Пушкин

«...Следующая стадия – анальная, сопровождающаяся латентной юношеской гомосексуальностью. И вот появляются тридцать три богатыря, выходящие из синего (т.е. голубого) моря, обладающие необычайной привлекательностью...
Однако на фоне этих блистательных молодых красавцев появляется некое темное пятно - "с ними дядька Черномор". (Вполне возможно, что персонаж Черномор ассоциировался у Пушкина с Вигелем, которого он встретил в Одессе, т.е. у Черного моря.)
Но этот персонаж появляется не только в данной сказке, где он играет всего лишь эпизодическую роль. Некий Черномор появляется также в написанной раньше сказке "Руслан и Людмила", и там он - один из ключевых персонажей...
Мы видим, что в процессе инициации он претерпевает превращения в различных насекомых, причем с каждым разом насекомое становится все крупнее и опаснее. Мотив превращения в насекомое является архетипом, позднее успешно использованным Кафкой, а затем Пелевиным. Но еще Достоевский чувствовал, что именно насекомое символизирует торжество самых низменных инстинктов, победу Оно над Суперэго. Недаром у него постоянно встречается "сладострастие насекомого" или "насекомое сладострастие".
Таким образом, Суперэго князя Гвидона периодически утрачивает контроль над Эго, и попав на корабль, в виде насекомого он совершает различные сомнительные действия...
Здесь важно именно спускание с неба, то есть забвение возвышенного назначения, и сосредоточение на различных сомнительных щелях.
Достигнув своей цели, то есть попав во дворец Салтана, царевич все же не решается прямо атаковать своего истинного противника. Он довольствуется замещением, кусая вместо царя близких тому женщин и таким образом как бы торжествуя над соперником. Вспомним также, как кусают насекомые. Они вонзают жало. Совершенно очевидно, что именно символизируют такие действия. Тем более в глаз.
Но в третий раз, когда необходимо укусить Бабу Бабариху, то есть родную бабушку, могучий страх перед инцестом все же заставляет задуматься нашего героя, и он довольствуется укусом в нос. Видимо, этот эпизод заставляет его задуматься, и вредь он не превращается в насекомое, найдя в себе силы укротить наиболее низменные инстинкты.
И постепенно влечения Гвидона принимают более естественную форму. Избавление от склонности к зоофилии знаменуется превращением царевны-лебеди в девицу, которая окончательно завоевывает его и даже отвлекает от стремления превращаться в насекомое...»