег в сугроб сгребал.
Шуршал песок. Костер трещал у входа.
Дым шел свечой. Огонь вился крючком.
И тени становились то короче,
то вдруг длинней. Никто не знал кругом,
что жизни счет начнется с этой ночи.
Волхвы пришли. Младенец крепко спал.
Крутые своды ясли окружали.
Кружился снег. Клубился белый пар.
Лежал младенец, и дары лежали. Скрытый текст

http://images.google.ru/imgres?imgurl=http://br00.narod.ru/pb-00033.jpg&imgrefurl=http://br00.narod.ru/10660353.htm&h=380&w=505&sz=25&hl=ru&start=17&tbnid=lrbT5syuapviZM:&tbnh=98&tbnw=130&prev=/images%3Fq%3D%25D0%259F%25D1%2583%25D1%2588%25D0%25BA%25D0%25B8%25D0%25BD%2B-%2B%25D1%2585%25D1%2583%25D0%25BB%25D0%25B8%25D0%25B3%25D0%25B0%25D0%25BD%26gbv%3D2%26svnum%3D10%26hl%3Dru%26newwindow%3D1%26sa%3DG

 Отправлено: 09.01.08 17:15. Заголовок: от горних монастырей - к земным "учителям веры":

«И жаждет веры – но о ней не просит...» * Протоиерей Андрей Ткачев * Размышления об Иосифе Бродском:

«Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует… Ф. Тютчев

Плохо, ежели мир вовне
изучен тем, кто внутри измучен. И. Бродский

Скрытый текст

Мир искусства похож на группу островов, населённых сиренами, мимо которых обязан проплыть каждый Одиссей, возвращающийся на родину. Проплыть мимо этих сладкозвучных убийц невредимо можно лишь залепив уши или привязавшись к мачте. Первое случается чаще. Миллионы людей в мире отличаются глухотой к особого рода звукам: поэзии, философии и тому подобному. Если при этом они не глухи к голосу совести и Евангелия, то сия особая глухота не обделённость, а Божий дар. Господь Бог дал им уши, которые не слышат, потому что сердца «малых сих» не выдержали бы той тоски, которую поют обитательницы острова. А вот имеющий уши слышать эти песни обязан привязаться к мачте, чтобы не присоединиться к тем, чьи кости белеют по всему острову. Мачта есть Крест, имже мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6, 14). Только привязавшись к этому Дереву, можно (хотя и не без мук и терзаний) проплыть мимо, наслушавшись вдоволь «грустных песен земли». Бродский – самое важное явление в русской поэзии конца двадцатого века. Среди всех тех, кто в это время «памятник себе воздвиг нерукотворный», «непокорная глава» Бродского – самая высокая и самая одинокая. Если его хвалить за что-то, то, во-первых, за то, что он не закончил жизнь самоубийством. А если ругать, то за то, что не стал тем, кем мог, тем, кто так нужен русской словесности. Говорить о нём, покойном, ругать его, спорить с ним – нехорошо. Но если продолжать его традиции и обращаться к нему так, как он «во времена оны» обращался к Донну, Элиоту, Жукову, Бобо… – то, наверное, можно. И даже нужно, поскольку свою поэзию распада, свою, так сказать, разлагающуюся на бумаге душу он не сжёг, не спрятал, а щедро разметал по всему миру. И она разлетелась, иногда как жемчуг, но чаще – как осколки того зеркала, которое уронили тролли. Странно, но Бродского раскусила советская власть. Тупая, косная, с узким мировоззрением, неизящная советская власть устами своего обвинителя на суде по делу «тунеядца Бродского» назвала следующие мотивы творчества поэта: смерть, уныние и эротизм. Может, не теми словами здесь передано сказанное тогда, но суть та же. Поэт тоскует, отчаивается, постоянно возвращается к мысли о неизбежности смерти и как-то между делом не забывает упражняться в «науке страсти нежной, которую воспел Назон». Таким был поэт в юные и зрелые годы. Кажется, таким остался до конца. Но была и существенная потеря. Тогда на суде Бродский сказал, что его поэтический дар – от Бога. А спустя многие годы говорил, что не знает, «есть Бог или нет». Ах, какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь… («Мне осталась одна забава…») Так, юродствуя, говорил о своём безверии Есенин, которому было больно и стыдно от безбожия. Бродский же, перечисляя утраты: …потерявший конечность, подругу, душу… («Элегия») или: …Здесь и скончаю я дни, теряя волосы, зубы, глаголы, суффиксы… («1972 год») о вере ничего никогда не говорит. А ведь он всех обокрал. Он подошёл вплотную. Ещё бы шаг, и… как бы все мы были богаты! Он, наверное, пожил бы дольше и в силу того, что «поэт в России больше, чем поэт», повёл бы за собой очень многих не в тёмный угол, а на свет, «в горняя». Но… Безверием палим и иссушён, Невыносимое он днесь выносит… И сознаёт свою погибель он, И жаждет веры – но о ней не просит… В актив поэта однозначно отнесём то, что он был во всём самоучка. Он не получил классического образования, не ездил по миру, не вырастал, окружённый атмосферой прекрасного. То, что другим (например, Пастернаку, Ахматовой) давалось даром, Бродский не мог бы купить даже за деньги. Денег, впрочем, тоже не было. Было то, что называется тягой к мировой культуре. Как говорил поэт позже, «всё началось с накопления знаний». Книги стали первой реальностью, а затем – смыслом жизни. Не забудем, что СССР в те годы – это страна, с точностью выполнившая то, что планировали бесы из одноимённого романа и что Достоевский вложил в уста Верховенского: «…Не надо высших способностей! <...> Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза. Шекспир побивается каменьями..! <...> Жажда образования есть уже жажда аристократическая. <...> …Мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство. <...> Полное послушание, полная безличность…». Сама по себе тяга к знанию в том мире – похвальна. Но не в знаниях – суть. И грусть от окружающей пошлости похвальна. Но не в грусти – суть. И тоска о неизвестном, и юные мечты о нездешнем счастье – хороши. Но не в тоске и не в мечтаньях – суть. Суть в том, что сладко ноющее, ищущее сердце лишь у ног Христа успокаивается и наполняется миром. Иосиф Александрович у ног Христа не успокоился. Он только растревожился и так тревожно прожил всю жизнь, лишь под конец стихнув от усталости, а не от смирения. В годы и напускного, и искреннего оптимизма Бродский грустит, и грустит изящно на античный манер: Я заражён нормальным классицизмом… («Одной поэтессе») Классицизм был формальным. Парки, музы, Постум, Цинтия – не более чем декорации. А поистине роднит Бродского с античностью дохристианская грусть. Хронологически живя в двадцатом веке от Рождества Христова, мистически Бродский жил до Рождества, и его тоска – это тоска неискупленной человеческой природы. Неважно, где живёт человек. Тоска ходит за ним, «как тень иль верная жена». Бродский грустил и отчаивался в СССР, грустил в США, морщился, путешествуя по миру, грустил бы он и ныне так, как грустит всякий нераскаянный и невоцерковлённый человек. Желающие спорить скажут, что ежегодно на Рождество поэт писал стихотворение, посвящённое празднику. Но стоит хотя бы раз выдержать Рождественский пост, сесть за стол в сочельник, выстоять праздничную всенощную, услышать коляду, чтобы, сравнив, понять: рождественская радость Церкви и праздничные медитации Бродского – небо и земля. Если бы поэт ощутил силу Христа пришедшего, то ощутил бы и силу Христа воскресшего, то есть в его поэзии было бы и место Воскресению. Но Торжество из торжеств прошло мимо Бродского. На тему Пасхи он не «медитировал». Кажется, только лишь одно из его стихотворений (в цикле «Литовский дивертисмент») говорит просто о молитве. Поэт сворачивает с улицы в костёл и шепчет «в ушную раковину Бога» (?!): «Прости меня». Всё здесь символично. Например, то, что храм – католический. По словам А. Ф. Лосева, католицизм был всегда «завлекательной приманкой для бестолковой… воистину „беспризорной“ русской интеллигенции. В те немногие минуты своего существования, когда она выдавливала из себя „религиозные чувства“, она большей частью относилась к религии и христианству как к более интересной сенсации; и красивый, тонкий, „психологический“, извилистый и увёртливый, кровяно-воспалённый и в то же время юридически точный и дисциплинарно-требовательный католицизм, прекрасный, как сам сатана, – всегда был к услугам этих несчастных растленных душ» («Очерки античного символизма и мифологии»). Цитата вся в точку. И Бродский, безусловно относящийся к русской интеллигенции, единственное своё молитвенно-стихотворное обращение к Богу совершает в костёле не случайно. Причём особое панибратство к Богу и дерзость (чего стоит фраза «ушная раковина Бога») делает Бродского похожим на раннего Маяковского. Тот тоже не сомневался в юности в бытии Божием, но обращался в стихах к Господу дерзко и с вызовом. Я не могу отделаться от мысли, что талант Бродского был предназначен для православного ренессанса. Не для поэтической проповеди, конечно, а для воцерковления современной словесности. И по времени, и по близости к Ахматовой, и даже по еврейским корням в Бродском угадывается продолжатель стихотворного цикла романа «Доктор Живаго». В одном из стихотворений – «Рождественская звезда» – Бродский прямо становится плечом к плечу с Пастернаком. Посвящённое Ахматовой «Сретенье» только подтверждает эту мысль. Мандельштам как будто о Бродском сказал: И в наказанье за гордыню, Неисправимый звуколюб, Получишь уксусную губку Ты для изменнических губ. («Не искушай чужих наречий…») В начале было сказано о том, что поэзия подобна сирене. Песнь же последней страшна не смыслом, а чем-то иным. Сирене не обязательно петь что-то «умное», заинтересовывающее мысль. Она вообще может петь без слов, вкладывая всю соблазнительную силу страсти в голос, его переливы и модуляции, в мелодию, во взгляды и прочее. Поэзия Бродского, при своей кажущейся интеллектуальности, есть песнь ни о чём. Кстати сказать, наша лукавая речь, «язык» даёт такую возможность. Поэт может писать на тему того, что у него нет темы; может красиво говорить о том, что говорить ему не о чем; описывать в стихах сам процесс писания стихов и так далее. В этом случае язык является – по Апостолу – корнем зла и прикрасой неправды. У Иосифа Александровича за массой стихотворений обретается какое-то буддийское ничто. То есть стихи есть, текут красиво, и струны души затронуты; но присмотрись – там пусто. Обман, наваждение, марево. Да воскреснет Бог и расточатся врази Его! Но не будем голословны. В известном стихотворении «Письмо генералу Z» поэт долго препирается с генералом, прежде чем сорвать погоны и отказаться воевать. Стихотворение завораживает смелостью, страстью, но вот оказывается, что «генерал» взят поэтом как рифма к слову «умирал», а потом, того больше – генерала, оказывается, «нет в природе». Речь обращена ни к кому. Поэт настолько одинок, что даже ругаться ему не с кем и нужно выдумать персонаж, чтобы вылить на него недовольство. Будь на месте Бродского человек восточный, он рад бы был такой пустоте. Ещё шаг – и нирвана. Но Бродский не радуется. Пустота и одиночество мучают его и сопровождают вечно. Известны случаи, когда заключённые в одиночных камерах, чтобы не сойти с ума, общались с мышью, пауком, мухой. И Бродский многие свои стихи посвящает мухе, мотыльку, ястребу или даже стулу, пролитому молоку и т.п. Налицо жуткий факт: говорить не с кем и не о чем, но говорить хочется, и наш гений громоздит слова, как домик из конструктора, заведомо зная о его игрушечности и недолговечности. Поэт сам о себе говорил, что язык, сама стихия слова увлекает его и приводит к результатам неожиданным и незапланированным. Эдакое, по его собственному определению, «раченье-жречество», когда прорицатель не владеет духом пророческим и увлекается туда, куда не желает. Служенье Муз чего-то там не терпит. Зато само обычно так торопит, что по рукам бежит священный трепет и несомненна близость Божества. («Одной поэтессе») Власть выгнала Бродского из страны. Не только его. Вместе с противниками режима власть выгоняла всех, кто был глубже её мелкости и не хотел пристраиваться. Изгнание убило поэта. Его поэзия, как сорванный цветок, держалась какое-то время только по инерции. Затем внутренний распад, всегда присущий Бродскому, не сдерживаясь извне, повлёк его к точке нуля. Страшно следить за этой поэтической смертью, представляя себе тот тихий кошмар, который воцарился в сердце поэта. Вместо того чтобы впасть «в неслыханную простоту» (Пастернак), зрелый Бродский тянет строки своих стихов, удлиняет их непомерно, а слова рвёт, кромсает… Душа измучена, душа – на грани: «Я не то что схожу с ума, но устал за лето…»; «В эту зиму опять я с ума не сошёл»… Сумасшествие угрожает поэту и зимой, и летом. Так люди в Откровении ждут ночи, потому что день несносен. А потом не могут дождаться дня, потому что ночь ужасна. Да что же это? Это то, о чём уже сказано у Тютчева: Безверием палим и иссушён, Невыносимое он днесь выносит… Как никто из поэтов последних десятилетий Бродский был расслышан: Время нашло, наконец, искомое лакомство в твёрдом моём затылке. («1972 год») Бродскому подражали, его категориями мыслили, его глазами смотрели на мир. И если бы он понял, почувствовал, склонился… Если бы он пришёл к Богу не для рифмы, а для вечной жизни, то вслед за ним пришли бы к Богу тысячи людей. Думаю, что, давая ему такой талант, сводя его жизненный путь с Ахматовой, Господь вёл Иосифа Александровича к другой стезе, к другому послушанию. И оттого знакомство с его творчеством отдаётся такой болью в сердце, что, изменив призванию, он и сам пошёл не туда, и нас сбил с толку. До сих пор мне, например, неизвестно, был ли поэт крещён. Как Лебедев, молившийся со слезами за мадам Дюбарри («Идиот»), хочет душа помолиться за тех, кто ей небезразличен. Доброе это желание среди наших поэтов натыкается на множество самоубийств, дуэльных смертей, беспутно оконченных жизней, на неопределённость. В стихотворении «Любовь» («Я дважды пробуждался этой ночью…») есть косвенное указание на то, что поэт крещён: …Ибо в темноте - там длится то, что сорвалось при свете. Мы там женаты, венчаны, мы те двуспинные чудовища, и дети лишь оправданье нашей наготе. «Сорвавшимся» называет Бродский венчание, а значит, и крещение его вероятно. Это редкое для Бродского стихотворение, в котором автор без цинизма и не отстранённо смотрит на пол и брак, говорит об этом трепетно и даже покаянно. Ещё раз, уже в последние «поэтические годы», живой голос прорвётся вновь сквозь сомнамбулические речитативы: Ночью, мира на краю, раскаляясь добела, - жизнь моя на жизнь твою насмотреться не могла. Сказано как перед смертью. Такие пронзительные строки для поэта не характерны. Обычно он, вспоминая, грустит или цедит сквозь зубы что-то холодное и презрительное. Мы сбились с темы. Крещён ли Бродский? Неизвестно. Но жизнь свою он прожил так, что сказать что-либо трудно. Для того, чтобы сделать анализ крови, крови нужно немного. Весь Бродский для меня вмещается не в «Письма римскому другу» или подобные шедевры, а в стихи «Похороны Бобо». Там есть такие строки: Идёт четверг. Я верю в пустоту. В ней как в Аду, но более херово. И новый Дант склоняется к листу и на пустое место ставит слово. Обратим внимание на страшные слова: «Я верю в пустоту». Это – credo поэта, а совсем не случайность. Пустота была средой обитания поэта, его привычной средой. Промучившись всю жизнь, Бродский искренне верил, что и в аду хуже не бывает. В то, что ад есть, Бродский верил (см. «На смерть Жукова»). Верил в то, что есть мир невидимый, и его обитатели: Призраки, духи, демоны – дома в пустыне. Ты сам убедишься в этом, песком шурша, когда от тебя останется тоже одна душа. («Назидание») Но ад, духи, демоны, тени ушедших были для Иосифа Александровича, скорее всего, понятиями умозрительными. А пустота – реальна. Присосавшаяся к душе, отравляющая жизнь, воистину проклятая «нирвана» для русской души Бродского-еврея была сущим адом. И он верил, что сам ад не может быть хуже, как Свидригайлов верил, что в вечности его ждёт чулан, затянутый паутиной. Гордое же сравнение с Дантом не выдерживает никакой критики, и об этой строчке в творчестве Бродского (как и о многих других) можно только пожалеть. Когда Пушкин сказал о себе: «сердце пусто, празден ум», то нашёлся митрополит Филарет, ответивший поэту на его языке и призвавший: «Вспомнись мне, Забытый мною», то есть научивший Пушкина обратиться к Богу. Больно, что для Бродского у нас не нашлось Филарета и что говорить о нём теперь стоит только ради «загипнотизированных и заворожённых» Бродским. Больно, что всё написанное мною – не более чем грустный венок на могилу талантливого человека, о котором можно сказать его же словами. Вот они, посвящённые памяти Элиота, лишь перефразированные в память Бродского: Тот Петербург, где он родился, и Венеция, где он лежит, унылы, стоят по сторонам его могилы. И туч плывут по небу корабли. Но каждая могила – край земли. Дата публикации на сайте: 13 Сентября 2007» И скучно и грустно, и некому руку подать В минуту душевной невзгоды...

 Отправлено: 10.01.08 00:50. Заголовок: реплика:

Красиво излагает, однако, протоиерей Андрей Ткачев:

цитата:

Мир искусства похож на группу островов, населённых сиренами, мимо которых обязан проплыть каждый Одиссей, возвращающийся на родину. Проплыть мимо этих сладкозвучных убийц невредимо можно лишь залепив уши или привязавшись к мачте. Первое случается чаще. Миллионы людей в мире отличаются глухотой к особого рода звукам: поэзии, философии и тому подобному. Если при этом они не глухи к голосу совести и Евангелия, то сия особая глухота не обделённость, а Божий дар. Господь Бог дал им уши, которые не слышат, потому что сердца «малых сих» не выдержали бы той тоски, которую поют обитательницы острова. А вот имеющий уши слышать эти песни обязан привязаться к мачте, чтобы не присоединиться к тем, чьи кости белеют по всему острову. Мачта есть Крест, имже мне мир распяся, и аз миру (Гал. 6, 14). Только привязавшись к этому Дереву, можно (хотя и не без мук и терзаний) проплыть мимо, наслушавшись вдоволь «грустных песен земли».

Забыл правда, о слепых и немых высказаться. Но мы, следуя его исправительному пафосу, обобщим: сонмы слепо-глухо-немых, наделённых совестью, Евангелием и прочими дарами Всевышнего, возносят благодарственные гимны во исправление и спасение "заблудших" душ поэтов, философов и пр. и пр. и пр. Как-то жутковато становится от подобной фантасмагории (товарищ Ткачёв).

 Отправлено: 10.01.08 01:23. Заголовок: Давным-давно я читал..

Давным-давно я читал фантастический рассказ об онирофильмах. Это такие фильмы, где все чувства записаны вместе с картинкой, т.е. видео. Можно надеть приборчик на голову, и вот уже тебе вкус, цвет, ощущения всевозможные, как в реальной жизни.
Иногда мне кажется, что поэты смотрят именно такой онирофильм Господа Бога. Только Господь отключает ощущения мира горнего. Иначе можно не выдержать всего.
Правда, иногда Он отключает не все ощущения…

Символ Ткачёва понятен, только сирены – это не глас небесный. Так что образ, как я вижу, изначально неверный. Поэтому криво пошло – в пафос.