Пожелания: Заголовок темы должен кратко и понятно отражать её суть. Ваше имя не должно повторять уже зарегистрированные имена »»». Оскорбления в нашем союзе неприемлемы.
Чтобы разобраться в задачах и структуре Форума, прочтите прежде всего темы:
Отправлено: 27.10.07 17:01. Заголовок: Неприсоединенный... или "Декабристские орбиты Пушкина"
Любимая - наряду с собственно "Любовной" и "Дуэльной" - тема пушкинистики, как до, так и после 17-го года. Тема эта - как весенняя травка - уже начала пробиваться повсюду и на нашем Форуме. Решаюсь предложить широкой общественности проехаться, наcколько хватит средств, любознательности и терпения - по открываемой (прямо сейчас) новой круговой ветке, обеспечивающей орбитальную связь всех и вся в Мире Пушкина.
П. А. Плетнев сказал однажды Глинке, председателю Вольного общества любителей российской словесности, что «следовало бы избрать и Пушкина»; Глинка ответил: «Овцы стадятся, а лев ходит один».
Очерк V. Важное назначение. Кончина императора Александра благословенного была началом моего политического бытия. Новый монарх назначил меня к производству столь важного государственного дела, которое наполнит занимательные страницы русской истории. Конечно, и прежде я был замечен в многочисленной толпе неутомимых тружеников гражданской службы; но без события, изумившего Россию, это замечание могло бы ограничиться обыкновенным уделом служащих без особенных связей, без знатного родства. В 1825 г. ноября 19-го в 10 ч. 52 мин. пополуночи великодушный государь победитель Наполеона, миротворец Европы, восстановитель законных династий испустил последнее дыхание. Великая душа его воспарила в горния в Таганроге, куда препровождал он больную свою супругу. Неисповедимы судьбы твои, господи! Благотворное влияние полуденного климата восстановляло мало-помалу здоровье изнеможенной императрицы Елизаветы, а здоровый государь подвергся болезни, продолжавшейся тринадцать дней, и кончил жизнь, драгоценную не только для России, но и для Европы. Печальное известие о кончине монарха привезено в С.Петербург 27-го ноября поутру в половине 12-го часа. Скоро распространилось оно по столице и разлило уныние. Неопределенное чувство страха закралось в сердца жителей; пролетела молва, что цесаревич Константин отказывается от престола, что великий князь Николай также не хочет принять бразды правления; носились несвязные толки о конституции и содрогалисъ благонамеренные. <...> Константин, пребывая тверд в намерении своем не принимать императорской короны, прислал формальное отречение 12-го декабря вечером, а 14-го назначена была присяга императору Николаю. В то же время получено из Таганрога донесение начальника главного штаба его величества барона Дибича (впоследствии граф и генерал-фельдмаршал) на имя императора Константина об открытии в войске тайного общества, замышляющего разрушить существующий образ правления. В этом донесении указаны и главные заговорщики, живущие в С.Петербурге. Военный министр Татищев, которому его величество 13-го декабря поутру читал это донесение, испрашивал соизволения арестовать указанных злоумышленников. «Нет! – сказал государь, – этого не делай. Не хочу, чтобы присяге предшествовали аресты! Подумай, какое дурное впечатление сделаем на всех?» «Но, – докладывал министр, – беспокойные заговорщики могут произвести беспорядки». «Пусть так! – прервал государь, – тогда и аресты никого не удивят; тогда не сочтут их несправедливостию и произволом». «Видя твердую волю и хладнокровную самоуверенность государя, – сказывал мне министр, – я не смел возражать, но сердце мое билось»... Я порывался взглянуть на место действия, но жена со слезами удержала меня, мне совестно было оставить семейство в такое смутное время. Просидев целый день дома (Я жил в Коломне, на набережной Фонтанки - А.Д Боровков) в страшных ожиданиях и предчувствиях, я не видал, однако, на улице никакого необычного движения; все было тихо. Наступил вечер, наступила ночь – все безмолвно. Около второго часа я лег в постель и утомленный душевными волнениями начинал засыпать, как громкий звон колокольчика у моих дверей разбудил меня. Вошедший в спальню мой человек сказал: «Фельдъегерь сейчас с ним же зовет к министру!» Хотя призывы к министру бывали весьма часты, однако поздний час и события того дня заставили меня невольно содрогнуться. Одевшись наскоро, я вышел к фельдъегерю и спросил: «Что нового?» «Слава богу! – отвечал он, – все кончили! Разогнали бунтовщиков, забрали зачинщиков, министр сейчас приехал из дворца и послал за вами». Скрытый текст
Чтобы не возить преступников по городу, комитет собирался для допросов по вечерам в Петропавловской крепости в комнатах, занимаемых комендантом. В первое там заседание 21-го декабря были спрошены: князь Трубецкой, Рылеев и Якубович. Ответы Трубецкого были уклончивы, Рылеева отрывисты, а Якубовича многословны, но не объясняли дела. Он старался увлечь более красноречием, нежели откровенностию. Так, стоя посреди залы в драгунском мундире с черною повязкою на лбу, прикрывавшею свежую рану, нанесенную ему горцем на Кавказе, он импровизировал довольно длинную речь и в заключение сказал: «Цель наша была благо отечества; нам не удалось – мы пали; но для устрашения грядущих смельчаков нужна жертва. Я молод, виден собою, известен в армии храбростию; так пусть меня расстреляют на площади подле памятника Петра Великого, где посрамился я нерешительностию... О! если бы я принял предложенное мне тогда начальство над собравшимся отрядом, то не так бы легко досталась победа противной стороне». Чтобы показать дух и направление замечательных злоумышленников, стремившихся к произведению переворота в правлении, я набросаю характеристику некоторых, основанную на их показаниях и на соображении моем с изустными их объяснениями при допросах.
Полковник князь Трубецкой. Надменный, тщеславный, малодушный, желавший действовать, но по робости и нерешительности ужасавшийся собственных предначертаний – вот Трубецкой. В шумных собраниях пред начатием мятежа в С.Петербурге он большею частию молчал и удалялся, однако единогласно избран диктатором, по-видимому для того, чтобы в главе восстания блистал княжеский титул знаменитого рода. Тщетно ожидали его соумышленники, собравшиеся на Петровскую площадь: отважный диктатор, бледный, растерянный, просидел в Главном штабе его величества, не решившись высунуть носу. Он сам себя признал виновником восстания и несчастной участи тех, кого вовлек в преступление своими поощрениями, прибавляя хвастливо, что если бы раз вошел в толпу мятежников, то мог бы сделаться истинным исчадием ада, каким-нибудь Робеспьером или Маратом. Судя по его характеру – сомнительно!
Полковник Пестель, глава Южного общества, сущий Робеспьер: умный, хитрый, просвещенный, жестокий, настойчивый, предприимчивый. Он беспрерывно и ревностно действовал в видах общества; он управлял самовластно не только южною думою, но имел решительное влияние и на северную. Он безусловно господствовал над своими членами, обворожал их обширными, разносторонними познаниями и увлекал силою слова к преступным его намерениям. Равнодушно по пальцам считал он число жертв импер<аторского> дома, обрекаемых им на умерщвление. Для произведения этого злодейства предполагал найти людей вне общества, которое после удачи, приобретя верховную власть, казнило бы их как неистовых злодеев и тем очистило бы себя в глазах света. Замысловатее не придумал бы и сам Макиавель! Если бы он успел достигнуть своей цели, то по всей вероятности не усомнился бы пожертвовать соумышленниками, которые могли бы затемнять его. Пестель сочинил «Русскую правду» в республиканском духе.
Подпоручик Рылеев. Рылеев в душе революционер, сильный характером, бескорыстный, нечестолюбивый, ловкий, ревностный, резкий на словах и на письме, как доказывают его сочинения. Он стремился к избранной им цели со всем увлечением; принимал многих членов, возбуждал к деятельности, писал возмутительные песни и вольнодумные стихотворения, взялся составить катехизис вольного человека. Накануне мятежа 14-го декабря он говорил Каховскому: «Любезный друг! Ты сир на сей земле, я знаю твое самоотвержение – убей царя!» Рылеев был пружиною возмущения; он воспламенял всех своим воображением и подкреплял настойчивостию, давал приказания и наставления, как не допускать солдат до присяги и как поступать на площади. Рылеев действовал не из личных видов, а по внутреннему убеждению и ожидаемой пользе для отечества, предполагая, что с переменою образа правления прекратятся беспорядки и злоупотребления, возмущавшие его душу.
Подполковник Сергей Муравьев-Апостол. Храбрый, решительный, нетерпеливый, готовый на все для исполнения данного обещания. Он беспрестанно возбуждал к начатию восстания, к убийству императора при Бобруйске в 1823 г., в Белой Церкви в 1824 г. и в Таганроге в 1825 г. Он поднял на мятеж Черниговский полк в Василькове. Когда близ деревни Королевки он с поборниками своими был окружен отрядом гусар и артиллерией, то защищался упорно, став впереди предводимых им бунтовщиков прямо против пушек Повергнутый на землю картечным ударом, он хладнокровно приказал опять посадить себя на лошадь и скомандовал «Вперед, братцы! на артиллерию!»
Подпоручик Бестужев-Рюмин. Восторженный, отчаянный, деятельный, пронырливый, вкрадчивый, способный увлекать и словом и энергией. Так, при совещаниях о истреблении императорского дома, вызываясь на совершение этого злодеяния, он восклицал «Надобно рассеять прах чтобы и следов не было!» Он торжественно проповедовал свободомыслие, читал наизусть вольнодумные сочинения, раздавал с них копии, составлял прокламации, говорил речи, возбуждая к преобразованию правления. Он отыскал общества соединенных славян и польское и открыл с ними сношение, направляя к своей цели. Бестужев-Рюмин, крепкий духом, отклонил от самоубийства Сергея и Матвея Муравьевых-Апостол, хотевших застрелиться, чтобы предупредить взятие их под стражу. «Нет! – кричал он, – надобно защищаться, надобно пустить в дело под готовленных нами поборников свободы! Дорого продадим мы честь и жизнь!» Бестужев достиг цели: восстание вспыхнуло; он взят под арест на поле сражения.
Капитан Никита Муравьев. Характера кроткого, нерешительного. Напитанный идеями немецкой школы, Муравьев только мечтал, рассуждал, но действовал слабо. Будучи в числе основателей общества, временно председателем южного, потом первым членом думы северного, он знал сокровенную цель, он знал о намерении истребить императорский дом и сам всегда страшился ужаснейшего исполнения. При перевороте он думал быть законодателем, усердно подготовлял конституцию в ограниченном монархическом духе, а при совещаниях не дерзал оспаривать ожесточенных, буйных республиканцев. В обращении с ними, особенно с Пестелем, он был холоден.
Поручик князь Оболенский. Дельный, основательный ум, твердый, решительный характер, неутомимая деятельность к достижению предположенной цели – вот свойства Оболенского. Он был в числе учредителей Северного общества и ревностным членом думы. Сочинения его в духе общества об обязанностях гражданина служили оселком для испытания к принятию в члены, смотря по впечатлению, какое производило оно на слушателя. Оболенский был самым усердным сподвижником предприятия и главным после Рылеева виновником мятежа в С.Петербурге. За неприбытием Трубецкого на место восстания, собравшиеся злоумышленники единогласно поставили его своим начальником. Так, свершить государственный переворот доставалось в удел поручику! Когда военный генерал-губернатор граф Милорадович приблизился к возмутившимся и начал их увещевать, Оболенский, опасаясь влияния знаменитого, храброго полководца, ранил его штыком в правый бок; он также ударил саблею полковника Стюрлера. Такие злодеяния не были однако плодом отчаянного неистовства; рукою его водил холодный расчет устранить препятствия в успехе предприятия.
Поручик Коховский [А.Д. Боровков писал фамилию П.Г. Каховского то через «а», то через «о». Правильное написание – Каховский. - С. Мироненко]. Неистовый, отчаянный, дерзкий, обреченный злоумышленниками на цареубийство. В собрании общества за два дня до мятежа он с запальчивостию кричал: «Ну! что ж, господа! еще нашелся человек, готовый жертвовать собою; мы готовы для цели общества убить кого угодно». В нетерпении своем Коховский накануне восстания говорил: «С этими филантропами ничего не сделаешь: тут просто надобно резать, да и только!» Неистовство Коховского проявлялось и в самом действии: во время мятежа он прогнал митрополита Серафима, подошедшего с крестом в руках увещевать заблудившихся; он пистолетными выстрелами убил графа Милорадовича, полковника Стюрлера и ранил свитского офицера. Коховский при допросах с дерзостию говорил, что если бы к их каре подъехал сам государь, то он выстрелил бы в него.
Полковник Артамон Муравьев. Вот другой неистовый только на словах, а не на деле. Суетное тщеславие и желание казаться решительным вовлекли его в общество; неоднократно твердил он о готовности лично посягнуть на цареубийство, с бешеною запальчивостию настаивал о неотложном ускорении возмущения, но когда оно проявилось в Василькове, к нему приехал Андреевич 2-й с приглашением присоединиться, Муравьев отвечал: «Уезжайте от меня ради бога! Я своего полка (Ахтырского гусарского) не поведу; действуйте там, как хотите, меня же оставьте и не губите; у меня семейство!»
Подполковник Поджио. Восприимчивый, пламенный поборник республиканского правления, неукротимый в словах и суждениях. Он твердил своим соумышленникам, что самый приступ для исполнения их цели должно начать истреблением всей царской фамилии; он уверял, что для блага общего готов всегда на собственную гибель. «Вот две мои руки, – восклицал он, – вы узнаете, что в такой-то день государь не существует!» Когда в доме его взяли Лихарева, Поджио сказал своему брату: «Друг мой! теперь я исполню роковое обещание; спасу вас от гонений; простись со мною, я тут же мертв паду – я присоединюсь к Муравьеву!» Но порыв его встретил преграду – он взят под стражу генералом Набелем.
Капитан Якубович. Красноречивый болтун, исполненный более хвастовства, нежели храбрости. Он членом общества не был, но цель знал вполне и пред мятежом участвовал в собраниях, говорил всегда с жаром в духе злоумышленников и воспламенял колеблющихся. Когда Рылеев приглашал Якубовича вступить в общество, он отвечал: «Я не люблю никаких тайных обществ; по мнению моему, один решительный человек лучше всех карбонаров и масонов. Я знаю с кем говорю и потому не буду опасаться. Я жестоко оскорблен царем! Вот приказ по гвардии о переводе меня в армию! Восемь лет ношу его при себе на груди; восемь лет жажду мщения!» Потом, сорвав со лба своего перевязку так, что показалась кровь, продолжал: «Рану можно было залечить и на Кавказе, но я не захотел и решил, хотя с гнилым черепом, добраться до оскорбителя. Наконец я здесь и уверен, что ему не ускользнуть от меня; тогда пользуйтесь случаем, делайте, что хотите, дурачьтесь досыта!» На совещании у Рылеева пред самым мятежом вскричал: «Для успеха надобно убить Николая, но я за это не берусь: из мщения я жаждал покуситься на жизнь Александра и умел бы исполнить, но хладнокровным убийцей быть не могу!» Поведение Якубовича 14-го декабря было двусмысленно: он был несколько времени на площади с мятежниками, потом на бульваре, где находился государь император, потом возвратился к ним парламентером от имени его величества.
Штабс-капитан Александр Бестужев. Умственные способности Бестужева известны любителям русского чтения; он занял почетное место в отечественной литературе как под родовым, так и принятым впоследствии прозванием Марлинского. Характер его пылкий, нравственность чистая, сердце доброе, воображение быстрое. «Язык, воображение, а не сердце, – говорил он, – вовлекли меня в общество», говорил правду; он не хотел только присовокупить дружбу с Рылеевым. Сначала Бестужев так был холоден, что Рылеев и Оболенский часто упрекали его и насмешливо повторяли: «Ты отдаешь все общество за густые эполеты и флигель-адъютантский аксельбант». После кончины императора Александра, когда разнесся слух, что цесаревич Константин отказывается от престола и что Польша с Литвою и Подолиею отойдут от России, неуместный патриотизм возмутил рассудок Бестужева; он стал на совещаниях повторять за другими, чтобы противиться присяге, увлечь своим примером полки и арестовать императорскую фамилию. Бестужев любил отпускать остроты; так, перешагнув однажды порог Рылеева кабинета, он сказал: «Я переступаю Рубикон, т. е. руби кого ни попало», но в душе совершенно не способен был к злодейству. На другой день после мятежа он сам явился во дворец для принесения повинной, изъявляя чистосердечное раскаяние. Всемилостивейший государь обещал возможную пощаду, если откроет всю правду. Бестужев дал слово и сдержал: еще до вопросов его в комитете он прислал в комитет исповедь своих действий, изложил цель и планы действий общества, не называя, однако, своих соумышленников. Царь также сдержал обещание: Бестужев, осужденный вечно на каторгу, переведен был в солдаты [Под «исповедью» А.А. Бестужева Боровков, по всей вероятности, подразумевал его письмо Николаю I, в котором декабрист представил картину состояния страны в годы движения декабристов и в общих чертах осветил историю тайных обществ в России - С. Мироненко].
Лейтенант Завалишин. Мечтатель до сумасбродства, мистик, коварный, гордый, беспокойный. Он показывал, что еще в детстве представлялись ему видения и откровения, побуждавшие стремиться к восстановлению истины и предвещавшие несчастный его конец. В бытность его в 1822 г. в Англии он замышлял сделать контрреволюцию в Испании. По прибытии в Калифорнию прельщенный богатством страны желал присоединить ее к России, рассеивал там мысли отложиться от Мексики и намеревался с этою целию основать там орден, в который вовлечь несколько значительных лиц тамошнего правления. По возвращении в Россию Завалишин уверял своих слушателей, что существует Вселенский орден восстановления, имеющий целью связь общую между народами, введение представительных или республиканских правлений с восстановлением прав каждого гражданина, сколь можно уравнительнее и ближе к естественным, что ветви этого ордена распространяются во всех государствах. Он уверял, что состоит в числе командоров, показывал символы – меч и кинжал. Он воспламенил молодых флотских офицеров и толкнул их в погибель. Увлеченный самонадеянностию, пишет он в своих показаниях, продолжал ходить в грязи, думая, что не замарается; самолюбие его находило пищу, он не устоял против ложной славы и поскользнулся, возмечтав о себе высоко, считая себя необходимым даже самому небу; так он из ангела невинности сделался преступником с злодейскими намерениями.
Подпоручик, Борисов 2-й. Основатель Общества соединенных славян, Борисов 2-й, воображения пылкого, характера твердого, готовый решиться на все для исполнения предположенной цели. С самых ранних лет он бредил об изменении правления в отечестве, любимая мечта его была республика. Еще бывши юнкером, он составил в 1818 году тайное общество, имевшее целию усовершенствование в науках и художествах, потом присоединил улучшение нравственности и очищение религии от предрассудков. Мало-помалу развивая между сочленами задушевные свои республиканские идеи, он преобразовал общество, приняв в основание республиканские начала философа Платона, написал устав, клятвенное обещание, большую часть правил и сделал разные девизы. Расширяя свои действия, он учредил в 1823 г. Общество соединенных славян с обширною целию соединить все славянские поколения федеральным союзом, в центре которого построить город, где помещались бы все депутаты и главное управление. В 1825 г. Борисов, видя, что общество его малочисленно и незначительно, охотно присоединил его к южному обществу для совокупного действия к достижению демократии.
Подполковник Батенков. Гордый, высокомерный, скрытный, с ясным и дельным умом, обработанным положительными науками. Он пользовался благосклонностию графа Сперанского, который обратил на него внимание, быв в Сибири генерал-губернатором, и поставил его правителем для Сибирского комитета, учрежденного в С.Петербурге. Гордость увлекла Батенкова в преступное общество: он жаждал сделаться лицом историческим, мечтал при перевороте играть важную роль и даже управлять государством, но видов своих никому не проявлял, запрятав их в тайнике своей головы. Искусно подстрекал он к восстанию; по получении известия о кончине императора, он провозглашал: «Постыдно этот день пропустить, не дав заметить, что и в России желают свободы!» В предварительных толках о мятеже он продолжал воспламенять ревность крамольников, давал им дельные советы и планы в их духе, но делом нисколько не участвовал; ни в полках, ни на площади не являлся: напротив, во время самого мятежа присягнул императору Николаю.
Подполковник барон Штенгель [Штейнгейль]. Просвещенный, умный, дельный, кроткий и честный. Несчастные обстоятельства и стесненное положение втолкнули его в общество: бывши отличным директором канцелярии московского военного генерал-губернатора, он подвергся наветам государю в противозаконном стяжании, был лишен службы и погружен с семейством в крайнюю нужду вопреки предположению о его богатстве. При перевороте Штенгель думал снова стать на ноги, ибо чувствовал, что во всяком образе правления он с достоинством мог бы исполнять почетную должность. В мятеже он не участвовал, да и не желал, чтобы начали; но когда соумышленники отправились на площадь, он пошел в свою комнату писать порученные ему манифест к народу и приказ к войскам.
«На 3 день после восстания на Сенатской площади был создан Следственный комитет, который выявил 579 причастных к заговору. Все они вошли в « Алфавит декабристов» , составленный для Николая I правителем дел комитета А. Д. Боровковым. Аресту подверглись 316 человек. Из них 121 были преданы Верховному уголовному суду, 10 - военному, 128 - переведены из гвардии в армию, высланы или переданы под надзор полиции, 34 - освобождены с оправдательными аттестациями, 21 - умерли во время следствия; остальные оставлены под подозрением.
На Сенатской площади погибло 1271 человек, в том числе 9 женщин, 19 детей и 903 черни. Осталось неизвестным количество убитых и раненых, спущенных полицейскими под лед реки Невы...
17 мая 1826 г. состоялось 1 заседание Верховного уголовного суда над декабристами. Вызываемые на него заключённые подтверждали добровольность дачи показаний и подлинность собственной подписи.Таким образом они признавались виновными, не догадываясь,что над ними свершился суд.
В состав суда входили 72 высших сановника: сенатороы, члены Государственного совета. Возглавлял его председатель Государственного совета П. В. Лопухин, чей сын тоже привлекался к следствию, но был освобождён с оправдательной атестацией.
Процессуальные вопросы разрабатывал М. М. Сперанский, которого заговорщики планировали ввести в новое правительство.
Заранее осведомлённые о пожеланиях императора, судьи принимали решения ему в угоду и намеренно ужесточали приговоры, чтобы он мог проявить милость. В обществе передавалась фраза, сказанная Николаем I маршалу Великобритании Веллингтону: "Я удивлю Европу своим милосердием".
Казнь пятерых декабристов 13 июля, во время которой даже ближайший помощник Николая 1 А. Х. Бенкендорф всё время оглядывался, ожидая гонца с отменой приговора, показала, какова царская " милость".
Среди 72 судей лишь один человек подал голос против смертной казни - Николай Семёнович Мордвинов...
После «смягчения» приговора суда Николаем I, смертной казни подверглось пятеро: К. Рылеев, П. Каховский, П. Пестель, С. Муравьев-Апостол, М. Бестужев-Рюмин.
Отправлено на вечную каторгу в Сибирь 27 декабристов, на 20 лет каторги с вечным поселением - 23, на каторгу от 2 до 15 лет и поселение - 38, на поселение - 14, разжалованы в солдаты и матросы - 12. Более 1700 солдат, выведенных на Сенатскую площадь, были переведены в район военных действий на Кавказ. Всех декабристов лишили чинов и дворянства.
В Могилеве и Белой Церкви приговоры Военных судебных комиссий были не менее суровыми в отношении Черниговского пехотного полка, который расформировали. 100 солдат наказали шпицрутенами, 1000 солдат перевели на Кавказ.»
Сфинксы диктующие - графу Льву Толстому его "Декабристов" (по версии Н.Н.Ге)
«Князь Евгений Петрович Оболенский (1796 - 1865 ) - поручик лейб-гвардии Финляндского полка, директор Северного общества. Он был главным координатором действий среди офицерства в период подготовки восстания в Петербурге. Ему принадлежало практическое воплощение замыслов и создание боевого механизма. Он работал для целей тайного общества 8 лет и за последние годы принял в него больше новых членов, чем кто-либо.
В критической ситуации остался верен себе и из трёх руководителей восстания - Трубецкого, Рылеева, Оболенского - до конца и с полным достоинством прошёл день 14 декабря. За час до разгрома восстания он был избран командующим войсками на площади вместо неявившегося Трубецкого. Но ничего уже сделать не смог - время было упущено. Один из членов Следственного комитета очень точно сказал о нём: "Деловитый, основательный ум, твёрдый решительный характер". А кроме того он был образованный, мягкий, благородный человек, любимец генерала Бистрома, у которого служил старшим адьютантом. Боевой генерал плакал, когда с Оболенского срывали мундир и ломали над головой шпагу во время гражданской казни.
Евгений Петрович происходил из древнего, но обедневшего рода, получил домашнее образование. В 1814 г. Оболенский по желанию отца поступил на службу в гвардейскую артиллерию юнкером, через три года в чине подпоручика переведён в лейб-гвардии Павловский полк, а в начале 1824 г. - поручиком в Финляндский полк.
В 1818 г. Е. П, Оболенский принят в Союз благоденствия, а в 1824 г. вел переговоры с Пестелем о воссоединении Северного и Южного обществ. Суд отнес Оболенского к 1 разряду и приговорил к смертной казни «отсечением головы», которая была заменена пожизненной каторгой, сокращенной до 20 лет с последующим поселением в Сибири. 21 июля 1825 года Оболенский с первой партией осужденных был отправлен на Благодатский рудник, потом переведен в Читу и Петровский завод. В 1839 году он вышел на поселение, где последним местом поселения был г. Ялуторовск Тобольской губернии. После амнистии в 1856 г. Е. П. Оболенский возвратился в Европейскую Россию и поселился в Калуге, где принимал деятельное участие в работе губернского комитета по созданию проекта освобождения крестьян. Умер в г. Калуге в возрасте 69 лет.»
Отправлено: 02.11.07 19:48. Заголовок: а начиналось всё - с Московского ун-та, "гогель-могеля" вольного Лицея и резвящегося "Арзамаса":
Международный исторический журнал. Архив: №15, май-июнь 2001. Аналитические исследования в исторической науке: Рудницкая Е.Л. У истоков русского либерализма: Александр Иванович Тургенев.
«Свой взгляд на значение труда Карамзина Тургенев высказал под впечатлением чтения Карамзиным отрывка из IV тома Истории, где речь шла о взятии Новгорода. Чтение состоялось в феврале 1816 года на собрании "Арзамаса". Карамзин впервые зa 16 лет приехал в Петербурга чтобы представить императору первые восемь томов своего труда. Чтение в "Арзамасе" не было случайным. Круг людей, основавших в 1815 г. "Арзамаское братство безвестных людей", в числе которых был и Александр Тургенев наряду с В.А.Жуковским, Д.Н. Блудовым, С.С.Уваровым, Д.В.Дашковым , стал кругом и Карамзина главным образом через деятельнейшего участника "Арзамаса" П.А.Вяземского. Последний видел в петербургском объединении прямое продолжение своего московского литературного кружка, а его устав, составленный Жуковским, был сколком с устава "Дружеского литературного общества", через которое прошли в юности и Жуковский и Тургенев. С Вяземским, утверждавшим культ Карамзина, Тургенева, начиная с 1812 года, и до конца жизни, связывала глубокая дружба, в основе которой была близость и человеческая и идейная.
Резвящийся "Арзамас" – элитная группировка молодых литераторов, с его шуткой и отрицанием авторитарности, предметом своего неотвязного осмеяния сделал шитковское "Общество любителей русской словесности", олицетворявшее консервативное начало в литературной жизни 1810-х годах. Ему противопоставлялась просветительская "французская" идеология, а в плане литературно-эстетическом – приверженность Карамзину.
Только что вернувшийся из-за границы Николай Тургенев, записывая в дневнике под 12 ноября 1816 г. о своей беседе в "Арзамасе" с Карамзиным, Блудовым и другими о положении в России, резюмирует: "Они..... желают цели, но не желают средств. Все отлагают на время".(46) На этом стоял и его старший брат, Александр Тургенев. Разность их позиций стала очевидной сразу! "Он (Н.И.Тургенев), – писал Александр Иванович брату Сергею, – возвратился сюда в цветущем состоянии здоровья и с либеральными идеями, которые желал бы немедленно употребить в пользу Отечества. Но над бедным Отечеством столько уж было операций всякого рода, особливо в последнее время, что новому оператору надобно бить еще осторожнее, ибо одно уже прикосновение к больному месту весьма чувствительно. К тому же надобно не только знать, где и что болит, но и иметь верное средство к облегчению или совершенному излечению болезни. Тщетные покушении только что могут растравить рану."(47) Перед нами первое развернутое политическое кредо Тургенева. Его смысл был скорректирован подготовленной Вяземским программой журнала, который должен был быть учрежденным при "Арзамасе''.
Сама идея журнала, горячо поддержанная А.И.Тургеневым и именно им заявленная на заседании "Арзамаса", возникли в результате изменения в расстановке сил в этом общественно-литературном объединении, после вступления в него в 1817 г. участников тайных обществ Н.И.Тургенева, М.Ф.Орлова, Н.М.Муравьева, стремившихся придать ему политический и действенный характер. Программа Вяземского исходила из идеи прогресса, как неудержимого движения народов к просвещению, и убеждения о первенствующей роли верховной власти в обеспечении и осуществлении этого движения, хотя условие его успеха обусловливается опорой на общественные силы, но акцент делается на реформаторские действия правительства.(48)» Скрытый текст
«Такое понимание "средств'', было далеко от "оперативного" вмешательства, отвергаемого Александром Тургеневыми. Вместе с тем, и кредо Тургенева, и Программа Вяземского фиксируют становление общественного либерализме. Это был уже не дворянский либерализм XVIII века, с его ярко сословной окраской, утверждавший "привилегии развитого дворянства,'' как, например, тот, который представал в лице В.Н.Татищева. Идущее от Радищева сочетание принципа свободы с принципом гражданского равенства, одним из главных практических требований которого было отмена крепостного права, становится приоритетным в русском либерализме.(49) Не сиюминутное преобразование политической системы ("Бог даст" доживем ''до русской возможной конституции"), а освобождение от позорного рабства - вот неотложная задача, которая стоит перед русским обществом''. В этом полностью сошлись и умеренный арзамасец Александр Тургенев, и его радикально настроенный брат Николай, для которого, по его словам, дело освобождения крестьян было "всегда важнейшим". И тогда, вскоре по приезде в Россию, он "привел в действо либерализм свой; уничтожил барщину и посадил на оброк мужиков наших", то по убеждению Александpa Ивановича, поступил справедливо"50.
Между тем, сам Вяземский, благодаря энергичной поддержке А.И.Тургенева, получает назначение в канцелярию комиссара императора в Польше Н.Н.Новосильцова Он надеялся найти здесь применение своих сил, участвуя в реализации реформаторских замыслов Александра 1, намеревавшегося распространить на Россию конституционные учреждения, дарованные Польше. Тургенев разделял надежды и сомнения Вяземского на такую возможность. Однако приоритет оставался за крестьянским вопросом. Все три брата Тургеневы стали главными двигателями в реализации замысла Вяземского о создании Общества для подготовки проекта отмены крепостного права. В мае 1820 года была подготовлена и подана императору записка, подписанная гр. М.С.Воровцовым, кн. А.С.Меншиковым, гр. С.С.Потоцким, Н.И.Тургеневым и П.А.Вяземским с просьбой разрешить создать "под руководством управляющего министерства внутренних дел" "общество с целью освобождения крестьян"(51). Сообщая об этом брату Сергею, Александр Иванович писал; "Мы предлагаем частное постепенное освобождение, которое бы не только подготовило всеобщее, но и повлекло к оному необходимою силою вещей, la force des choses. Попытки и покушения наши не совсем останутся тщетными, и если не пойдут по нашим следам, которых мы протоптать не успели, то не устрашатся первого опыта."(52)
Александр I, сначала благосклонно принявший предложение, должен был уступить яростному противодействию представителей реакционной части высшей бюрократии, и оно было отклонено. Но братья Тургеневы не оставляли усилий по будированию крестьянского вопроса. В декабре того же 1820 г. на заседании Государственного Совета обсуждался подготовленный Н.И. и А.И. Тургеневыми и подписанный последним, как членом Совета Комиссии составления законов, проект ограничения крепостного права – запрещение продажи крестьян без эемли. Он не сомневался, как это и произошло, что "большинство голосов будет не в нашу пользу". Он противопоставляет противников послабления крепостного права "благим намерениям высшего правительства". Проект был отклонен Государственным Советом.(53) Несмотря на это, пользу постановки крестьянского вопроса на высшем государственном уровне Тургенев видел в общественном резонансе. В личном плане - "умолять соотчичей отречься от рабства" - долг чести делу гражданской свободы: "... имя наше спасется в летописях либерализма".54
В этих словах, как и в отклике на перевод Николаем Тургеневым крестьян их имения с барщины на оброк – в этом "наша польза", имея ввиду нравственный аспект поступка, – был сочленен идейный смысл деятельности Александра Тургенева и как государственного чиновника, и как участника идейного движения времени. Тургенев сам это отчетливо сознавал. Так, имея ввиду свою речь, произнесенную в Таврическом дворце на заседании Библейского общества, (поэт М.Дмитриев считал ее "прекрасным произведением искусного оратора"), он писал: в ней "вылились" "пассажи арзамасские" "о свободе и о рабстве, которого христианская религия яе терпит и везде истребляет"55. Чиновник до религиозному ведомству и член "Арзамаса" привержены одной и той же идее В этом ответ на поставленный Пыпиным вопрос о сочетании служебного и общественного поприща Тургенева В его государственной службе несомненно преломились воспринятые в юности мотивы старого масонского ю^тивма (?), европейское образование и либеральные устремления передовой русской общественности первой четверти XIX века. Дом братьев Тургеневых, живших с 1821 г в Петербурге в одной квартире, инициировавших общественный нажим для приступа правительства к отмене крепостного права, как бы зримо олицетворяя переплетение разных векторов либерализма – правительственного, общественного до наиболее радикального: Николай Иванович – член Северного общества декабристов.
Один из выразительных штрихов приобщенности А.Тургенева к либеральному движению времени – его деятельнейшая роль в распространении стихотворения Вяземского "Негодование"(188(?)1 г.) – вершинное в его политической лирике: оно проникнуто резким отрицанием русской действительности и демократической устремленностью. Идейная близость своего стихотворения о радикальным вектором русской общественной мысли ясно осознавалась самим Вяземским: "Угодил ли своим Нетерпением" Николаю Ивановичу? - спрашивает он А.Тургенева – Пусть возьмет один список с собою в diligance и читает его по дороге Только не доехать бы ему таким образам от Петербурге до Москвы и далее, как Радищеву"(56). Именно А.Тургеневу доверил Вяземский распространение своего стихотворения, и благодаря ему оно получило общественный резонанс.(57)
Демократизм самого Тургенева был проникнут чувством сострадания к народу. Так, проблема рекрутских наборов воспринималась им как глубоко личная: Не могу думать без болезни о сем всеобщем бедствии. Я точно стражду, как бы поразило меня личное несчастье... Я хлопотал о спасении одного рекрута, который оставил кучу детей, а теперь осиротеют другие" Он видит при этом и пагубность рекрутства для экономического развития страны: "Крестьянская наша промышленность никогда не оживится, пока предприимчивость будет замерзать от неизвестности будущего"58.
Демократическим настроем окрашено восприятие Тургеневым восстания Семеновского полка, описанного им cpaзy же вслед за событием, 20 октября 1820 г. в письме к Вяземскому в Варшаву. Обращекиую к нему просьбу передать все это Новосильцеву и вел.кн. Константинну Павловичу он связывает со своей надеждой повлиять на позицию, которую займет власть по отношению к возмутившимся солдатам Сострадай о сих людях", он противопоставляет безздушию "так называемой политики"строгую справедливость" признание нравственного права выступления семеновцев, не нарушавших дисциплины, законного правопорядка - "они прежде по команде просили" В суждениях Тургенева о современной России очевидна приверженность "конституционному порядку","зелень" которого "везде пробивается.. Она выживает гниль самовластия и в самой закоснелой почве". Он уподобляет конституционализм, по его значимости для человечества, появлению христианства и уповает, чтобы в России, хотя бы "дети наши дожили до этих дней".59
Тургенев сочувствует, как и декабристы, Ипсиланти, восставшему греческому народу, с надеждой взирает на начавшуюся революцию в Пьемонте. Однако, в России, считал он, "только положительным образом можно действовать и это положительное - отрицательно. Мешать злу - есть у нас одно средство делать добро"60. То есть, бороться со "злом", не уничтожая его причины. Трагическая несоизмеримость сил "зла" и "добра" не оправдывает, убежден Тургенев, бездействия. Его личный императив; "действовать, то есть говорить и писать, что думаю и чувствую..."61 Это была не фраза, а жизненный принцип, которому он следовал неукоснительно, поражая современников неизбывностью своих усилий оказать поддержку каждому нуждающемуся в ней: от рекрута, крепостного интеллигента, до светил русской литературы. "Он был виртуозом и неутомимым труженником в круге добра"- писал об Александре Тургеневе Вяземский.62
Реакционная доминанта, определившая политический курс последних лет царствования Александра 1,переломила жизнь Тургенева. Отход от идеи евангелического государства положил конец фактическому существованию Библейского общества (окончательно было закрыто Николаем 1 в 1826 г.). Закончило свои дни и "соединенное министерство". Тургенев был далеко не адептом князя Голицына и его политики в области просвещения; добрые с ним отношения "не мешали... а еще более побуждали огорчаться тем, что он часто по части просвещения делает".63 Тургенев о гордостью говорил, что и "на Фонтанке" остался чистым арзамасцем", сражаясь с открывшим поход на "вольномыслие", и лично на него, обскурантом, ректором Казанского университета. С особой очевидностью это выявилось в связи с польским восстанием. Тургеневу был близок взгляд Вяземского, которой видел в разделе Польши "переворот", грех политики. нельзя избегнуть роковых следствий преступлении". Не разделяя его убеждение о тормозящей роли России "в движении народов к постепенному усовершенствованию нравственному и политическому Мы вне возрождающейся Европы, а между тем тяготеем на ней"64. Рассказывая брату о московских баталиях вокруг Польши, Александр Иванович писал: "....Вяземский очень гонял его (Пушкина - Е.Р.) в Москве за Польшу...Как поэт думая, что без патриотизма как он его понимает, нельзя быть поэтом, и для поэзии не хочет выходитъ из своего варварства Стихи его "Клеветникам России" доказывают, как он сей вопрос понимает"65.
Тургенев разделяет и неоднократно высказанную Вяземским мысль, что действия России в Польше "откинут нас на 60 лет от просвещения Европейского".66 Именно понимание, или непонимание данного обстоятельства определяло позицию каждой из спорящих сторон Тургенев убежден, что "просвещение европейское, которое каким-то чутьем у нас ненавидят, - великое, важнейшее дело: ясное доказательство сему - Жуковский и Пушкин. Последний все постиг, кроме этого"67. Не касаясь здесь вопроса, насколько адекватно мнение Тургенева истинному отношению Пушкина к европейскому просвещению и его значению для России, необходимо сказать, что проблема эта для самого Тургенева была кардинальной.
М.И.Гиллельсон, специально занимавшийся темой "Пушкин и Тургенев",- говорит об их стремительном сближения в последние годы жизни поэта: Они буквально не могут обойтись друг без друга, встречаясь по несколько раз на день".68 Одним из связующих моментов были археографический разыскания Тургенева, столь ценные для Пушкина, погруженного в эти годы и русскую историю. Именно ему 15 декабря 1836г. он читает датированное 19 октября этого года, но так и не отправленное письмо ж Чаадаеву. Нетерпимости и отрицанию в отношении и России, ее прошлому Пушкин противопоставляет историзм, идущий не от провиденциальной заданности, а от исторической данности. Пушкин видел историю такой, какова она есть, какой, как писал он Чаадаеву, "вам Бог ее дал"69. Такое восприятие русской истории было глубоко родственно Тургеневу. В записи 1835 года, открывающей один из его дневниковых фолиантов, он говорит о "деле отечественной истории, как главном интересе своей жизни, о намерении посвятить себя ее научному воссозданию: "...весь принадлежу России и все время, все способности посвящены ее "истории"70. Его исторические дознания, вкус к истории и широта взгляда сыграли не последнюю роль, в том, что именно Александру Тургеневу адресованы письма Чаадаева 1838 года, как бы продолжающие их московские споры. Они развивали и углубляли идеи его "философических писем"', его историософского видения судеб России. Интеллектуальная близость соединяла Тургенева и с Пушкиным, и с Чаадаевым.»
Отправлено: 04.11.07 11:06. Заголовок: Андреев А.Ю. К истокам формиров. преддекабрист. организаций: будущие декабристы в Моск университете
[Статья опубликована в «Вестнике МГУ. Серия История», 1997. №1.]
«Мы - дети 1812 года», - в этой фразе декабриста М.И. Муравьева-Апостола историки справедливо видят не только указание на решающее значение, которое оказала Отечественная война на формирование идейной программы движения декабристов, но и свидетельство большой организационной роли походов 1812-1815 гг. в складывании первых тайных обществ. Действительно, ранние декабристские организации возникли из нескольких офицерских кружков, внутри которых царила несокрушимая дружба, единство мыслей и полное взаимопонимание, закаленные общими радостями и невзгодами, пережитыми за время Отечественной войны. Поэтому историю преддекабристских организаций, таких как «Священная артель» или артель офицеров Семеновского полка, обычно ведут с момента возвращения русской армии из заграничных походов. Между тем, замечательный факт, на который до сих пор обращалось недостаточно внимания, состоит в том, что по крайней мере некоторые из дружеских объединений молодых офицеров, бок о бок прошедших всю наполеоновскую кампанию, сложились до войны, в период их учебы перед поступлением на службу. Особенно много таких дружеских связей можно найти между будущими декабристами, жившими в допожарной Москве и учившимися в крупнейшем российском высшем заведении того времени – Московском университете. Их исследованию в свете того влияния, которое могли оказать юношеские знакомства декабристов на формирование и состав преддекабристких организаций, и посвящена эта работа.
Биографические данные, относящиеся к личным взаимоотношениям деятелей декабристского движения, собраны в нашей историографии крайне неравномерно. Насколько, к примеру, общеизвестным в отечественной исторический литературе, стал факт лицейской дружбы В.Д. Вольховского, И.И. Пущина и В.К. Кюхельбекера и их влияния на судьбу Пушкина (вплоть до возможного, но случайно не осуществившегося участия поэта в событиях на Сенатской площади), настолько неразработанной остается тема дружеских связей декабристов, учившихся в Московском университете и университетском благородном пансионе, где за период до 1812 г. воспитывалось не трое, как в Лицее, а девятнадцать будущих членов тайных обществ (не считая А.С. Грибоедова, участие которого в движении декабристов мы можем только предполагать)1. Между тем, сами декабристы придавали университетской дружбе огромное значение, пронесли верность ей через всю жизнь. Так, в 1850 г. П.Я. Чаадаев с готовностью откликнулся на просьбу своего «старейшего»" товарища по учебе Ф.И. Прянишникова, с которым они не виделись 40 лет2. 6 июня 1826, в день своего освобождения из-под ареста А.С. Грибоедов радостно встретил среди тех, кого после вручения оправдательного аттестата принимал на аудиенции в Елагином дворце Николай I, своего «университетского товарища, не видевшегося с ним уже 16 лет», – М.Н. Муравьева (одного из основателей Союза Спасения, впоследствии – графа Виленского), который и привез Грибоедова на Елагин остров в собственной коляске3. Тот же П.Я. Чаадаев в своих показаниях на следствии сообщал, что учился в университете вместе с Николаем Тургеневым4, и хотя их настоящая дружба возникла уже в Петербурге после вступления Чаадаева в Союз Благоденствия, само это упоминание подчеркивает значение, которое придавал Чаадаев и другие декабристы своим первым студенческим знакомствам.
Как нам представляется, именно в студенческих кружках допожарного университета различаются контуры двух упомянутых нами преддекабристских организаций: «Священной артели» и артели Семеновского полка. Хотя скупость материалов заставляет нас придерживаться определенной осторожности в выводах, попытаемся обрисовать один из наиболее интересных в допожарном университете кружков, где собирались молодые люди, сыгравшие впоследствии огромную роль не только в деятельности освободительного движения, но и в русской культуре в целом. Скрытый текст
Речь идет о происходивших в доме Щербатовых на Кузнецком мосту собраниях студентов Московского университета, куда входили князь И.Д. Щербатов (внук известного историка; в 1820 г. он оказался под следствием по делу о восстании Семеновского полка, был арестован и сослан), братья П.Я. и М.Я.Чаадаевы, а также А.С. Грибоедов и некоторые другие молодые люди. Единственным прямым источником наших сведений об их собраниях служит случайно сохранившаяся в архиве князя Щербатова записка от Грибоедова, датируемая временем не позже весны 1808 г. (если считать годом рождения Грибоедова 1795 г., то ему в это время было чуть более 13 лет!). Он пишет: «Крайне огорчен, князь, быть лишенным удовольствия присутствовать на вашем собрании, тому причина мое недомогание. Рассчитываю на вашу любезность, надеюсь, что вы доставите мне удовольствие отужинать у нас сегодня вечером. Вы меня очень обяжете, согласившись на мое приглашение, так же как и ваши кузены Чаадаевы, члены собрания и т.д., г. Буринский, который, конечно, доставит мне удовольствие своим присутствием. Преданный вам Александр Грибоедов».7 Все названные в записке имена, включая и адресата, князя Щербатова, непосредственно связаны с университетом, поэтому, чтобы предположительно очертить круг посетителей «собрания», следует искать их в университетской среде среди товарищей и соучеников Чаадаевых, Грибоедова, Щербатова.
Последнее утверждение может быть поставлено под сомнение тем хорошо известным фактом, что братья Петр и Михаил Чаадаевы были зачислены в университет на публичном акте 30 июня 1808 года,8 и поэтому в момент написания записки еще не учились в университете. Однако В.И. Лыкошин, родственник и приятель Грибоедова, окончивший учебу и получивший звание кандидата на том же публичном акте, тем не менее называет Чаадаевых и Щербатова среди тех, кто одновременно с ним посещал университетские занятия.9 Комментаторы предположили, что мемуарист писал о них с чужих слов, что, однако, опровергается другим отрывком из воспоминаний Лыкошина. В 1812 г., разыскивая пропавшего брата, он узнает о его судьбе «в Семеновском полку от нашего Якушкина, которого нашел в палатке одной с двумя Чаадаевыми и князем Щербатовым – нашими добрыми университетскими товарищами».10 Таким образом, можно определенно утверждать, что братья Чаадаевы и Щербатов ходили на университетские лекции уже в 1807/08 учебном году, и именно тогда с ними познакомился и Грибоедов. Это косвенно подтверждается показаниями П.Я. Чаадаева на допросе 26 августа 1826 г. в Бресте-Литовском, где Чаадаев сообщал, что «с Николаем Тургеневым и Якушкиным учился вместе в Московском университете»11, так как Н.И. Тургенев посещал занятия в Московском университете с сентября 1807 до мая 1808г., после чего уехал учиться в Геттинген.12
Упомянутого выше декабриста И.Д. Якушкина с большой долей уверенности можно представить себе посетителем «собрания» в доме Щербатовых. И.Д. Якушкин, земляк Грибоедова и Лыкошина, приехал в Москву в том же 1808 г. и был определен на пансион к профессору Мерзлякову13. Вскоре после этого он познакомился с семьей Щербатовых и воспитывавшимися в их доме братьями Чаадаевыми, возможно, не без помощи своего родственника Грибоедова14. Вместе с ними Якушкин занимался в университете: в своих показаниях на следствии он называет профессоров Гейма, Сохацкого, Мерзлякова, Черепанова, Каченовского, Цветаева, Чумакова, Страхова, Мягкова, причем некоторые из преподавателей были весьма коротки с щербатовским домом. Так молодой учитель арифметики в академической гимназии при университете Ф.И.Чумаков в 1807 г. преподавал Чаадаевым математику15. Как видим, Якушкин, хотя и был произведен в студенты по словесному отделению, но, как Грибоедов и его товарищи, слушал лекции трех факультетов, что отражало общий энциклопедический характер университетского образования того времени. Возможно, сближению молодых людей способствовали и общие «приватные» занятия у профессора И.Т. Буле16.
Близость Якушкина к щербатовскому кружку подкрепляется тем фактом, что упомянутый в записке Грибоедова З.А. Буринский - талантливый, рано умерший поэт был душой объединения молодых университетских литераторов, которое сложилось вокруг профессора российского красноречия и поэзии А.Ф. Мерзлякова17, на чьем пансионе Якушкин жил с 1808 по 1811 г. К сожалению, рамки статьи не позволяют остановиться на характеристике самого Буринского18. Укажем только, что Буринский оказался в числе «членов собрания» не случайно: дело в том, что гувернер Грибоедова, И. Петрозилиус был его близким другом, к тому же среди известных нам стихотворений Буринского находится послание «К Е.Д.Щ.», чьи инициалы легко расшифровываются как Елизавета Дмитриевна Щербатова, сестра И.Д. Щербатова и кузина Чаадаевых.
Интересно отметить, что несмотря на явную близость четырех молодых людей - князя И.Д. Щербатова, П.Я. и М.Я. Чаадаевых и И.Д. Якушкина, фактически выросших в одной семье (как известно, в своих письмах П.Я. Чаадаев называет Якушкина братом), они были зачислены в университет в разное время: уже упоминалось, что братья Чаадаевы получили студенческое звание в 1808 г., князь И.Д. Щербатов был произведен в студенты на акте 1809 г.19, а И.Д. Якушкин, который жил на университетской квартире профессора Мерзлякова и, очевидно, здесь же посещал лекции с 1808 г., формально был определен в университет только летом 1810 г.20 Учеба друзей закончилась в начале 1811 г., когда Якушкин и Щербатов были отправлены в Петербург для определения в Семеновский полк; через несколько месяцев за ними последовали и братья Чаадаевы. Именно за время службы И.Д. Якушкина и его друзей в Семеновском полку там произошли решительные изменения, свидетельствовавшие о новых настроениях молодых дворян-офицеров, которые, создав уникальную нравственную атмосферу в полку, косвенным образом повлияли и на поведение солдат, их желание защищать собственное достоинство против произвола, проявившееся в октябрьских событиях 1820 г. По словам Якушкина, в 1811 году, когда он вступил в Семеновский полк, «офицеры, сходившись между собою, или играли в карты, без зазрения совести надувая друг друга, или пили и кутили напропалую...» В 1815 же году, после возвращения гвардии из заграничных походов «в Семеновском полку устроилась артель: человек 15 или 20 офицеров сложились, чтобы иметь возможность обедать каждый день вместе; обедали же не одни вкладчики в артель, но и все те, которым по обязанности службы приходилось проводить целый день в полку. После обеда одни играли в шахматы, другие читали громко иностранные газеты и следили за происшествиями в Европе, - такое время провождение было решительно нововведение».21
Поскольку единственным источником наших сведений о Семеновской артели являются, до настоящего времени, «Записки» Якушкина, нельзя не признать, что указанное нами возникновение в 1811-1812 гг. дружеского кружка в Семеновском полку, перешедшего туда из Московского университета, бросает новый отсвет на историю складывания этой артели. Якушкин, кн. Щербатов, братья Чаадаевы несомненно играли активную роль в улучшении нравственного климата в полку, формировании новых отношений и пробуждении политических интересов среди офицеров. Идея общих обедов и ведения артельного хозяйства была естественной для их дружеской компании, жившей во время походов Отечественной войны в одной палатке (см. воспоминания В.И. Лыкошина) Правда, совместная служба этой четверки продолжалась до 1814 г., когда Петр Чаадаев решил перейти в Ахтырский гусарский полк, а через некоторое время покинул полк и Михаил Чаадаев. Однако вполне обоснованным кажется предположение М.В. Нечкиной об участии в Семеновской артели вместе с Якушкиным кн. И.Д. Щербатова22. Другим предполагаемым участником артели исследовательница считает С.И. Муравьева-Апостола. Как ни удивительно, но он тоже принадлежит к числу вероятных посетителей московского дома Щербатовых, и хотя С.И. Муравьев-Апостол не учился в Московском университете, он был знаком с университетской средой, а именно с основанным при участии студентов университета Обществом Математиков, деятельность которого составляет особую главу в истории формирования дружеских связей будущих декабристов перед Отечественной войной 1812 г. Мы уже упоминали о приятельских отношениях А.С. Грибоедова и М.Н. Муравьева, насчитывавших к 1826 г. уже 16 лет и, следовательно, начавшихся еще в 1810 г. В самом деле, встречи Муравьева с Грибоедовым в университете могли происходить именно в 1810 г., когда первый был зачислен студентом физико-математического отделения23. В это же время, вероятно, состоялось знакомство Муравьева с Чаадаевым и его посещения щербатовского дома. Однако и сам Михаил Муравьев был инициатором создания дружеского кружка, в котором собирались многие будущие декабристы.
Пребывание М.Н. Муравьева в университете было замечательно тем, что уже на первом году учебы (которую он начал в 13-летнем возрасте) ярко проявились его математические способности. Вместе со старшими студентами, пользовавшимися среди товарищей славой лучших математиков, «проводил он долгие зимние вечера, увлекаясь иногда за полночь вычислениями аналитической геометрии»24. Надо сказать, что именно в начале 1810-х годов преподавание математики в университете неожиданно оказалось ослабленным. Это совершенно не удовлетворяло М.Н. Муравьева и других студентов-дворян, считавших математические науки наиболее полезными при подготовке к военной службе, на которую они стремились. Поэтому в начале 1811 г. Муравьев покинул университет и решил собственными силами организовать преподавание этих дисциплин. Так, при поддержке его отца, генерал-майора Н.Н. Муравьева, и князя П.М. Волконского, возникло Общество Математиков, которое в дальнейшем превратилось в Московское училище колонновожатых. Общество состояло из действительных членов - известных в Москве любителей математики, лекторов из студентов Московского университета (в числе которых был и сам М.Н. Муравьев) и слушателей, посещавших лекции и державших экзамены.
Душою общества математиков был генерал Н.Н. Муравьев-старший (отец декабристов - С.А. ). Он читал здесь лекции по военному искусству, передал в распоряжение слушателей свою богатейшую библиотеку, коллекцию оружия, необходимые инструменты, и, главное, разработал основные положения устава и учебной системы общества, которое, благодаря этому, сразу превратилось в одно из самых передовых учебных заведений России. Для занятий общества Н.Н. Муравьев предоставил свой прекрасный дом на Большой Дмитровке (ныне ул. Б. Дмитровка, 9-11 в Москве - С.А.), а летом молодые люди отправлялись в арендованное Муравьевыми подмосковное имение Осташево, где учеба продолжалась.
Замечательной была сама атмосфера, сложившаяся в семье Муравьевых. Три брата Муравьевых - Александр, Николай и Михаил - плечом к плечу прошли Отечественную войну (во время которой младшему, Михаилу, только исполнилось 16 лет!), не раз спасая друг друга от смертельной опасности. Двое старших были избраны действительными членами Общества Математиков, и покровительствовали сложившемуся там студенческому кружку. А.Н. Муравьев, учившийся в Московском университете до 1810 г., поступил колонновожатым в свиту Его величества по квартирмейстерской части; после войны, получив звание полковника, основал «Священную артель» и был одним из главных учредителей Союза Спасения, заседания которого проходили в Москве на его квартире в Хамовнических казармах (ныне Комсомольский пр-т, 18-22 в Москве - С.А.). Николай Муравьев-младший (впоследствии Муравьев-Карский), которого отец в 1811 г. отвез в Петербургское училище колонновожатых, подобно своим братьям демонстрировал прекрасные способности в учебе и одновременно, как следует из его замечательных записок, вдохновенно читал Руссо и мечтал найти свой способ переустроить окружающую его жизнь на более гармоничных началах. Именно Николаю Муравьеву принадлежала мысль создания самого первого в истории декабризма, совсем еще детского, тайного общества «Чока» в Петербургской школе колонновожатых, все участники которого - Матвей Муравьев-Апостол, Артамон Муравьев, Василий и Лев Перовские – стали затем деятелями декабристского движения.
Важно отметить, что участники петербургского общества «Чока» в основном подружились еще в Москве, посещая занятия муравьевского кружка. Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы попали в дом своих родственников на Большой Дмитровке, привезенные отцом в 1810 г. из Петербурга, имели возможность познакомиться с большей частью членов кружка. Из записок Н.Н. Муравьева мы узнаем, что в 1811 г. слушателями общества Математиков были А.З. Муравьев, И.Г. Бурцов, братья Михаил и Петр Колошины, все воспитанники Московского университета.25 Артамон Муравьев, принятый студентом вместе с братом Александром в 1810 г.26, проживал в университете на пансионе у профессора Рейнгарда. Поскольку лекции Рейнгарда в это время посещал Грибоедов и другие члены щербатовского кружка, а профессор регулярно устраивал проверочные занятия у себя на дому, то личное знакомство их с А.З. Муравьевым весьма вероятно. Имена братьев Колошиных и Бурцова мы находим в списке вольнослушателей в тетради регистрации студентов и слушателей Московского университета за 1810/11 г., неподалеку от подписи Грибоедова.27 Близкая дружба Михаила Колошина и Николая Муравьева, зародившаяся в этот год в Москве, трагически оборвалась в 1812 г., когда ослабевший от ран Колошин скончался на руках Муравьева в Вязьме, незадолго до Бородинской битвы. Другой брат, Петр Колошин, «душою поэт», особенно сдружился с Михаилом Муравьевым, а после войны вместе с ним и Бурцовым вошел в «Священную артель» и впоследствии в Союз Спасения.
«Священная артель» возникла как кружок офицеров, служивших вместе в квартирмейстерской части свиты Его императорского величества и возвратившихся по окончании войны в Петербург28. Хотя, как и для Семеновской артели, решающую роль в складывании кружка играли военные походы 1812-14 гг., нельзя не обратить внимание, что его черты имели много общего с уже сложившимся в Москве «муравьевским» кружком. Из пятнадцати известных нам с той или иной долей уверенности членов «Священной артели» семеро учились в Московском университете или университетском благородном пансионе и участвовали в деятельности Общества математиков. К уже названным трем братьям Муравьевым, Петру Колошину и Ивану Бурцову, необходимо прибавить здесь В.Д. Вольховского и А.В. Семенова. Последние воспитывались в университетском благородном пансионе в 1810-1811 гг., откуда Вольховский как один из лучших учеников был переведен в Царскосельский Лицей, а Семенов произведен в студенты университета29. Оба юноши были ровесниками, поэтому их пансионское знакомство более чем вероятно. Поскольку в том же пансионе воспитывался и И.Г. Бурцов, приглашение им его товарищей по учебе в «Священную артель» представляется вполне естественным.
Биограф М.Н. Муравьева подчеркивает тесные дружеские связи с муравьевским кружком и трех братьев Перовских, которые также могли посещать лекции в доме на Большой Дмитровке.30 Двое из них, будущие члены Союза Благоденствия, Василий и Лев Перовские, поступили в университет в 1808 г. и закончили его в 1810, т.е. учились одновременно с Чаадаевыми, Щербатовым и другими членами их кружка. Зная о позднейшем знакомстве Перовских с П.Я. Чаадаевым, мы можем предположить, что оно началось еще на студенческой скамье, и возможно, Перовские связывали этих молодых людей с кружком Муравьева. В Петербурге оба брата поступили в колонновожатые, в 1812 г. участвовали в Бородинском сражении. Образ молодого Василия Перовского превосходно обрисован в его записках, где он рассказывает о своих скитаниях в оставленной жителями Москве и пребывании в плену у французов. Оба брата во время учебы опубликовали в университетской типографии по одному переводу с французского, причем книга, выбранная Львом Перовским явно указывает на преобладание в его характере мистических настроений.
К уже названным деятелям декабристского движения, учившихся в этот период в университете, мы не можем не прибавить Никиту Михайловича Муравьева, сына попечителя Московского университета Михаила Никитича Муравьева, которому университет обязан своей реформой и последовавшими за ней успехами. По данным «Московских Ведомостей», Никита был зачислен в университет летом 1809 г. и еще учился там в 1811/12 г. (его имя в книге регистрации студентов - на одном развороте с записью Грибоедова!). В 1811 г. Михаил Муравьев привлек его к занятиям Общества Математиков: Никита должен был перевести с французского учебник Лежандра и в дальнейшем, видимо, стать лектором общества. В 1816 г. после заграничных походов он вновь встретил своих московских друзей и вместе с Александром и Михаилом Муравьевым, Сергеем и Матвеем Муравьевыми-Апостолами, Якушкиным, Колошиными, Бурцевым и другими вошел в число первых членов Союза Спасения.
Отправлено: 04.11.07 11:59. Заголовок: Ан-в А. Цветы на могилу Якушкина (http://decemb.hobby.ru/index.shtml?article/andr3):
Старое кладбище на окраине старой Москвы. Морозный зимний день клонится к закату. Тихо падает снег, и хлопья его словно растворены в прозрачном воздухе. Я стою перед невысоким памятником из черного камня. Перчаткой стряхиваю налипший снег и читаю надпись: «Декабрист Иван Дмитриевич Якушкин, 1795-1857.» Памятник и надпись появились позднее, а по воле покойного гроб был накрыт простым могильным холмом, без надгробия, без креста... Я кладу на могилу цветы...
Сегодня, когда прошло 180 лет со дня печальных событий 14 декабря 1825 года, мы вспоминаем декабристов, отягощенные знанием последующих российских революционных катастроф. И нам легко осудить их, едва ли не теми же самыми словами из приговора Верховного суда. Действительно, декабристы умышляли на жизнь российского самодержца, помазанника Божия, подняли оружие и вышли на Сенатскую площадь, прогнали вышедшего к ним для увещеваний митрополита, хотели бескровной революции, а пролили кровь свою и доверившихся им солдат. И однако декабристы чем-то дороги уже не одному поколению исследователей российской истории, видящих за отдельными фигурами заговорщиков нечто большее - страдательный тип неравнодушного, горячо чувствующего русского юноши, еще только вступающего в жизнь, но уже страстно любящего свое Отечество, тип, как это ни парадоксально, «доброго человека». Замечательный историк В.О. Ключевский, сравнивая декабристов с поколением их отцов, живших в эпоху Просвещения и вынесших оттуда вольнодумческий скептицизм, писал: «Совсем иной чертой отличалось поколение, из которого вышли люди 14 декабря. В них мы замечаем удивительное обилие чувства, перевес его над мыслью и вместе с тем обилие доброжелательных стремлений, даже с пожертвованием личных интересов.» В отличие от отцов, свободомыслие декабристов воплощалось в активном действии, направленном к добру, подчеркивает Ключевский. Прислушиваясь к этим словам, мы сами хотим разобраться в судьбе декабристов, и теперь, когда мы выносим свое нынешнее суждение о них, пусть правит не строгость, а милосердие.
В личности и жизненном пути Ивана Дмитриевича Якушкина необычайно густо оказались собраны многие черты, сформировавшие портрет декабристского движения в целом. Воспитывавшийся с 13 лет в Московском университете юноша из небогатой семьи смоленских дворян взрослеет в годы последовавшего за Тильзитским миром владычества Наполеона в Европе, когда в ответ на вынужденное смирение России перед гордым завоевателем, всюду - в стихах и журнальных статьях, в театре, в университете - пробивается и крепнет теплое чувство русского патриотизма. Якушкин и его сверстники - товарищи по университету Александр Грибоедов, Петр Чаадаев, Никита Муравьев рано задумываются о том, как тесно жизнь России связана с их личной судьбой и какую пользу они смогут принести своему народу. Скрытый текст
Когда наступает грозный час войны 1812 года юноши уже с оружием в руках защищают Отечество. Молодое поколение российского дворянства, побывавшие в пекле сражений офицеры, благодаря мужеству которых изменилось лицо Европы, возвращаются домой с чувством обостренной ответственности за судьбу своей родины. Походы 1812 - 1815 гг. были для них не только боевой, но и умственной школой. Мысли и стремления молодых людей уже резко расходятся с минувшим поколением; переосмысляя опыт отцов, они сознательно отталкиваются от прежних форм общесословного поведения. Будущего декабриста легко узнать всюду - он, равнодушно отвергая светские развлечения, погружен в политику и философию, настроен не на легкий салонный разговор, но хочет серьезности темы и правдивости слога. Якушкин даже среди своих товарищей выделялся особой вдумчивостью и чистотой характера. Его приятель по Семеновскому полку в 1812 г. писал, что Якушкин «молод, но слишком рассудителен для своего возраста и настолько сумел освободить свой дух от всех принятых в обществе предрассудков, что теперь получил большую склонность к мизантропии, а сие может сделать его совершенно бесполезным государству человеком.» Однако, автор ошибался, предполагая в Якушкине склонность к пассивности и мизантропию, напротив, у него и у других его товарищей - основателей первых декабристских союзов была развита та деятельная страсть, о которой писал Ключевский.
Образование тайного общества во время повсеместного распространения масонских кружков было в порядке вещей. Но впервые в России появились общества, ставившие целью изменить русскую государственную действительность, превратить службу в служение Отечеству, деятельно бороться с неисправностями и злоупотреблениями. Активная жилка в характере декабристов устремляла их творить добро, понимаемое в смысле преобразования внешних сторон окружающей жизни, устранения несправедливостей, попиравших все христианские и человеческие узаконения. И главной из них было существование в России крепостного права, называемого на языке декабристов по своей сущностной черте - «рабством». Не только помещики имели почти неограниченную власть над крестьянами, но и солдаты в течение 25 лет службы делались жертвой полного произвола офицеров, подчас необузданного и жестокого, и самый дух политической несвободы и раболепия пронизывал всю административную систему Российской империи, прикрывая собой повсеместное лихоимство, грабительство, наконец, явное неуважение к человеку вообще.
Повинуясь своему филантропическому чувству, декабристы делом доказывали крепость своих убеждений. Прежде всего, они облегчали участь собственных крепостных, или отпускали их на волю. В Семеновском полку, где служил Якушкин, офицеры установили новые отношения уважения и взаимопонимания со своими солдатами, при этом навсегда отказавшись от жестоких наказаний. Сам Якушкин, впервые посетив свое смоленское имение, по его словам, «был проникнут чувством прямой моей обязанности освободить людей, от меня зависящих», и вскоре выйдя в отставку и поселившись в деревне, решительно приступил к исполнению своего намерения.
Однако причины, побудившие его оставить город, были далеко не простыми. Как и у многих других декабристов, направленность жизненных сил Якушкина во внешнюю сторону оставляла смутными его представления о внутренней духовной жизни. Якушкин вырос в православной семье, но затем война, служба, длительное пребывание за границей отвлекли его от пребывания в лоне церкви. Такая длительная небрежность не могла не принести свои плоды, и когда через некоторое время Якушкину пришлось пережить серьезное душевное испытание, он встретил его совершенно беспомощным, что едва не привело к катастрофе. Еще в отрочестве попав в Москву, Якушкин с непритворным теплом и участием был принят в гостеприимной семье князей Щербатовых, в доме которых воспитывались братья Чаадаевы, часто бывал Грибоедов; здесь же росли и две дочери хозяина дома Лиза и Наташа, в одну из которых Якушкин, как он скоро понял, оказался без памяти влюблен. Предмет его увлечения, княжна Наталья Дмитриевна Щербатова платила ему дружеским чувством, но не более. Общая картина в доме знакома нам по бессмертной комедии Грибоедова, который имел возможность ее непосредственно наблюдать, с той только разницей, что развязка наступила много позже, после возвращения Якушкина в Россию, и растянулась на два года. Явился соперник, богатый и знатный жених для Натальи Дмитриевны. Терзаемый ревностью Якушкин требовал у княжны решительного ответа, а та, уважая его благородную душу, не испытывала к нему глубокого чувства, временами увлекалась блестящей будущностью, которую ей обещала выгодная женитьба, но более всего желала, чтобы пылкие обожатели оставили ее в покое. Якушкин был в отчаянии, то стремился вызвать соперника на дуэль, то в своих неистовых письмах княжне говорил о желании покончит с собой. Мучительное для обоих состояние длилось долгое время, поскольку Якушкин, понимая всю безнадежность своих притязаний, не имел достаточно сил, чтобы расстаться с Натальей Дмитриевной; оно прекратилось только с внезапной свадьбой княжны, которая вышла замуж за товарища Якушкина по тайному обществу князя Федора Шаховского. Болезненная тоска, «меланхолия», о которой вспоминал Пушкин, рисуя Якушкина в 10 главе «Евгения Онегина», толкнули его на поступок, в основном и определивший образ Якушкина в декабристском движении. В октябре 1817 г. он вызвался на цареубийство. В это время в тайном обществе особенно сильны были толки о том, что все действия Александра I после победы над Наполеоном доказывают его неприязнь к России и ее народу - занятия в основном европейской политикой в ущерб интересам России и, в том числе, восстановление в конституционных правах царства Польского и даже якобы возникшее желание присоединить к нему часть русских губерний, отгородив остальные полосой военных поселений, а столицу перенести в Варшаву. Известия о последнем и вызвало взрыв негодования у декабристов. Якушкин заявил, что в таком случае готов принести себя в жертву: по прибытии Александра в Москву он встретит его с двумя пистолетами и, выстрелив в царя из одного, другим покончит с собой. Друзьям с большим трудом удалось отговорить Якушкина от исполнения этого безумного замысла, но он еще долго терзал его, питаемый тревогами безнадежной любви: так предпринимая в марте 1819 г. отчаянную попытку объясниться с Натальей Дмитриевной, он говорил ей, «что о нем, может быть, буду говорить в течение нескольких месяцев, что он себя убьет и что тогда она будет освобождена от его назойливости». Через несколько месяцев он окончательно поселился в деревне.
В 1817 году Якушкин ходил по краю бездны. Многие другие декабристы подобное трагическое испытание пережили в день восстания на Сенатской площади. И хотя само решение выйти в это морозное утро на площадь в безнадежной, по убеждению большинства, попытке переменить способ правления в России значило для них, прежде всего, доказать верность своим гражданским идеалам, но с каждым часом «стояния» оно все больше воплощалось в форму мятежа с неизбежными и безвинными жертвами. Современники оставили нам удивительные отзывы о многих декабристах как о благородных, чистых, добрых и даже кротких людях, которых менее всего можно было представить себе в роли мятежников. И если честь звала этих людей к действию ради блага народа, то совесть, разве могла их совесть спокойно глядеть на то, что они делали? Князь Сергей Петрович Трубецкой, боевой офицер, полковник, любимый войсками, был избран накануне диктатором восстания и, как известно, не явился на площадь, однако не многие знают, что в этот день он был неподалеку, в доме своей сестры, где родственники после долгих поисков нашли его в молельне лежащим без сознания перед образами неизвестно с какого времени. Приведенный в чувство, он услышал со стороны площади отчетливый грохот пушки и воскликнул: «Господи! вся эта кровь падет на мою голову!».
И вот Петропавловская крепость, место, где арестованные заговорщики провели полгода в ожидании приговора. Якушкина привезли сюда из Москвы, где он и был в день восстания. Большую часть времени перед этим он провел в деревне, немало заботился о своих крестьянах, не сумев однако добиться выполнения составленного им проекта их освобождения; в 1822 году женился, стал отцом. И все-таки на его сердце лежал тяжелый груз, и средства к его облегчения Якушкиным отвергались. На следствии он признал, что с 1812 г., т.е. уже 13 лет не был на исповеди и не причащался, поскольку, по его словам, «не имея истинного убеждения в таинстве причастия, не почитал себя вправе приступить к оному». Что чувствовала его ожесточенная душа, переступая порог холодного каземата? В его воображении возникали образы дантовского ада, инквизиции, пыток. Мог ли Якушкин подумать, что обретет здесь утешение и покой?
Огромную роль в духовном возрождении Якушкина в дни его заключения в крепости сыграл протоиерей Казанского собора о. Петр Мысловский. С разрешения правительства он посещал содержавшихся под стражей декабристов, будучи единственным человеком, с которым арестанты имели возможность подолгу беседовать. Неудивительно, что вскоре между ними и Мысловским возникла теплая человеческая привязанность. Особенно сильная близость, протянувшаяся затем на годы вперед, связала Мысловского с Якушкиным. Впрочем на их первой встрече Якушкин сразу же заявил, что как священник тот не может доставить ему никакого утешения. Мысловский не настаивал, не заводил специально бесед по вопросам веры, но они сами собой возникали во время его простых и безыскусны разговоров об окружающей жизни и благотворно влияли на нуждавшегося в душевном тепле заключенного. А вскоре Якушкин получил известие, сделавшее его, по собственному признанию, «самым счастливым человеком в Петербурге» - его жена благополучно родила второго сына. О. Петр навещал арестованного ежедневно, тайком приносил письма от родных. Доверие к нему Якушкина росло все больше. Решивший до сих пор не называть на допросах никого из своих товарищей и отрицать обвинения, Якушкин теперь сомневался в правильности поведения, поскольку тем самым лишал себя возможности свидетельствовать истину показаний своих товарищей и осложнял их участь; за советом он мог обратиться только к Мысловскому. «Любезный друг, поступайте по совести, и как вам Бог внушит», - сказал о. Петр. Якушкин дал откровенные показания.
Наступил великий пост Невидимая душевная работа происходила в Якушкине; оставаясь верным многим своим идеалам, он теперь по-новому смотрел на прежние заблуждения и грехи. Особенно же изменилось его отношение к православной вере, в которой его постоянно укрепляли не только речи, но и сам пример подлинно христианской, бескорыстной и преданной заботе о ближнем, который являл ему о. Петр Мысловский. Столь долго отвергавший причастие, Якушкин не без страха в сердце решился приступить к священному обряду. В вербное воскресение по просьбе Якушкина о. Петр пришел к нему в каземат в епитрахили и со святыми дарами. Описание этого дня мы находим в «Записках» Якушкина, но написанные на склоне жизни, в период серьезного охлаждения к религии, они вовсе не передавали чувств, испытываемых им тогда, зато позволяли советским историкам многие годы доказывать непоколебимость атеистических взглядов Якушкина, делая его столпом, на котором основывалась точка зрения на декабристов как носителей материалистических революционных убеждений. Однако вот строки из письма о. Петра Мысловского, адресованного Якушкину в Сибирь: «Не думаю, чтоб Вы когда-нибудь могли позабыть неделю в мае 1826 года. Ах, этот день был днем нового в Вас человека. Поднесь и в ушах и в сердце моем отдаются слова бедного, но смею сказать, доброго грешника: Отец мой, не согрешите вместе со мною, преднося чашу сию рабу неключимому. Помните ли Вы ответ, на это Христианское смирение сделанный: она для таких только грешников и разстворена Смело погружайся, чадо веры, в неоцененную кровь Иисуса. Незабвенный день и час. По всей правде, все Ангелы дружелюбно взирали на это торжество обновления».
Духовный подъем, нравственное возрождение и возвращение к Богу коснулись не одного Якушкина. В крепости исповедались и причастились более десятка арестованных заговорщиков; свои переживания в виде прекрасных духовных стихов выразили поэты-декабристы Ф. Глинка, К. Рылеев, А. Одоевский, В. Кюхельбекер. Моля о небесном спасении, многие надеялись и на человеческое милосердие, однако ошиблись. Никакие законные постановления не вынуждали императора и выполнявших его волю судей, которые рассматривали вину декабристов, в основном, по их намерениям, но не действиям, выносить такой жестокий приговор, разлучавший навеки совсем еще молодых людей со своими родными и близкими, отправлявший их жить в далекий и дикий край, каким в то время была Сибирь. В молчании опустим покров над последними минутами пятерых несчастных, осужденных на смерть: скажем лишь, что они были исполнены христианского смирения и раскаяния; на плахе они молили о спасении России и царя, приговорившего их к смерти. Ненависть устроителей казни простиралась так далеко, хотела захватить и посмертную судьбу пятерых повешенных: после казни их телам было отказано в могилах, их тайно увезли из Петербурга и зарыли где-то на невских островах. И среди парадных торжеств, последовавших за окончанием суда, лишь о. Петр в черном облачении творил панихиду по усопшим в тиши Казанского собора Свет Христов, посетивший Якушкина в скорбные дни заключения в крепости, еще долго горел в его сердце. Его деятельная страсть к добру, наконец, соединилась с основанием веры; в Сибири Якушкина оставил по себе добрую память, завоевал новых друзей, вместе с одним из которых, священником Степаном Знаменским, ему даже удалось открыть школу для крестьянских детей. Близкие отношения с Мысловским Якушкин сохранял до самой его смерти, а портрет о. Петра, единственный дошедший до наших дней, находился в кабинете Якушкина в его сибирском доме. С грустью приходится говорить о охлажденном настроении Якушкина в последние годы жизни, которое видно и в его предсмертных распоряжениях. Его похоронили на Пятницком кладбище в Москве, проводить его пришли его многие друзья-декабристы, еще оставшиеся в живых, его оплакивали сыновья и внуки, которые вскоре сами станут замечательными учеными, филологами, историками, и внесут свой неповторимый вклад в русскую культуру...
...В один из весенних дней 1828 года, когда многие петербургские жители отправляются кататься по речной глади Невы, Пушкин и Вяземский взяли лодку и долго плыли вниз по течению, пока, наконец, не вышли на один из островов в устье реки, ничем не выделявшийся из прочих. День был холодный, небо сумрачное, даже грозное, и оба друга молчали. Потом Пушкин положил перед камнем, глубоко вросшим в песчаную почву, букет свежих, весенних, только что сорванных цветов. В память об этой прогулке друзья долго хранили пять деревянных щепок, подобранных на том острове, пять частиц земли, напоминавших им об их погибших товарищах...
В нашем нынешнем поспешном суде над декабристами, так же как раньше в их безудержном восхвалении, мы забываем о сути того наследия, которое дошло до нас и которому они посвятили свои жизни. Их человеческий подвиг, их идеал не имел ни духовного, ни нравственного характера, но это был подвиг гражданского мужества, не утратившее и для нас своего значения выступление против несправедливости и варварства российской действительности. Однако, он не стал бы полным и действенным теперь, если бы его не сопровождал другой, нравственный подвиг, прошедший с ними через заключение и ссылку, изменивший и, одновременно, сохранивший в прежней чистоте их внутренние устремления. Подвиг покаяния...
Арина Родионовна
постоянный участник
Сообщение: 665
Зарегистрирован: 24.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
2
Их человеческий подвиг, их идеал не имел ни духовного, ни нравственного характера, но это был подвиг гражданского мужества, не утратившее и для нас своего значения выступление против несправедливости и варварства российской действительности. Однако, он не стал бы полным и действенным теперь, если бы его не сопровождал другой, нравственный подвиг, прошедший с ними через заключение и ссылку, изменивший и, одновременно, сохранивший в прежней чистоте их внутренние устремления. Подвиг покаяния...
Я не горячилась бы по поводу покаяния, мне кажется, что автор статьи неточен или хочет сказать нечто, угодное властям того времени (как странно, что для властей любого времени чей-то гражданский поступок - разменная монета, и только номинал меняется). Скорее, на мой взгляд, они ИСКУПАЛИ. А что до покаяния - мы этого никогда не узнаем наверняка, да это, наверное, личная тайна души каждого.
Я как в некоем Ритуальном Бюро - сижу и жду заказов. Кто-то 4-го дня заглянул, да и с концами («...трошки разгружусь ... напишу об орловском декабризме, поскольку все это непосредственно связано и с Пушкиным, и с Южным, и с Северным...» ). Вот, спасибо Арине Родионовне - с ее (лаконичным) отзывом живой души. Я бы предложил форумистам высказаться о такой вот "идее": выложим здесь мозаику из сотни портретов декабристов (или только Бестужевские), а дальше - каждый по желанию что-то от себя "изобразит" о Пушкине, о Южном, о Северном...?
Отправлено: 06.11.07 10:45. Заголовок: Вот уж Лепорелла вре..
Вот уж Лепорелла вредный! Ну замучилася я! У меня, если хотите знать, материал обо всем, что я обещала, в головах лежит! Сплю я просто на книжках об этом!!! Но не могу вырваться пока. Терпние. Прошу терпния чуточку.
А на счет мозаики, то да - согласна. Мона я первая начну? С любимых своих землячков...
Муравьев-Апостол Сергей Иванович.
Это - папик егойный, Иван Матвеевичъ.
Ну и брат, естественно, как же без брата. Матвей Иванович.
Отправлено: 06.11.07 10:49. Заголовок: Муравьев-Апостол С. И.
Так, ну сначала, значит, о братце казненном. Из дворян Полтавский губернии. Родился в Санкт-Петербурге. Отец — Иван Матвеевич Муравьев-Апостол (1768 – 1851), известный писатель, переводчик и государственный деятель; в 1797 – 1805 г.г. – российский посланник в Гамбурге и Мадриде; сенатор (1824 – 1847); с 1811 г. – член Российской академии, с 1841 – академик Академии наук России. Мать – Анна Семеновна, урожд. Черноевич (ум. в 1810) – писательница и переводчица. Воспитывался в Париже в частном пансионе (с 1802), с 1809 г. – в России. В службу вступил юнкером в корпус инженеров путей сообщения – 16.12.1810; прапорщик – 20.05. 1811; подпоручик – 20.05. 1812. Участник Отечественной войны 1812 года (Витебск, Бородино, Тарутино, Малоярославец, Красный – награжден золотой шпагой с надписью "За храбрость", Березина); по итогам кампании 1812 г. произведен в чин поручика (17.12.1812) и награжден орденом Св. Анны 4 ст.; 20.04.1813 переведен в батальон великой княгини Екатерины Павловны. Участник Заграничных походов (Люцен – награжден орденом Св. Владимира 4 ст., Бауцен, Лейпциг, Фер-Шампенуаз, Париж – награжден орденом Св. Анны 2 ст.), штабс-капитан – 8.05.1813 (за Бауцен), капитан – 4.10. 1813 (за Лейпциг), с 1814 г. находился при генерале от кавалерии Н.Н. Раевском. Переведен в лейб-гвардии Семеновский полк поручиком – 1.03.1815, штабс-капитан – 2.02.1817, капитан – 15.12.1819, командир роты в Семеновском полку. После Семеновской истории 1820 переведен в Полтавский пехотный полк подполковником – 2.11.18120, переведен в Черниговский пехотный полк – 16.05.1822, командир 2-го батальона Черниговского полка (штаб батальона - город Васильков Киевской губернии).
Масон, член ложи «Трех добродетелей» в Петербурге (с 2.01.1817), с 14.06.1817 – обрядоначальник ложи, 22.12.1818 – вышел из ложи. При попытке ареста в ночь с 28 на 29.12.1825 в деревне Трилесы Васильковского уезда Киевской губернии оказал вооруженное сопротивление. При усмирении восстания Черниговского пехотного полка 3.01.1826 тяжело ранен в голову картечью и арестован. Осужден вне разрядов и приговорен к смертной казни. Казнен 13.7.1826. Похоронен вместе с другими казненными декабристами на острове Голодае. Источникъ.
Про него я могу трепаться очень долго, поэтому пока умолкну.
Отправлено: 06.11.07 15:15. Заголовок: Спасибо. Отдельно ещ..
Спасибо, (от)дельное ещё - за портрет Ивана Матевеевича и за "Источник".
Балда
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 06.11.07 16:45. Заголовок: Сверчок пишет: Был ..
Сверчок пишет:
цитата:
Был отставлен на время французский язык, и даже масонские службы непривычно шли на русском. И Пушкин попал в эпицентр этого возрождения русского Логоса и вырос вместе с ним.
А вот здесь, имхо, вы глубоко ошибаетесь. Дворяне как говорили по-французски, так и продолжали. Известны, кстати, трагические случаи, когда говоривших по-французски офицеров убивали в неразберихе русские мужики, принимая их за проклятых "мусью". Сверчок пишет:
цитата:
Россия, как это всегда бывает, не смогла воспользоваться плодами своих побед. Пока она воевала, другие готовили раздел Европы. Естествено, что разочарование в обществе относительно Александра I не замедлило себя ждать. Русский дух, развернувшийся словно кундалини, не желал сворачиваться обратно в копчик. И эта энергия должна была куда-нибудь выплеснуться.
По-вашему, получается, что все эти движения, тайные общества - результат неудовлетворенной внешней экспансии? Лепорелла пишет:
цитата:
Не странен ли этот саркастический портрет императора в устах славянофила и монархиста Тютчева?
Отнюдь. Поскольку это была итоговая оценка тридцатилетнего правления, закончившегося государственной и личной катастрофой. У Тютчева, впрочем, есть и другие оценки этого монарха. Арина Родионовна пишет:
цитата:
В общем, не очень приятным человеком был самодержец!
Смотря с какой точкм зрения смотреть... Если с традиционно-марксистской, то - да, пренеприятнейшая личность. Если же с точки зрения, как принято нынче выражаться, "государственнической", то очень даже приличный был человек. Другое дело, что противостоявшие ему были либо мечтательными идеалистами, либо "глядящими в Наполеоны" какндидатами в диктаторы похлеще самого Николая Павловича.
Отправлено на вечную каторгу в Сибирь 27 декабристов, на 20 лет каторги с вечным поселением - 23, на каторгу от 2 до 15 лет и поселение - 38, на поселение - 14, разжалованы в солдаты и матросы - 12.
Итого: 116 человек. Плюс пятеро казненных. Немного, прямо скажем, по сравнению с тогдашними Европами и будущими большевиками.Арина Родионовна пишет:
цитата:
Их человеческий подвиг, их идеал не имел ни духовного, ни нравственного характера, но это был подвиг гражданского мужества, не утратившее и для нас своего значения выступление против несправедливости и варварства российской действительности. Однако, он не стал бы полным и действенным теперь, если бы его не сопровождал другой, нравственный подвиг, прошедший с ними через заключение и ссылку, изменивший и, одновременно, сохранивший в прежней чистоте их внутренние устремления. Подвиг покаяния...
Арина Родионовна уже цитировала этот пассаж, но я не удержусь тоже. М-м-м, как это вы там: нравственный подвиг, прошедший с ними через заключение и ссылку, изменивший и, одновременно, сохранивший в прежней чистоте их внутренние устремления Очень, очень впечатляет. Да только ведь не было там лишений-то особых (ознакомьтесь с материалами получше и сами поймете, что это так). Пока что я, честно говоря, не понял смысла этой темы. Имее смысл, имхо, говорить об отношениях Пушкина к декабризму и декабристам и об отношениях декабристов к поэту. Это могут быть самые различные аспекты: от политического до личных отношений. Иначе это будеи разговор ни о чем.
Сверчок
постоянный участник
Сообщение: 664
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
0
Дворяне как говорили по-французски, так и продолжали.
Совершенно верно. Они не исключили французский, а пытались говорить на русском. Причём в этом вопросе общество расслоилось, условно говоря, на московское (то, что хлебнуло войны) и петербургское (то, что не хлебнуло). И именно московские масоны пытались вести службы на русском.
Недавно я встречался с русским человеком, которые вырос и воспитывался во Франции, а потом в Англии. Он думает по-французски, но, начав недавно работать по полмесяца в России, он вынужден отставить на время французский и говорить по-русски. Это даётся с трудом и при удобном случае он мгновенно переходит на родной неродной язык. То же самое происходило и в 1812 году. И произошёл маленький, но в то же время огромный сдвиг в сторону русского языка. Он стал языком естественного патриотизма. Т.е. не внедрённого с верху, а прорывавшегося из глубины души.
Балда пишет:
цитата:
По-вашему, получается, что все эти движения, тайные общества - результат неудовлетворенной внешней экспансии?
Нет.
Балда пишет:
цитата:
Смотря с какой точкм зрения смотреть...
А с Вашей точки зрения?
Балда пишет:
цитата:
Имее смысл, имхо, говорить об отношениях Пушкина к декабризму и декабристам и об отношениях декабристов к поэту.
Думаю, и до этого доберёмся.
Балда
Сообщение: 2
Зарегистрирован: 06.11.07
Откуда: Россия, Воронеж
Репутация:
0
Отправлено: 06.11.07 17:28. Заголовок: Сверчок пишет: при ..
Сверчок пишет:
цитата:
при удобном случае он мгновенно переходит на родной неродной язык.
Вот именно! Он не думает по-русски, как не думали и те, кого называют "декабристами". А национальный менталитет, как хорошо известно, во многом определяется именно языком. Сверчок пишет:
цитата:
Нет.
Но, право, ранее было написано именно о том, что неудовлетворенность результатами внешней экспансии послужила "катализатором" недовольства. О Николае Павловиче. Пока - кратко. Его не готовили к роли императора. Но он в нее достаточно органично вписался. Несмотря на, так сказать, "ввод в роль" прямо по ходу спектакля.
Начинаю выкладывать удивительные живые свидетельства горения/мерцания человеческого духа - портреты Николая Бестужева. Их - в алфавитном порядке - будет порядка 50-ти. Приглашаю всех принять деятельное участие: комментируйте, акцентируйте, укрупняйте.
Балда:«Итого:116 человек.Плюс пятеро казненных.Немного, прямо скажем, по сравнению с тогдашними Европами и будущими большевиками.» Не 116 миллионов - каких-то 116 человек. Для людоедского государства это, конечно же, так, на один зубок - "тьфу и забыть"... Балде - Лично мне не интересно рассматривать Вашего Императора Николая Павловича Первого на десятках (кстати, посчитайте - вдруг их будет ровно 116?) портретах. Мне интересно всматриваться в обычного гражданского человека с необычной судьбой, человека с совестью, умом и талантом...Впрочем, все свободны!
Сверчок
постоянный участник
Сообщение: 665
Зарегистрирован: 23.08.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
0
Отправлено: 06.11.07 18:24. Заголовок: Балда пишет: Но, пр..
Балда пишет:
цитата:
Но, право, ранее было написано именно о том, что неудовлетворенность результатами внешней экспансии послужила "катализатором" недовольства.
Сверчок пишет:
цитата:
Россия, как это всегда бывает, не смогла воспользоваться плодами своих побед. Пока она воевала, другие готовили раздел Европы. Естествено, что разочарование в обществе относительно Александра I не замедлило себя ждать.
Ни слова я не писал об экспансии. Я писал о победах русского народа. А русская победа совершается прежде всего в келейной тишине. И не без участия «Р.Б.» (Русского Бога), как писал всё тот же Пушкин. И не без участия зимы.)))) Представьте себе, что Вы выполняете работу, требующую от Вас всех духовных, душевных и физических сил. От этой работы зависит судьба Вашего дома-сообщества-страны- земли. И вот Вы её завершаете, приносите начальнику-директору-императору, а тот говорит: «Неплохо. Дадим воспользоваться Вашими трудами людям из другого дома-сообщества-государства». Не возникнет ли в Вас разочарования в окружающем Вас укладе? И разве Вы расширяли, т.е экспансировали интересы на внешние пространства? Нет, Вы всего лишь выполняли работу, требующую от Вас всех духовных, душевных и физических сил. И - победили. Но Ваша победа обернулась Вашим поражением. И Вы обязательно постараетесь вернуть себе утраченную Викторию. Что, собственно, и произошло 14 декабря 1825 года.
Балда пишет:
цитата:
А национальный менталитет, как хорошо известно, во многом определяется именно языком.
Не очень хорошо известно, что же такое "менталитет", а говорить, что о нём что-то хорошо известно, по меньшей мере странно. )))))))) И потом... В Казахстане говорят по-русски на государственном уровне. Но разве Казахстан - Россия? Нет. И это хорошо.
Балда
Сообщение: 3
Зарегистрирован: 06.11.07
Откуда: Россия, Воронеж
Репутация:
0
Отправлено: 06.11.07 19:15. Заголовок: Сверчок пишет: Но В..
Сверчок пишет:
цитата:
Но Ваша победа обернулась Вашим поражением. И Вы обязательно постараетесь вернуть себе утраченную Викторию.
В чём? Сверчок пишет:
цитата:
Не очень хорошо известно, что же такое "менталитет", а говорить, что о нём что-то хорошо известно, по меньшей мере странно. ))))))))
Ну, если вам не нравится слово "менталитет", заменим его в память адмирала Шишкова прекрасным русским словом "мироощущение". О том, что национальный язык во многом определяет национальное вИдение мира лингвистам известно еще со времен Сепира-Уорфа.
Балда
Сообщение: 4
Зарегистрирован: 06.11.07
Откуда: Россия, Воронеж
Репутация:
0
- участник сейчас на нашем союзе - участник вне нашего союза
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на нашем союзе