Пожелания: Заголовок темы должен кратко и понятно отражать её суть. Ваше имя не должно повторять уже зарегистрированные имена »»». Оскорбления в нашем союзе неприемлемы.
Чтобы разобраться в задачах и структуре Форума, прочтите прежде всего темы:
Сообщение: 450
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 05.10.07 16:14. Заголовок: Re:
Лепорелла пишет:
цитата:
Если бы Серов... Дражайшая Арина Родионовна. Это не Серов о Листе, а русский гений музыки Глинка в своих оригинальнейших "Записках" - о венгерском гении фортепиано или, если угодно, просто Музыки.
Лепорелла, милая, мне чертовски приятно, что вы видите мой светлый образ буквально во всех проявлениях форума. Но я, в отличие от Кочубеевны, не столь эрудирована, посему поддержать вашу высоконаучную беседу о музыке просто не смогу, на должном уровне. Посему - только читаю.
Отправлено: 05.10.07 17:06. Заголовок: светлый образ - на должном уровне
Ах, Вы преувеличиваете мои достоинства, а свои - напротив, шутница милая, принижаете. Вон, Кочубеевна: хоть куда! бой-девка. Т. е... э-э-э ... Ну-да, бей, девка! Прямо молодцом держится - я аж завидую. А эрундиция, как Вы изволили выразиться, Вам не помеха! Это всё напустное... Главное, чтоб тесто поднялося.
Давайте-с вернёмтеся к теме-с Музыка Пушкина. Сильвупле.
Спасибо Гуану за тему Вам, Лепорелла, за фундаментальное развитие, и Вам, Кочубеевна, за страстное соучастие! По-видимому, что-то особенное в оной есть. С одной стороны, знаменитая формула "...но и любовь - мелодия", куда уж абсолютнее?? А вот с другой: в инетовской "Пушкинской энциклопедии" (что от Пушкинского дома) тема не рассматривается. И это при наличии достаточно развернутой справочной статьи в инетовской "Лермонтовской энциклопедии". (Как же без этих старинных параллелей, похожих на "соперничество" СПб-га и Москвы?) Похоже, что в Пушкинском доме нет соответствующих специалистов = интереса к этому аспекту творчества Александра Сергеевича? При этом, по свидетельству Г.И. Ганзбурга (http://pushkin.niv.ru/pushkin/articles/ganzburg/19-oktyabrya-1827.htm) «Начиналась музыковедческая пушкинистика более столетия назад, когда были напечатаны работы М.М.Иванова "Пушкин в музыке" (СПб., 1899) и С.К.Булича "Пушкин и русская музыка" (СПб., 1900). Впоследствии появлялись всё новые публикации (хотя и немногочисленные), этапными стали книги: И.Эйгес "Музыка в жизни и творчестве Пушкина" (1937), В.Яковлев "Пушкин и музыка" (1949), А.Глумов "Музыкальный мир Пушкина" (1950). … Однако музыковедческая пушкинистика действует эффективно лишь до тех пор, пока исследование касается музыки в жизни Пушкина и/или высказываний Пушкина о музыкальном искусстве…» [Кстати, там же, на (http://pushkin.niv.ru/pushkin/articles/belyj/mocart-saleri.htm) существует «своя версия» Моцарта и Сальери от Александра А. Белого.] И что же, после 1950 года ничего достойного не публиковалось? Тема была исчерпана настолько, что даже переизданий не надобно? Или, всё же, всё не столь просто?? … … … Очевидно, что кроме оперы первой трети XIX века (итальянской, немецкой и русской) и балетных номеров, светский человек А.С. Пушкин из музыкальных гениев не мог не знать моднейшего в те годы Л.Бетховена. Наверное, слышал Ф.Шуберта, К.М.Вебера... Вопрос о "молодых" Ф.Листе и Ф.Шопене (знакомство с музыкой последнего как-то сомнительно в политической атмосфере после 1830-го года...)... Не к стати: некоторые западные музыковеды сумели отыскать влияние Шопена на фортепианные опусы М.И. Глинки, написанные несколько ранее произведений первого... Естественная музыкальность пушкинского стиха даже не обсуждается: Наши композиторы пользовались этими классическими текстами гениально и очень по-разному: от благоговейнейшего оперного А.С.Даргомыжского до сверхвольностей опер П.И.Чайковского (да ещё с весёленькими правками А.Г.Шнитке)... И ещё. Существуют попытки коснуться архитектуры Пушкинского текста "Евгения Онегина" с музыковедческих позиций. Но соответствующие тексты вряд ли доступны, даже не знаю, опубликованы ли они, или существуют только в фонотеке радио "Орфей". … … …
«Начиналась музыковедческая пушкинистика более столетия назад, когда были напечатаны работы М.М.Иванова "Пушкин в музыке" (СПб., 1899) и С.К.Булича "Пушкин и русская музыка" (СПб., 1900). Впоследствии появлялись всё новые публикации (хотя и немногочисленные), этапными стали книги: И.Эйгес "Музыка в жизни и творчестве Пушкина" (1937), В.Яковлев "Пушкин и музыка" (1949), А.Глумов "Музыкальный мир Пушкина" (1950). … Однако музыковедческая пушкинистика действует эффективно лишь до тех пор, пока исследование касается музыки в жизни Пушкина и/или высказываний Пушкина о музыкальном искусстве…» Спасибо ODу! Вы правильно задаёте один из базисных векторов многомерного Пушкинского Музыкального Пространства (ПМП). Если не будем сверх меры отвлекаться на перепалку и "личное", то м.б. ч.-н. и оформиться со временем.
Сообщение: 696
Зарегистрирован: 18.09.07
Откуда: Касталия, СП
Репутация:
1
Отправлено: 25.11.07 18:26. Заголовок: "И в голову пришли мне две, три мысли.":
Подумалось разное. Пронумеруем, чтоб течением не унесло: 1. Может специально о "Музыке Пушкина" и говорить-то нечего (тем более, в отсутствие - дай Бог ему здоровья - Гауна Великолепного). Его (П.А.С.) поэзия и есть его музыка. Может для А.С. это было самоочевидным. Ведь даже "очень хороший музыкант" (со слов Глинки М.И.) Грибоедов А.С. за что-то ведь уважал Пушкина. Ясно, за музыкальность! А сам, понимаете ли, наш Глинка? Да без него просто ... ни одной оперы-то толком придумать не мог. Опять-таки, выходит, ценил и любил (как музыканта, рзмтс). О Гоголе говорить и вовсе не приходится... Ну, и т.д. (без труда, я полагаю, можно было бы, при желании, множить и множить сии примеры, от музыкантов, собственно, исходящие). 2. Перейдем(те) теперь к обобщениям. Как известно нам и как засвидетельствовано современниками, Пушкин - полный гений, т.е. во всём. За что бы он ни брался, после него - хоть потоп (может перевод и не точен, но по смыслу - улавливается), как заверяли его неоднократно французы, к примеру. Вот, после него в Поэзии - делать нечего! А в Прозе - просто перья опускаются. Драма - тут до сих пор трагическая, можно сказать, ситуация. (Не уговаривайте, никакие ваши раки и греки - даже рядом не лежало... Муля, не нервируй меня!) Ну, а возьмём художества. В рисунке - первый среди равных, т.е. в среде живописцев-скульпторов-архитекторов. Они что к нему таскались- то: сядут вдвоем анфас, карандаши оточут - и давай дроу-блиц, т.е. кто быстрей портрет другого ... Ну, что я говорил. Он уже кончил. И ведь как похож! Вылитый оригинал... Да-а-а... Куда ни бросишь, куда ни посмотришь пытливым взглядом, после Пушкина - пустыня какая-то, руины или кладбище, в лучшем случае. (Ужасная мысль: может он их всех - деморализовывал? Может они обиделись или как Сальери... ) 3. И вот, собственно, озарение сошедее от ума нашего бодрствующего: гениальный человекоиспытатель, гениальный естестволюб, гениальный художник во всех видах, родах и семействах ... м-да ... э-э-э ... о чём это мы ... А! Пушкин - Гений! Абсолютивмэн! Естественно, и научный Гений! Примеры? да матэматИк, если угодно: для простоты и наглядности ал-жебру возьмём. Он же по-свидетельству известнейшего алгебраиста С.Алиери "алгеброй гармонию" проверил, т.е. точнейшую сферу абстрактно-прикладного научно-гуманитарного теоретико-музыкального мышления ... Стакан, пожалуйста. Воды ... ещё ... мышения, да. Его титано-героический, музыко-логический и - прорыв просто в двадцатый - кибенематический, по заключению доктора Норберта Винера - математика, кибернетика ... что? ... я и сказал "кибернетический, по заключению доктора" ... сбивают только ... искусный интеллект с лёгкостью неописуемой (и с грацией при этом невыразимой, что характерно) ломал барьеры, взрывал стереотипы, крушил косность и застойность ... не боясь ни авторитетов с авторитарами, ни лириков с физиками, ни ... короче, истинно русское бесстрашие в вопросах Человека, Природы, Науки, Искусств и ДекабристскОгОгО Общества любителей и профессионалов.
Сообщение: 836
Зарегистрирован: 18.09.07
Откуда: Касталия, СП
Репутация:
2
Отправлено: 02.12.07 20:07. Заголовок: Евгений Манин (Филадельфия) "Несравненная Клара" ("Чайка" #15(31) от 5 августа 2002):
«Приступая к своим знаменитым «Сравнительным жизнеописаниям», Плутарх предпослал им следующее замечание: «Не всегда в самых славных деяниях видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживает характер человека, чем сражения с десятками тысяч убитых, огромные армии и осады городов. Поэтому, как живописцы изображают сходство в лице и в чертах его, в которых выражается характер, очень мало заботятся об остальных частях тела, так и нам да будет позволено больше погружаться в проявления души и посредством их изображать жизнь каждого, предоставив другим описание великих дел и сражений». По-видимому, именно этот подход – причина того, что Плутарха с неослабевающим интересом читают и перечитывают вот уже почти два тысячелетия: его герои предстают перед читателем не как профессионалы, а как люди, с их достоинствами и пороками, величием и слабостями, люди, вершащие судьбы других, и падающие жертвой собственной судьбы. Самый идеальный анализ деятельности великого полководца или политика, творчества великого художника, поэта, актера или композитора – представляет интерес для профессионалов и дилетантов. Но когда речь о них идет как о людях, это близко и интересно всем, без исключения. Скрытый текст
Именно этими соображениями я руководствовался, когда начал подбирать материалы к статье о Роберте Шумане – одном из моих самых любимых композиторов. При этом, Шумана-классика, одного из крупнейших композиторов 19-го века, столь щедрого на классиков, я решил предоставить профессионалам – меня же в данном случае, интересовала его жизнь, странная и так трагически завершившаяся. Но в процессе работы я столкнулся с удивительным явлением: Роберт Шуман всё больше отходил на второй план, а главную роль начинала играть его жена – Клара Вик-Шуман. Как правило, о женах великих композиторов говорят не часто, их имена и известны лишь потому, что они – жены упомянутых великих. С Кларой Вик все обстоит иначе. Талант Роберта Шумана – от Бога, но тем, что он оказался в созвездии великих, своей славой, своей популярностью он обязан всецело своей жене: ценители музыки знакомились с шедеврами Шумана на пользовавшихся бешеным успехом концертах Клары Вик, и она была единственным редактором произведений своего мужа. Беззаветно преданная и любящая жена, одна из самых блестящих пианистов-исполнителей своего времени, талантливый композитор, человек, к которому тянулись все музыкальные «звезды» эпохи, – вот кем была Клара Вик-Шуман, с легкой руки Мендельсона получившая прозвище «несравненная Клара». Сегодня о ней почти не вспоминают, а из написанного ею практически ничего не исполняется. Но, если писать о Роберте Шумане, обычный прием – начать с рождения и кончить смертью – не годится. Его жизнь – это, фактически, фрагмент жизни другого человека, жизни «несравненной Клары». Это и объясняет несколько необычный характер очерка о Роберте Шумане. То, что гениальный музыкант может проявлять феноменальные способности в самом раннем возрасте, т.е. быть вундеркиндом, – случается не так уже редко. И беспощадная эксплуатация такого вундеркинда родителями также не была редкостью в позапрошлом веке. Но с Кларой Вик все было сложнее: ее врожденный и рано проявившийся талант был ее спасением – без него ее отец просто не стал бы терпеть Клару рядом с собой. Фридрих Вик был фантастически честолюбивым человеком. Он начал свою карьеру студентом богословия, мечтая войти в разряд светил церкви. Потом он переключился на музыку, самостоятельно изучив игру на фортепиано и теорию композиции. А еще позже – занялся бизнесом, открыв в Лейпциге мастерскую по изготовлению и ремонту фортепиано. И, несмотря на то, что у Фридриха Вика во всех его начинаниях было весьма мало профессионального опыта, музыкальный Лейпциг вскоре признал его как солидного дельца и авторитетного учителя игры на фортепиано. Этот успех, впрочем, был лишь жалкой каплей в море его амбиций. Женившись в 1816 году на певице Марианне Тромлиц, он поставил перед собой грандиозную цель: его первенец (если таковой будет) должен был стать величайшим пианистом, которого когда-либо знал мир, и на века прославить имя Виков.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Первенец действительно родился, но умер несколько месяцев спустя. Второй ребенок, Клара, родилась в 1819 году и буквально с рождения оказалась в мире музыки. Ее родители оба преподавали, продавали музыкальные инструменты и ноты, их навещали приезжавшие в Лейпциг знаменитости. Что касается Клары, то начало было малообещающим: начала говорить, когда ей было больше четырех лет, временами казалась глухой, нормальным реакциям на окружающее сопутствовала какая-то странная самоуглубленность. Сегодня доктора определили бы все это как эмоциональный стресс, вызванный семейной обстановкой: скандалы между супругами, взаимные упреки, угрозы и оскорбления – вот ее первые впечатления. И в такой ситуации развод должен был сказаться на ней благотворно. Кларе было пять лет, когда ее родители разошлись. В соответствии с законом, она и ее два младших брата были отданы отцу, с Марианной осталась годовалая девочка, умершая двумя годами позже. Уже тогда было ясно, что Клара – главное сокровище семьи: Марианна безропотно согласилась отдать Фридриху сыновей и отчаянно боролась за Клару. Несколько месяцев продолжалась эта борьба, пока Марианна не сдалась и не отправила девочку к отцу с письмом: «Ты настаиваешь на том, чтобы получить Клару немедленно. Пусть будет так, Бог с тобой. Я сделала все, чтобы смягчить твое сердце, и хотя мое собственное разбито, ты получишь ее. Но я никогда не откажусь от своих материнских прав.»
Клара иногда виделась с матерью, но Фридрих все делал для того, чтобы исключить такие встречи, и само упоминание о Марианне в его доме было запрещено. И дело было не в отцовской любви или ревности, дело было в одержимости Вика навязчивой идеей: только музыка должна занимать мысли его дочери, цель ее жизни – прославить имя Фридриха Вика; все остальное – запрещено. И так было вплоть до того времени, когда 20-летняя Клара бежала из отцовского дома и восстановила свои отношения с матерью. Но до этого было еще далеко, а пока вся жизнь девочки сводилась к тому, чтобы сделать из нее виртуоза. Вик учил Клару сам, и для семилетней девочки учеба представляла собой два часа упражнений ежедневно, плюс один час теории. Он регулярно ходил с Кларой в оперу и разбирал с ней партитуры. Специально нанятые домашние учителя обучали ее игре на скрипке и пению, композиции и оркестровке – так воплощалась его мечта сделать из дочери музыканта-универсала. Надо отдать ему должное, он подходил к учебе достаточно широко: параллельно с музыкой шли уроки письма и чтения, французского и английского языков – это должно было обеспечить успех в будущей концертной деятельности. Не были забыты также ежедневные долгие прогулки пешком – привычка, оставшаяся у Клары на всю жизнь. Когда девочка подросла, Вик стал устраивать домашние концерты, что должно было, помимо профессионального опыта, привить Кларе привычку свободно и уверенно держать себя на концертах и в обществе.
Это была великолепная программа для музыканта-профессионала, посвятившего себя концертной деятельности, но коль скоро речь шла о ребенке, это больше напоминало издевательство. Клара почти не встречалась со своими сверстниками, у нее не было друзей-ровесников. Ее друзьями были друзья отца, большинство из них – мужчины его возраста. Это наложило своеобразный отпечаток на всю ее дальнейшую жизнь – привычный ей мир был миром мужчин. Она дала свой первый сольный концерт в Лейпциге, когда ей было одиннадцать, а в двенадцать в сопровождении отца она выехала в Париж – завоевывать международное признание. Чтобы скопить денег, они экономили, переезжая с места на место по ночам и давая концерты по пути, если подворачивалась такая возможность. Клара выступала специально для Гете у него дома, и великий поэт в восторге сказал: «В этой девчушке силы больше, чем у шести мальчишек». Папаша Вик был доволен, однако в Париже, куда они прибыли в мае 1832 года, успех – и музыкальный, и финансовый – был довольно скромным. Что касается финансов, то Фридрих сам продавал билеты и собирал всю выручку. Но музыкальная родная Германия принимала Клару восторженно, а проницательные критики, воздавая должное ее таланту, отмечали ее недетскую серьезность и затаившуюся в глазах безысходную тоску. Была ли она несчастна? Вик всегда категорически отрицал это. Он даже утверждал, что она испорчена и избалована, хотя он лучше, чем кто-либо другой, знал, что у Клары вообще не было детства. В свои двенадцать лет она уже была взрослой, преждевременно взрослой. В 1830 году на семейной сцене появился человек, который мог бы дать происходившему беспристрастную оценку, но который недолго оставался беспристрастным. Это был двадцатилетний Роберт Шуман, пришедший брать у Вика уроки игры на фортепиано. Что представлял собой этот молодой человек, который был почти вдвое старше Клары и даже отдаленно не мог сравниться с ней в технике игры? * * * Шуман всегда утверждал, что начал музицировать с семи лет, – т.е. начал свою музыкальную карьеру, как и большинство великих музыкантов, вундеркиндом. Подтверждений этому нет. Он родился 8 июня 1810 года в Цвикау (Саксония), отец его был музыкальным критиком и издателем, так что влияние музыки юный Роберт испытал рано, но музыкантом отнюдь не был. Зато достоверно, что с 14 лет он участвовал в работе отца – его способности музыкального критика проявились рано. Закончив в 1828 году школу, он внезапно увлекается правом и едет изучать его в Лейпциг. Так же неожиданно он меняет увлечение правом на увлечение философией и в следующем году едет изучать ее в Гейдельбергский университет. И вот там он делает первые пробы в сочинении песен, которые впоследствии принесли ему громкую славу. С этого начинается его постоянное занятие музыкой, а увлечение философией сменяется страстным желанием стать пианистом-виртуозом. В 1830-м он переезжает в Лейпциг, где изучает теорию музыки у дирижера Лейпцигской оперы Генриха Дорна, а уроки игры на фортепиано берет у Фридриха Вика. Роберт восторгался школой Клары, эти восторги возвышали Вика в собственных глазах, и отношения Роберта с Виками становились день ото дня сердечнее. В сухую и деловую, расписанную по минутам жизнь этой семьи Роберт внес ощущение света и теплоты. В биографии своего отца Евгения Шуман приводит воспоминания Клары об этом времени: «Роберт проводил много времени с моими младшими братьями, рассказывал им разные истории, решал с ними шарады, играл в их игры. В нем самом было много детского, он, в сущности, был большим ребенком».
Это были хорошие времена, но в них вкраплялись и неприятности. Печальные глаза маленькой Клары и деспотизм ее отца вызывали у Роберта тревогу. И с его легкой руки за Виком укрепилось прозвище «Мейстер Аллесгельд» – «Мастер Всё-за-деньги». И Роберт был первым, кто заметил, что блестящая для ребенка игра Клары останется такой навсегда: Вик не мог дать ей ничего большего. Сам Роберт отдавался урокам фортепианной игры с такой страстью, что повредил себе кисть правой руки, и это навсегда закрыло ему путь к карьере пианиста. В это время он пишет свои первые сочинения: «Бабочки» (1831) и симфонию Соль-минор (1832). Партию фортепиано в этой симфонии исполнила на концерте 13-летняя Клара, и о Шумане заговорили в музыкальных кругах. Роберт снова вспоминает свою склонность к музыкальной критике и начинает издавать журнал, освещающий музыкальные новости. А в 1834 году он внезапно объявляет о своей помолвке с Эрнестиной фон Фриккен – 16-летней дочерью богатого богемца, большого любителя музыки, сочинителя-дилетанта, чью музыкальную тему Шуман использовал в своих «Симфонических этюдах».
Эта помолвка расстроилась – так же внезапно, как и начиналась. И точная причина этого неизвестна. Известно лишь, что в следующей работе Шумана «Карнавал» вместе с Эрнестиной («Эстрелла») фигурировала и «Кьярина» – так он называл Клару. К 1835 году Шуман окончательно разочаровался в Вике и нашел себе нового учителя, но с Виками не порвал: его ласковое сочувствие к «печальной Кьярине» начало стремительно превращаться в любовь. Поворотной точкой явился 1836 год, когда Кларе исполнилось шестнадцать лет. «Когда ты меня впервые поцеловал тогда, – писала Клара ему позднее, – я думала, что потеряю сознание, у меня потемнело в глазах, и я едва удержала в руках лампу, с которой провожала тебя к выходу». Да, то было романтическое время…
Как тщательно ни скрывали молодые люди своюлюбовь, рано или поздно они должны были открыться. И когда это произошло, папаша Вик впал в неописуемую ярость, что, зная его характер, предугадать было совсем нетрудно. Клара была его собственностью, источником его доходов, его славой и гарантией безбедной жизни. Он обеспечил ее карьеру, создал международную известность и не собирался уступать ее человеку, которого считал нищим авантюристом. Он пригрозил Шуману, что если хоть раз увидит его вблизи своего дома, то без колебаний пристрелит. Чтобы выбить у Клары «дурь из головы», Вик увез ее в долгое концертное турне, категорически запретив всякую переписку между влюбленными. Все это удивительно напоминало его поведение во время развода. Но одну вещь он чувствовал инстинктом, музыкальным инстинктом: музыке Шумана предстоит большое будущее. Поэтому Кларе было разрешено исполнять произведения Роберта. Вик ненавидел человека, но не композитора. И, начав однажды, Клара осталась на всю жизнь главным интерпретатором и пропагандистом музыки Шумана. В эти годы его музыка была их единственным связующим звеном. В это же время Шуман написал бoльшую часть своих знаменитых «Песен», поставивших его в ряд крупнейших музыкальных светил эпохи.
На протяжении полутора лет между Робертом и Кларой контакты были, а летом 1837 Клара набралась храбрости и попросила их общего друга Эрнста Адольфа Веккера тайно передать Роберту ее письмо. Таким же образом она получила его пылкий ответ: «Ты все так же непоколебима и правдива? Да, так же непоколебима, как моя вера в тебя, хотя самые сильные духом теряют свою уверенность, когда они не слышат ни слова от того, кто им дороже всего в мире – как ты для меня». Так началась их тайная переписка, а потом последовали тайные встречи. Их друзья делали все, чтобы помочь им увидеться и обмануть бдительность Вика. Сначала эта ситуация вполне устраивала Роберта, но по мере того, как шло время, росло его нетерпение и его возмущение. В отличие от Клары, он нисколько не боялся Вика, и не должен был делать выбор – Клара же должна была выбирать между Робертом и отцом.
Будь Фридрих Вик менее самоуверен и менее деспотичен, он мог бы остаться победителем, и судьбы Клары и Шумана сложились бы совсем по-иному: Клара все еще колебалась в своем выборе. Но Вик совершил ошибку. Когда Шуман официально попросил руки его дочери, Вик ответил категорическим отказом, обвинив Шумана в бессмысленной расточительности, низком происхождении, алкоголизме и безграмотности. Мало того, что он бросил все эти обвинения Роберту в лицо в присутствии Клары, – он сделал это публично перед судом, вынудив тем самым Шумана обратиться в суд со встречным иском и обвинить своего неудавшегося тестя в клевете. Что касается судебных дел, то Шуман, журналист и издатель, чувствовал себя в них, как рыба в воде. Он подготовил великолепный подбор документов, подписанных финансовым управлением и занимающими влиятельное положение лицами. То же, что вышло из-под руки Вика, было настолько смешным и нелепым, что суд постановил считать брак вполне допустимым, независимо от мнения на этот счет папаши Вика. Они обвенчались в Шенфельде, неподалеку от Лейпцига, 12 сентября 1840 года, накануне 21-го дня рождения Клары.»
«Шуманы сняли скромный дом в Лейпциге. Клара много играла, Роберт писал для своей «Нойе цайтунг фюр мюзик», и оба сочиняли музыку – друг для друга и для публикации. Они оба также преподавали в Лейпцигской консерватории, и постепенно их дом превратился в традиционное место, где собирались сливки музыкального мира. Среди их постоянных друзей была певица Дженни Линд, скрипач Фердинанд Давид, пианист Игнац Мошелес и композитор Феликс Мендельсон. Мендельсон был и блестящим пианистом, и дирижером. Они с Кларой любили играть в четыре руки, и Клара была постоянным солистом на его концертах. И, хотя Мендельсон всегда сердечно относился к Роберту, высоко ценил его музыку и охотно исполнял ее, – близко знавшие их люди поговаривали, что Клара производит на него гораздо большее впечатление, нежели ее супруг. Эта ситуация, выражаясь языком музыковедов, была «главной темой» в течение всей их совместной жизни: вопрос, кто из них был «звездой». И если сегодня мир помнит только Шумана, то тогда их дом назывался «салоном несравненной Клары».
У самих Шуманов после брака, как обычно бывает в подобных случаях, встал другой вопрос: кем теперь должна быть Клара? Конечно, Роберт помнил, как он восхищался девочкой с печальными глазами и ее феноменальными музыкальными способностями. Он помнил и то, что женился на профессиональной пианистке, для которой концертная деятельность – все. Но он надеялся, что после замужества Клара станет «просто женой», рожающей детей и ведущей хозяйство. Клара была беременна почти непрерывно – за 16 лет она родила восьмерых детей (один умер вскоре после родов). И все-таки, к крайнему неудовольствию и огорчению мужа, она продолжала концертную деятельность. Он, впрочем, должен был признать одно: за два месяца выступлений с концертами Клара зарабатывала больше, чем он за год, сочиняя музыку. Его гордость – мужчины и композитора – была ущемлена, но он должен был скрывать это: уж слишком быстро росла семья и без Клариных концертов им грозила настоящая бедность. Между 1840-м и 1854-м годами она дала не менее 140 концертов, хотя это зачастую сопровождалось семейными неурядицами.
Внешне, однако, все обстояло хорошо, как и положено в немецкой буржуазно-музыкальной семье: они совместно изучали Баха и учили музыке детей. В этом благополучии, тем не менее, скрывалось нечто вроде бомбы замедленного действия – затаившаяся болезнь Роберта. Когда Клара познакомилась с ним, он был молодым человеком, по-детски мечтательным, подверженным резкой смене настроений, когда бурная веселость сменялась молчаливой подавленностью. Теперь это все усугубилось. Когда Клара уезжала, Роберт много пил, и даже в ее присутствии он часто становился угрюмым и весь уходил в свою музыку. Это был маниакально-депрессивный психоз – таинственная болезнь, к механизму которой только сейчас начинают подбирать ключи. В период подъема (мании) человек чувствует себя равным Богу, его способности как бы удесятеряются, и если это человек искусства – он создает в этот период все свои шедевры. А потом наступает спад (депрессия), когда остается лишь подобие человека. Он может уничтожить все сделанное раньше, а может уничтожить и самого себя. Когда в 1844 году болезнь Шумана стала очевидной, врачи порекомендовали в качестве возможного лечебного средства смену впечатлений. Этот год Клара с Робертом провели в концертных поездках по России и Америке, а в самом конце года решили переехать в Дрезден. Сначала Шуманы были настроены оптимистично: Дрезден был тихим городом, знакомых было немного, и Клара давала там концерты, никуда не уезжая. Потом болезнь снова начала прогрессировать.
Возникла и неожиданная опасность – революционные события 1849 года. Анархистски настроенные толпы повстанцев заполняли улицы города и требовали, чтобы к ним присоединялись все, угрожая в противном случае смертью и погромом. Шуман сочувствовал революции, но не имел ни малейшего желания участвовать в демонстрациях. Поэтому Роберт со старшей дочерью укрылись на это время в пригороде, а Клара, находившаяся на седьмом месяце очередной беременности осталась в городе с остальными детьми. В 1850 году Шуманы получили заманчивое предложение, покинули Дрезден и переселились в Дюссельдорфе. Работа действительно была в равной степени хорошо оплачиваемой и почетной: Шуман получил должность музыкального директора муниципального оркестра и хора и обязан был обеспечить десять концертов и четыре церковных службы ежегодно. Горожане почитали для себя за честь иметь «своего» знаменитого композитора; то же самое относилось и к знаменитой пианистке – его жене. Но очень скоро атмосфера стала изменяться к худшему. Роберт и в лучшие свои времена не отличался особенными дирижерскими способностями, а теперь, в состоянии депрессии, он и вовсе еле справлялся со своими обязанностями. Музыканты требовали, чтобы ими дирижировал его заместитель. Клара была до глубины души возмущена происходящим. Она называла это «гнусными интригами, оскорбляющими Роберта», и писала в своем дневнике: «Какая здесь низкопробная и вульгарная публика! Мы с Робертом должны были бы собраться и уехать немедленно, но когда у тебя шестеро детей, это совсем непросто». Клара не скрывала своего гнева. Роберт же, в отличие от нее, был спокоен, скорее даже безучастен ко всему. К его обычной депрессии добавились новые угрожающие симптомы. Ему казалось, что в его ушах непрерывно звучит нота «до». Затем последовало внезапное улучшение, сопровождаемое вспышкой творчества, и Шуман написал музыку к байроновскому «Манфреду». А потом – снова резкое ухудшение.
В январе 1854 г. он опять стал слышать непрерывно звучащую ноту, потом – «голоса», а однажды он вскочил с постели ночью, крича, что давно умершие Моцарт и Шуберт послали ему музыкальные темы для немедленной разработки. Это были «Пять вариаций для фортепиано» – последнее сочинение Шумана. 27 февраля он бросился с моста в Рейн, пытаясь покончить с собой. Его вытащили из воды лодочники. Он вырвался и снова бросился в Рейн. Его снова вытащили и, несмотря на отчаянное сопротивление, связали. Несколько дней спустя он был помещен в частный дом для душевнобольных в Энденихе, тихом предместье Дюссельдорфа. Он прожил там еще два с половиной года, ни разу не увидев больше своих детей и один лишь раз увидев Клару – за два дня до смерти. Так закончилась жизнь одного из самых блестящих композиторов-классиков. Тех, кто посвятил себя изучению истории музыки, всегда мучила загадка: почему именно в самое тяжелое для Шумана время Клара не была постоянно рядом с ним? Как могла самая любящая «музыкальная пара» позволить себе быть разделенной именно в это время? Ответ дать нелегко, как нелегко решить любую психологическую загадку. Прежде всего, запрет на их встречи наложили врачи, опасаясь, что это вызовет у больного чувство стыда за себя, чувство раненого самолюбия, тягостных воспоминаний и приведет к дальнейшему ухудшению его состояния. Клара могла бы пренебречь этим запретом, но нельзя забывать, что она была воспитана отцом в духе беспрекословного подчинения авторитетам, в сознании того, что долг – прежде всего, а эмоции и желания отодвигаются на второй план. Она нарушила его всего один раз – выйдя замуж. Во-вторых, Клара боялась встречи с Робертом, и это был вполне объяснимый страх: в доме умалишенных находился совсем не тот человек, которого знала и любила Клара. Он носил его имя, имел его внешность, но это был не он, это была лишь жуткая пародия на Роберта Шумана. И, наконец, материальная сторона. Город был настолько благороден, что продолжал выплачивать Кларе жалованье мужа, но она должна была растить шестерых детей, а седьмым была беременна. И каждый месяц она получала огромный счет за содержание мужа в лечебнице. Музыкальная община предлагала ей собранные жертвователями деньги, но ее гордость, гордость Клары Шуман, не позволяла ей пользоваться такой помощью. Она была одним из самых блестящих пианистов своего времени, и это, по ее мнению, должно было давать средства на жизнь ей и детям и оплачивать счета за Роберта. Поэтому все последние годы жизни мужа эта гордая женщина, не щадя себя, провела в непрерывных выступлениях на всех концертных сценах Европы. Ее энергия и ее выносливость достойны восхищения, но все-таки она была женщиной и, притом, одинокой женщиной, а значит, ей нужна была чья-то помощь и поддержка. Эта помощь пришла в виде двух молодых талантливых музыкантов – Йозефа Иоахима и Иоганнеса Брамса. В 1854-м им было соответственно 23 и 20 лет, и их звезда быстро восходила на музыкальном небосклоне. Роберт Шуман восторгался ими, называл их «молодыми демонами» и посвятил им несколько критических статей, высоко оценивавших их талант. Клара была с ними дружна, не предполагая, как щедро отплатят они за эту дружбу, и это о них она впоследствии писала в дневнике: «Друзья познаются в несчастье». Иоахим, несмотря на свою молодость, считался одним из самых выдающихся скрипачей столетия. Он познакомился с Шуманами еще в Лейпциге 12-летним мальчиком, когда он брал уроки у Фердинанда Давида. Десять лет спустя он приехал в Дюссельдорф и вместе с Робертом выступал на Нижнерейнском музыкальном фестивале. В следующем году, услыхав о состоянии Шумана, он приехал снова, от всего сердца предложив Кларе свою помощь. И сделал то, чего не могла сделать Клара – посетил Шумана в Энденихе. Но главным, конечно, было то, что он, признанный виртуоз, стал партнером Клары по концертам. Их понимание музыки было очень близким, они стали великолепным дуэтом. Особым восторгом публика встречала их интерпретации Бетховена. Эти концерты сначала были необходимой помощью, которая давала возможность и существовать, и отвлечься от печальной действительности. А потом они стали творческой традицией, и совместные выступления Клары и Иоахима продолжались до середины 1880-х годов. С Брамсом дело обстояло иначе – если Иоахим был воплощением помощи творческой, то Брамс – воплощением помощи практической. Молодой композитор и пианист был всего год знаком с Шуманами, но они так искренне и бурно восторгались его работами, что ответными чувствами были любовь и преданность. Прошла лишь неделя со дня покушения Роберта на самоубийство, а Брамс уже был в Дюссельдорфе, взяв на себя все заботы о семейных делах Шуманов – от платы за наем дома до покупки почтовых марок, помогая Кларе сводить концы с концами. Он вел переговоры об оплате клариных выступлений, заключал договоры с издателями работ Роберта и оплачивал медицинские счета. Он был той «мужской рукой», которая помогла выстоять Кларе и ее детям. Любой двадцатилетний молодой человек сбежал бы от всех этих дел куда глаза глядят, даже если бы это касалось лично его, не говоря уже о людях посторонних. Но Брамс никогда не был молодым. Мальчиком, он зарабатывал себе на жизнь, работая тапером в барах, и знал, что такое борьба за существование. Два года своей жизни он полностью посвятил Шуманам и оставался верным другом их семьи до конца, до смерти. Для младших детей, практически не знавших отца, он был членом семьи. Евгения Шуман писала о нем в своих мемуарах. «Он был тогда, он был потом и будет всегда. Он – один из нас». Разумеется, такая преданность этой семье не могла быть порождена простой благодарностью Роберту – он серьезно и глубоко любил Клару. Клара была гораздо старше его, но этот молодой гамбуржец, почти не встречавший на своем пути образованных женщин, был ошеломлен вниманием и теплотой, исходившими от Клары. Нет, с ее стороны это не было любовью, но она, как уже отмечалось, встречалась с множеством талантливых мужчин-музыкантов, была проста и естественна в их обществе. Юношеская преданность и бескорыстная помощь Брамса были необходимы ей и приняты с искренней благодарностью в это тяжелое для нее время. Любовь, таким образом, была платонической, но со стороны друзей и членов семьи она вызывала эмоции отнюдь не всегда положительные. Мать Брамса считала, что Клара своим существованием портит ее сыну жизнь и карьеру. Коллеги Клары упрекали ее, что она слишком многое позволяет Брамсу, и даже собственным детям, когда они повзрослели, ей было крайне затруднительно объяснить свои отношения с Брамсом. Они всячески старались не давать пищу для сплетен: редко оставались наедине, Брамс никогда не сопровождал Клару в ее концертных поездках и сжигал полученные от нее письма (она его письма хранила). Сплетен не было, но недоверие оставалось. Роберт Шуман умер 29 июля 1856 года, как раз тогда, когда Клара, Брамс и Йоахим ехали повидаться с ним. Теперь Клара была свободна и могла, при желании, стать Кларой Брамс. Но этого не произошло. Евгения Шуман утверждает, что таково, было желание Брамса, «который не хотел ранить чувства матери». Но его письма, полные любви, и то, что дети Клары видели в нем второго отца, – все это вызывает сомнения в таком объяснении. Клара овдовела в 37 лет, и большую часть своей взрослой жизни она была беременной. На своих первых детей она смотрела как на «божье благословение», но потом каждая последующая беременность вызывала у нее «страх ожидания». Этим «страхом» вполне можно объяснить нежелание вступать в очередной брак и начинать все сначала. Она никогда больше не выходила замуж, а Брамс так никогда и не женился, но близкими друзьями они остались на всю жизнь. Клара с блеском исполняла музыку Брамса на своих концертах, наряду с музыкой Шумана. Она всегда была главным советником Брамса во всем, что касалось музыки и издательских дел; Брамс был единственным человеком, всегда имевшим свободный доступ к ее деньгам, а она – единственным критиком его произведений. Они писали друг другу постоянно и виделись при первой возможности. Брамс был значительно моложе Клары, но пережил ее всего на один год. Сорок лет прожила Клара после смерти Шумана и, если говорить о ней как о профессионале, это были самые полноценные годы ее жизни. В самом начале своей карьеры Клара Вик безропотно выполняла требования отца – что, как и где играть. Годы жизни с Робертом были отмечены его болезнью и его возражениями против ее отъездов. Ее отец присваивал все заработанные ею деньги, во время замужества денежными делами занимался Роберт. И не всегда успешно. Теперь она была одна – глава семьи и сама себе хозяйка. И оказалось, что ее талант администратора не уступает таланту пианистки. Она проводила целые дни в писании писем и заключении контрактов. Каждую зиму она объезжала Европу с концертами. Особенно восторженно ее принимали в Англии, а в 1864 году она несколько месяцев с шумным успехом гастролировала в России. Клара получала очень высокие гонорары, но были большими и траты, так что богатой она не стала никогда. Чтобы свести концы с концами, она должна была давать 50-60 концертов ежегодно, и девять месяцев в году находилась в разъездах. Тут ей пригодилась если не музыкальная школа ее отца, то привитые им практические навыки – упорство, выносливость и целенаправленность. И ежедневные многочасовые занятия. Во время этих занятий Клара ставила на пюпитр деловые письма и читала их, не прерывая игры. Ее игра славилась особой легкостью и плавностью, программы ее выступлений – разнообразием репертуара. В первую очередь, она, конечно, играла вещи Шумана и Брамса, но также Шопена, Шуберта и Бетховена. Ни одно выступление не обходилось без произведений ее старого друга Мендельсона, особенно ее любимых «Песен без слов». Мендельсон научил ее ценить и любить ранних классиков, и она знакомила публику с мало известными вещами Баха и Скарлатти. Разумеется, ее игра не была такой сверкающей, повергающей слушателей в трепет, как игра Ференца Листа, – так ведь Лист был первым пианистом мира, таким же «чародеем фортепиано», каким «чародеем скрипки» был Паганини. И все-таки у Листа были свои восторженные поклонники, а у Клары – свои, и, как писала одна немецкая газета: «Мы должны отметить, что спокойная, прекрасная и корректная игра фрау Шуман зачастую производит большее впечатление, нежели штормовая экстравагантность господина Листа». Беспощадная самоэксплутация на непрерывных концертах начинала сказываться на здоровье Клары. Она чувствовала смертельную усталость, боль в руках ограничивала время выступлений. Но когда Брамс посоветовал ей несколько умерить свой пыл, даже если заработки немного снизятся, она написала ему: «Ты говоришь об этом только как о способе зарабатывать деньги. Но для меня это нечто другое. Я, помимо этого, ощущаю в себе зов воспроизводить великие произведения, в том числе и Роберта, до тех пор, пока у меня есть силы делать это. Заниматься искусством – это огромная часть моего внутреннего "я". Для меня это – как воздух, которым я дышу». Но дело было не только в здоровье. Были еще и дети. После смерти Роберта Клара осталась с семью детьми – старшей было пятнадцать, младшему еще не исполнилось двух. Эта «великолепная семерка» связывала Клару по рукам и ногам, и Клара-артистка решилась на то, на что никогда не пошла бы Клара-мать, – она разделила детей: младшие дети оставались в Дюссельдорфе на попечении слуг, те, что постарше, были отправлены в пансион или к родственникам в другие города, и только старшая дочь, Мария сопровождала Клару в поездках, превращаясь постепенно в ее личного секретаря и бесценного помощника. Все вместе собирались редко, и взаимное общение осуществлялось путем переписки, которая велась часто и бесперебойно. Ситуация была малоприятной: отца не было в живых, мать постоянно отсутствовала, а письма, естественно, не могли заменить детям родителей. Но у Клары не было выбора – даже если бы она оставила в стороне свой «внутренний зов», все равно нужны были деньги, чтобы поставить детей на ноги. Жизнь этой женщины была трагична в самом полном смысле этого слова. Девочка без детства; молодая женщина, так страшно утратившая любимого мужа; мать, не видящая своих детей. Дети тоже были источником ее страданий: трем ее дочерям судьбой была дана долгая жизнь, но они были исключением. Один мальчик умер младенцем; другой, Людвиг, как и его отец, кончил сумасшествием; младший, Феликс, наделенный блестящими музыкальными и поэтическими способностями, умер в 24 года от туберкулеза; и эта же болезнь убила его сестру Юлию. Средний сын, Фердинанд в двадцать лет заболел ревматизмом, и врачи давали ему морфий для успокоения болей. Он пристрастился к нему, стал наркоманом и, потеряв человеческий облик, не мог содержать жену и шестерых детей – заботу о них взяла на себя Клара – заботу о еще одной большой семье. И все-таки именно эта, вторая семья явилась для Клары источником счастья. Ее внук, которого тоже звали Фердинандом, был талантливым музыкантом. Он часто играл для нее, был с ней 20 мая 1896 года, когда она умирала, играл любимые ею сочинения Роберта. Она тихо уснула под эту игру и больше не проснулась. В памяти ее друзей и поклонников она осталась серьезной и здравомыслящей женщиной, заслужившей прозвище «жрица» – и за свою неприступность, и за беззаветную преданность искусству. Ее «рекорд» – 60 лет на концертной сцене с постоянным успехом «сверхзвезды» – не был побит ни одной подвизавшейся в музыке женщиной. Она была женой великого Шумана, но и во время этого брака, и долгие годы после него она была самой собой, – блестящей пианисткой, которой восторгался Лист и которую сравнивали с Бетховеном. Сегодня каждый знает имя Роберта Шумана, но мало кто помнит имя Клары Шуман. Но, между прочим, не полюби Шуман девочку-виртуза с печальными глазами, и музыка могла оказаться для него таким же очередным увлечением, как философия или право, и он вполне мог бы остаться лишь известным музыкальным критиком. Его слава, его популярность – в самом буквальном смысле – дело рук Клары. Вот почему очерк о Шумане превратился в очерк о «несравненной Кларе».»
«Пресса Царского Села * Вторник, 27 ноября 2001 года № 135 (9309) * Пушкин и “Царица звуков” “Царицей звуков” называл Адам Мицкевич первую пианистку Европы, композитора, педагога, польскую красавицу — Марию Шимановскую. В 1822 Александр I своим указом присвоил ей звание “первой пианистки их величеств императриц” (Елизаветы Алексеевны — супруги Александра I и Марии Федоровны — матери Александра I).
Мария Шимановская с 1827 года жила в CПб с семьей — сестрой Юлией и 2 дочерьми — Еленой и Целиной. Ее дом (ныне Театр музкомедии) стоял на ул. 1-й Итальянской, дом № 15. Мария имела свой музыкальный салон, где часто бывали Глинка, семья Вяземских, З. Волконская, Грибоедов, Пушкин, Крылов, Мицкевич. Шимановская полагала, что звание “первой пианистки двора” в какой-то степени было связано и с политикой, так как брат Александра I Константин жил в Варшаве и представлял там царскую миссию.
Когда не стало Елизаветы и Марии Федоровны, Мария Шимановская осталась придворной пианисткой. Часто она приглашала к себе гостей и просила оставить несколько строк в свой альбом. Так Александр Пушкин, тогда уже известный поэт России (ему 29 лет, а Марии — 39), оставляет ей автограф. Имя Пушкина упоминается в записках дочери Елены 31 марта 1828 года: “В этот день к пани Шимановской пришли в час дня: А. Пушкин, В. Жуковский, Вяземский, Голицын — слушали музыку до 4-х часов дня, а затем вместе с хозяйкой салона поехали обедать к Екатерине Андреевне Карамзиной — вдове знаменитого историка Н. М. Карамзина и сестре Вяземского”. О том, как ценила Мария общество А. С. Пушкина и каждую строку, написанную его рукою, писали пушкиноведы. Была и одна записка к ней, в которой Александр Сергеевич писал, что он с благодарностью принимает приглашение Шимановской посетить ее. А запись первая поэта в альбом пианистки была следующая: “Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает. Но и любовь — мелодия. А. Пушкин. С.-Петербург.»
Эта запись была впервые опубликована пушкинистом Н.О. Лернером, который получил копию ее от А.Ф. Онегина из Парижа. Это говорит и о том, что уже в мыслях Марии Шимановской посвящали свои произведения великий Гете (она с ним встречалась в Веймаре), отец Пушкина — Сергей Львович (Мария с ним познакомилась в Варшаве), и он для нее написал в 1814 году очерк о русской литературе и писателях. В 1819 году игру пианистки слушает в доме ее родителей Вольфганг Амадеус-Ксавер Моцарт — сын великого композитора и тоже делает запись в ее альбом. В Петербурге состоялась ее встреча с учеником Моцарта — знаменитым пианистом Й.Н. Гуммелем.
В 1824 году Мария Шимановская познакомилась в Берлине с Мендельсоном (он был любимым композитором жены Николая I — Александры Федоровны). А в Париже она знакомится с Россини и Клементи, которые посвятили ей “четырехголосный канон”. Юный Шопен слушал игру Марии в Варшаве в 1827 году, и в этом же году в Москве она знакомится с Адамом Мицкевичем. После первой встречи он стал другом семьи М. Шимановской, позже он женится на дочери пианистки — Целине. Они уедут в Париж и будут жить во Франции постоянно. Мицкевич назвал Марию за исполнение, за божественную игру — “царицей звуков”, а она в свою очередь сочиняет балладу для голоса и фортепьяно “Свитязанка” на слова А. Мицкевича.
Умерла Мария Шимановская в Петербурге в июле 1831 от холеры, о чем писала газета “Северная пчела”. Похоронили ее на “холерном кладбище”, расположенном при Царскосельской дороге в 3-х верстах за заставой, в р-не нынешнего Купчино, ближе к ж/д полотну. Материал подготовила Л. Менчикова»
Сообщение: 913
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
3
Отправлено: 02.12.07 23:35. Заголовок: Да, Клара Вик-Шуман ..
Да, Клара Вик-Шуман – прекрасна! Но она, скорее, и есть то самое исключение, которое подтверждает правила. Цельная женщина, имеющая «одной лишь думы власть», пронесшая это через всю жизнь – большая редкость и наши дни. И это, очевидно, хорошо! «А голубь летит, а баба – родит, значит, всё в порядке, всё хорошо!»
Сообщение: 849
Зарегистрирован: 18.09.07
Откуда: Касталия, СП
Репутация:
2
Отправлено: 03.12.07 00:23. Заголовок: Пушкин и Шимановская - вопрос:
Что "ЭТО есть"? Я ж в полёте уже ... А у Вас с чем бутерброд воскресный - сфасольюфтомате? или ссссс(Гспд! тик нашел) ... с-сы-ром? Не по теме: Спасибо, вкусно. Это ж надо ж было столько вокруг Листа и Мейера хороводы водить, чтоб вспомнить Шимановскую, которую сам Пушкин послушать успел. И что же говорил-писал А.С. о музыке Шимановской, хотя бы? Дамы (и господа, спящие на концертах) - просветите, рд Хрст. Кто знает?
Отправлено: 03.12.07 09:20. Заголовок: Мария Шимановская пр..
Мария Шимановская приехала в Россию в ноябре 1827 года. Сохранился дневник её дочери Хелены, а также альбомы, в которых делали записи многие выдающиеся личности. Так, Мицкевич написал: В каких краях ты б ни блистала мира, Повсюду видели в тебе кумира. Певцы, которых всюду лаврами венчали, Напевом сотен арф тебя встречали.
В салоне Марии Шимановской бывали Жуковский, Вяземский, Михаил Глинка и Алексей Львов, братья Виельгорские. О Пушкине напишу вечером.
Сообщение: 850
Зарегистрирован: 18.09.07
Откуда: Касталия, СП
Репутация:
2
Отправлено: 03.12.07 09:59. Заголовок: «Шопен слушал игру М..
«В 1824 году Мария Шимановская познакомилась в Берлине с Мендельсоном (он был любимым композитором жены Николая I — Александры Федоровны). А в Париже она знакомится с Россини и Клементи, которые посвятили ей “четырехголосный канон”. Юный Шопен слушал игру Марии в Варшаве в 1827 году, и в этом же году в Москве она знакомится с Адамом Мицкевичем. После первой встречи он стал другом семьи М. Шимановской, позже он женится на дочери пианистки — Целине. Они уедут в Париж и будут жить во Франции постоянно. Мицкевич назвал Марию за исполнение, за божественную игру — “царицей звуков”, а она в свою очередь сочиняет балладу для голоса и фортепьяно “Свитязанка” на слова А. Мицкевича.» (из мат. Л. Менчиковой - см. выше)
Узлы затягиваются, стл бт, невинная такая простая подтема обозначается: "Пушкин и композиторы-романтики. Пушкин и Шопен".
Отправлено: 03.12.07 20:45. Заголовок: Может, сузим круг ещ..
Может, сузим круг ещё больше: Мицкевич? В Петербурге гостем Шимановской бывал и Пушкин. Он тоже писал ей в альбом стихи (несколько строк из будущего "Каменного гостя"). В дневнике Хелены Шимановской есть запись (19 марта 1828 года): "Перед полуднем г.Малевский, кн.Вяземский и г.Пушкин - пришли к нам. Г-н Пушкин принёс альбом со своей записью. Мы поехали вместе с ними на Васильевский остров, где живёт художник Ванькович. Посмотрели портреты Мицкевича и Пушкина, которые он сделал для варшавской выставки. Оба очень похожи".
До женитьбы на дочери М.Шимановской у А.Мицкевича были и другие сердечные привязанности. Например, Евдокия Бакунина и Анастасия Сиркур. О Каролине Яниш я не пишу, тут уже всё сказано...
- участник сейчас на нашем союзе - участник вне нашего союза
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Tozelly: 
) 
- участник сейчас на нашем союзе