Отправлено: 25.08.07 09:11. Заголовок: Лацис

Есть такая книга Александра Лациса, ученика Томашевского: "Верните лошадь". На обложке - конёк-горбунок, скачущий по перу, словно Медный всадник по глыбе, на которой он стоит. (NB! Скачущий - стоит). Под рисунком - комментарий: "Пушкиноведческий детектив".

Это действительно детектив! Чего стоит хотя бы одна версия, что "Конёк-горбунок" принадлежит перу... Пушкина! Лацис сравнивает два текста двух изданий: то, что вышло при жизни Пушкина и то, что редактировал сибирский учитель Ершов. Разница - необыкновенная!

Есть ещё масса других версий и мыслей о Пушкине. Иногда создаётся ощущение, что Лацис, как и всякий первооткрыватель, не может вовремя остановиться и видит открытия там, где их нет. Спорно-бесспорная книга!

Если есть интерес, расскажу тем, кто не читал, и послушаю тех, кому довелось это прочесть.

 Отправлено: 08.12.07 23:25. Заголовок: няне (подхватываем!):

ой-ё-ёй!

 Отправлено: 09.12.07 01:46. Заголовок: Вольная луна Одно ..

Вольная луна

Одно из болдинских писем к Плетнёву много лет спустя поступило в хранилище в составе бумаг В.А.Жуковского. Значит, Жуковский не только читал эти письма, но и впоследствии мог возвращаться к их тексту.
Кроме того, разбирая архив Пушкина, Жуковский, вероятно, обратил особое внимание на письма от Бенкендорфа. Из них видно, что на голову поэта падали нарекания и отказы. Вот краткая и неполная сводка за годы 1829-й и 1830-й.
Почему странствовал за Кавказом и посещал Арзрум, не испросив позволения? Прикомандироваться к действующей армии? Нельзя, «поелику все места в оной заняты».
В Париж и в Италию? Нельзя, так как «это слишком расстроит Ваши денежные обстоятельства и, к тому же, отвлечёт Вас от Ваших трудов».
«Вы внезапно рассудили уехать в Москву, не предваря меня <…> о сей Вашей поездке».
В Китай? Поздно, все места в составе нашей миссии заняты.
В Полтаву? Его Величество «запрещает Вам именно эту поездку».
Отголоски сетований Пушкина слышатся в памфлете Жуковского, написанном после гибельной дуэли и обращённом к Бенкендорфу.
«Ваше сиятельство не могли не заметить этого угнетающего чувства, которое грызло и портило жизнь его <…> эти выговоры, для вас столь мелкие, определяли целую жизнь его: ему нельзя было тронуться с места свободно, он лишён был наслаждения видеть Европу, ему нельзя было произвольно ездить и по России, ему нельзя было своим друзьям и своему избранному обществу читать свои сочинения, в каждых стихах его, напечатанных не им, а издателем альманаха с дозволения цензуры, было видно возмущение.
Позвольте сказать искренно. Государь хотел своим особым покровительством остепенить Пушкина и в то же время дать его гению полное его развитие; а вы из сего покровительства сделали надзор, который всегда притеснителен…»
В связи с приготовлениями к женитьбе Пушкин заранее обратился к властям. Он просил разъяснить, каково, собственно, его положение. Не находится ли он на дурном счету? Вправе ли он жениться? В ответ получил письменные заверения: его желание вступить в брак одобряется, никаким стеснениям он не подвергается.
На фоне обрисованной Жуковским картины перечитаем фразу: «Доселе он я – а тут он будет мы. Шутка!»
Она означает: покамест Пушкин был один – ему отвечали отказами, запрещали любые поездки. «А тут он будет мы». Двое…
Доселе речь шла просто о путешествии. Теперь совсем другое дело! Вековой обычай…
Посмеют ли они снова отказать? Уже не одному, а двоим? Это будет неслыханная бесцеремонность, верх неприличия.
Под свадьбой, которая всё откладывается, вместо которой поэт получает лишь колкие упрёки от «тёщи», под «свадьбой» не следует ли разуметь дозволение отправиться в свадебное путешествие?
Не потому ли, будучи в Болдине, поэт с таким волнением ожидал ответа?
Ожидание письма, вдруг да благоприятного, мучительная неопределённость – всё это и впрямь было. Но не по той причине, не от того адресата, не от Наталии Николаевны Гончаровой.
Пушкин уже применял похожие приёмы пятью годами ранее, в письмах 1825 года. Речь шла о том же, о подготовке к заграничному путешествию. В тот раз секретный замысел обозначался другим ключевым словом – не «свадьба», а «коляска».
На условном языке Пушкин вопрошал своих корреспондентов так же настойчиво, так же взволнованно: «А об коляске сделайте милость, напишите мне два слова, что она, где она? etc.».
Биографам вряд ли удалось бы раскрыть истинное значение вопросов «что она? Где она?», если бы о всей затее не рассказал впоследствии получатель писем Алексей Николаевич Вульф. Услышанное от Вульфа наиболее ясно изложил П.В.Анненков («Пушкин в Александровскую эпоху». СПб., 1874. С.288-289):
« Они положили учредить между собой символическую переписку, основанием которой должна была служить тема о судьбе коляски, будто бы взятой Вульфом для переезда».
М.Цявловский в 1916 году опубликовал эссе «Тоска по чужбине». Оно перепечатано в его посмертном сборнике «Статьи о Пушкине» (М., 1962. С. 131-156). В «Тоске по чужбине суммированы сведения о «коляске» и о дальнейшем ходе событий. По мнению учёного, всё остановилось после резолюции, объявленной Бенкендорфом в письме от 17 января 1830 года. Подлинник на французском, перевод привожу с уточнением:
«…Государь не соизволил снизойти к Вашей просьбе относительно посещения чужих краёв, полагая, что сие слишком расстроит Ваши денежные дела и вместе с тем отвратит Вас от Ваших занятий».
«После этого отказа, – заключает М.Цявловский, – Пушкин, хотя уже и не делал более попыток получить разрешение на поездку за границу, но расстаться с мечтой побывать в Западной Европе не мог».
Однако, вчитываясь в болдинские письма к Плетнёву, мы начинаем понимать, что поэт сумел найти новый, как ему представлялось, неоспоримый предлог. Вот почему осенью 1830 года взамен «коляски» объявились другие условные обозначения.
Чем достижимей казалась цель, тем осторожней становилась пушкинская тайнопись. Почти всё, сказанное в письмах о «свадьбе», о «невесте», выглядит вполне естественным.
К сожалению, получатель писем не последовал примеру Алексея Вульфа. Плетнёв остался молчалив, ни об одной ему известной пушкинской тайне не проронил ни слова.
Что ж, сосредоточим наше внимание на самих письмах. Одни и те же извлечения будем приводить не раз. Покажем их в другом повороте, с обратной, с невидимой стороны.




Продолжение следует...

 Отправлено: 09.12.07 08:45. Заголовок: А.Р.

Арина Родионовна, спасибо! (Спасибо, тк скзт, и всем лпетневым-гончаровым-молчалиным!) А вот бенкендофам руки-то и не подадим: "До чего же мы рады, сволочи, что он умер в своей постели", Галич (это для "молодых").
Насчёт свадьбы (свадебного путешествия, в первую очередь!) - прав Лацис, ой как прав, молодец!
Но тут вот что на ум-то приходит: укатили бы Пушкины "в коляске в Европы" - да и не возвратилися б! (даю 3 к 1, пари - не угодно, господа?) И Европейская история ТАКИ повернулась бы лицом ... к России, при условии, что Пушкин, как Шопен, к примеру, лет 15-20 пожил бы ТАМ.
Впрочем, как знать, как знать...
Бенкендорф - просто св... При этом, заметим, что Николая он и это всё - очень даже устраивало и вовсе не расстраивало.
Я принимаю Ахматовский приговор: солдафон, разве что "преисполненный" и "обличённый".
Жандармы http://www.emc.komi.com/01/07/003.htm
«Жандармы (фр. gеandarme – люди оружия, полиц.солдат) – вооружённая полиция, имеющая военную организацию и занимающаяся охраной общественного порядка. В России появились в качестве военной полиции в гатчинских войсках Павла I.

Первоначально наблюдала за порядком в войсках на марше, занималась расквартированием солдат, погребением погибших, борьбой с мародёрами. В 1815 была введена в армии. 1 ФВ 1817 в Петербурге, Москве и 56 губернских и портовых городах были образованы жандармские команды, на формирование кот. пошли полицейские драгуны. В 1826 шефом жандармов был назначен Бенкендорф А.Х. 15 ИЛ 1827 указом Николая I жандармы были сведены в корпус, шефом которого был начальник Третьего отделения. В 1836 было провозглашено создание Отдельного корпуса ж. Находился так же при Третьем отделении, а с 1880 при Департаменте полиции.

Руководитель – шеф жандармов (начальник Третьего отделения, а с 1880–- министр внутренних дел). В 1844 шефом жандармов и начальником Третьего отделения был назначен Орлов А.Ф. В 1861-1864 начальником штаба корпуса жандармов и управляющим III отделением был назначен Шувалов П.А. Жандармерия вызывала ненависть радикально настроенной молодёжи. Поэтому жандармские чины часто становились объектом террористических актов. Так, в 1878 Кравчинский С.М. убил шефа жандармов Мезенцева Н.В. В 1875 Корпус жандармов был преобразован в Отдельный корпус жандармов, просуществовавший до кон. ФВ 1917. В МЙ 1882 шефом жандармов и одновременно министром внутренних дел был назначен Толстой Д.А. В 1902 – Плеве В.К.

Носили форму небесно-голубого цвета. Численность: в 1827 - 4278 человек, в 1880 – 6808 человек.»

 Отправлено: 11.12.07 15:56. Заголовок: к "шифрам" Пушкина:

http://www.ruthenia.ru/document/527773.html

 Отправлено: 11.12.07 20:09. Заголовок: Мёртвый, погибший и ..

Мёртвый, погибший и ЗАКОНЧИВШИЙСЯ Пушкин очень выгоден всем нашим современным пушкинистам (простите, Марта и Таша)! Он – молодец! Он столько оставил им работы! А так – все бы педагогами по литературе в школе работали!

 Отправлено: 12.12.07 17:55. Заголовок: Продолжение работы Лациса "Тайны письмена"

Окончание главы "Вольная луна"


Для наглядности сохраняем пушкинскую пунктуацию. В письме от 29 сентября в соответствии с пушкинским значком «etc.», то бишь «и т.д. и проч.», попробуем дополнить до конца фразы намеченную поэтом стихотворную цитату из поэмы «Цыганы»:
«Вот в чём было дело: Тёща (выделено Пушкиным) моя отлагала свадьбу за приданым, а уж конечно не я. Я бесился. Тёща начинала меня дурно принимать и заводить со мною глупые ссоры; и это бесило меня. Хандра схватила и чёрные мысли мной овладели. Неужто я хотел иль думал отказаться? Всё, что ты говоришь о свете, справедливо; тем справедливее опасения мои, чтоб тётушки да бабушки, да сестрицы не стали кружить голову молодой жене моей пустяками. Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнёв, как гуляет вольная луна etc.».
Явно ошибочно истолковано это место в «Переписке А.С.Пушкина» (Т.2.С. 131): «Пушкин имеет в виду монолог старика в «Цыганах» <…> со стихами:

Кто сердцу юной девы скажет:
Люби одно, не изменись?»

Комментаторы убеждены, что речь должна идти непременно о «юной деве». И не считаются с тем, которые именно строчки указывает Пушкин. А он обозначил вполне определённое место:

Взгляни: под отдалённым сводом
Гуляет вольная луна;
На всю природу мимоходом
Равно сиянье льёт она;
Заглянет в облако любое,
Его так нежно озарит, –
И вот уж перешла в другое,
И то недолго посетит.

Ошибку комментаторов, пожалуй, можно извинить. Эти стихи не вяжутся с нашим представлением о семнадцатилетней Наталии Гончаровой. Более вероятно, что «вольная луна» – это всё тот же царь Николай.
Держится приветливо, можно сказать, любит. Да что толку? Он далеко, он ненадёжен, непостоянен, ибо в любой день ему может что угодно наговорить придворное окружение.

 Отправлено: 12.12.07 17:58. Заголовок: Продолжение работы Лациса "Тайны письмена"

Жду погоды…

Остановимся на последнем письме к Плетнёву, написанном в Болдине в конце октября, вероятно, 28 или 29 октября 1830 года:
«Я сунулся было в Москву, да узнав, что туда никого не пускают, воротился в Болдино да жду погоды. Ну уж погода! Знаю, что не так страшен чорт як его малюют; знаю, что холера не опаснее турецкой перестрелки. Да отдалённость, да неизвестность – вот что мучительно. Отправляясь в путь, писал я своим, чтоб они меня ждали через 35 дней.
Невеста и перестала мне писать, и где она, и что она, до сих пор не ведаю. Каково? То есть, душа моя Плетнёв, хоть я и не иных прочих, так сказать – но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь, и снег, и по колено грязь. Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? В Калугу? В Тверь? В Карлово к Булгарину? Ничего не знаю.
Журналов ваших я не читаю; кто кого? Скажи Дельвигу, чтоб он крепился…» Со времени первой публикации, с 1885 года, текст печатался не вполне исправно: «чтоб они меня ждали через 25 дней». Однако первоначальное «25» отчётливо переправлено Пушкиным на «35».
А какая цифра стоит в письме к Наталии Гончаровой от конца августа 1830 года? Никакой цифры там нет, там вообще не говорится ни слова о сроках возвращения.
Так кто же «невеста», которая «перестала мне писать»? Кто угодно, но только не Наталия Николаевна. Ибо ей, в тот самый почтовый день, Пушкин пишет: «Письмо ваше от 1-го октября получил я 26-го».
Надо воздать должное тому, сколь тщательно Пушкин морочит голову возможным непрошеным читателям чужих писем. Для придания сходства с письмом к Плетнёву он и у Наталии Гончаровой спрашивает: «Где вы, что вы? <…> Если вы в Калуге, я приеду к вам через Пензу…»
Калуга упоминается в обоих письмах. Но «Карлово» – только в письме к Плетнёву!
Вся суть в том, что рядом с Карловым, невдалеке от имения Булгарина, находилась дача Бенкендорфа. Значит, он и есть «невеста», которая не пишет, оставляя поэта в тревожной неизвестности.
Заодно попробуем определить, о ком сказано «где моя». Возможно, опять Бенкендорф.
А де «гуляет вольная луна», где находится «мой цензор», царь Николай, – сие было известно из газет. 7 октября 1830 года «моя», то есть «мой», уехала, то есть «уехал», из чумной Москвы.
Намёк «да жду погоды» делается не впервые. Сравните в письме к Жуковскому от октября 1825 года: «…итак погодим, авось ли царь что-нибудь решит в мою пользу.<…> Милый мой, посидим у моря, подождём погоды».
Читатели письма от октября 1830 года – Плетнёв, тот же Жуковский и Дельвиг – должны были, как и пять лет назад, припомнить скрытую цитату, строфу из начальной главы «Евгения Онегина»:

Придёт ли час моей свободы?
Пора, пора! Взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии…
Видимо, какое-то время Пушкин питал надежду получить положительный ответ насчёт «погоды». Но прошло без малого два месяца, кончился сентябрь, кончается октябрь, а ничего не видно и не слышно.
Перечитаем – в нашем истолковании – наиболее важные места из последнего письма:
«Ну уж погода! <…> Да отдалённость, да неизвестность – вот что мучительно. <…> [Бенкендорф] и перестал мне писать, и где он, и что он, до сих пор не ведаю. Каково? То есть, душа моя Плетнёв, <…> до того доходит, что хоть в петлю».
Укрытые в письмах к Плетнёву обиняки содержат ранее нам неизвестные оценки. Вот письмо от 9 сентября. Вместо «невеста» будем читать «Бенкендорф», вместо «жена» – «царь»:
«Ты не можешь вообразить, как весело удрать от Бенкендорфа, да и засесть стихи писать. Царь не то что Бенкендорф. Куда! Николай – свой брат. При нём пиши сколько хошь. А Бенкендорф пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает…»
Говоря то же самое иными словами, «холостое» состояние, когда Пушкина ещё не сговорили с «невестой», было не в пример свободней. «Невеста» – навязанный царём поэту Бенкендорф – оказалась подозрительней и придирчивей, чем обычный, нижайший цензор, чем тупейший и трусливейший Щеглов.

 Отправлено: 22.12.07 17:05. Заголовок: Разумеется, не след..

Продолжение главы "Жду погоды"


Разумеется, не следует усматривать «тайны письмена» чуть ли не в каждой строчке. Было бы ошибкой утверждать, что в письмах к Плетнёву нет ни слова о делах семейных.
Когда Пушкин пишет «Дела будущей тёщи моей расстроены», – речь идёт о Наталии Ивановне Гончаровой. А когда не о «будущей тёще», а о тёще говорится, что она «меня не понимала да хлопотала о приданом, чорт её побери», – на сей раз скорее всего имеется в виду Бенкендорф.
Однако вовсе не обязательно ограничивать значение слова «приданое» каламбурным, подставным смыслом. Как раз с Бенкендорфом начинал Пушкин переговоры по поводу самого что ни на есть вещественного «приданого». Письмо с просьбой о разрешении переплавить и продать «медную бабушку» – бронзовую статую Екатерины II – Пушкин отослал Бенкендорфу 29 мая 1830 года. Затем 7 июня поэт писал владельцу статуи, деду невесты, Афанасию Николаевичу Гончарову:
«Что касается до памятника, то я тотчас по своём приезде в Москву писал о нём Бенкендорфу. Не знаю, уехал ли он с государем и где он теперь находится. Ответ его, вероятно, не замедлит».
Ему же, А.Н.Гончарову, Пушкин отвечал из Болдина 9 сентября:
«Сношения мои с правительством подобны вешней погоде: поминутно то дождь, то солнце. А теперь нашла тучка…»
При помощи стихотворной цитаты насчёт вольной луны и «облака любого» примерно то же самое Пушкин вскоре перескажет в письме к Плетнёву.
Цепочку догадок поддерживают и другие близкие совпадения:
а) к Гончарову: «Не знаю, уехал ли он <…> и где теперь находится»;
б) к Плетнёву: «Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала <…> но куда? <…> ничего не знаю».
С какой стати Пушкин в письмах к Плетнёву жаловался, что ему «и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная»? Не пройдёт и месяца, как тому же Плетнёву, своему издателю, поэт отошлёт иное признание: «Я в Болдине писал, как давно уже не писал.<…> Сверх того, я написал около тридцати мелких стихотворений. Ещё не всё…»
Если всё сказанное поэтом понимать буквально, придётся решить, что сначала он писал Плетнёву заведомую чепуху.
Ещё одно явное противоречие. Про Бенкендорфа, про властей поэт писал деду невесты, Афанасию Гончарову, в открытую. Тогда для чего, говоря в письмах к Плетнёву о том же самом, понадобилось прибегать к обинякам?
Таким сложным способом Пушкин тормошил своих петербургских друзей для того, чтоб они предпринимали какие-то действия, вращаясь во влиятельных кругах.
Жуковский, повстречав по пути на занятия с наследником престола в дворцовых коридорах Бенкендорфа, вполне мог напомнить: наш друг поэт с волнением и надеждой ожидает вашего, граф, благосклонного ответа. И, не получая вашего письма, до того опечален, что ему и стихи на ум не идут…
Жуковский мог бы невзначай замолвить словечко, беседуя с императрицей. А то и с Николаем. Мол, государь, вами было высказано пожелание, дабы Пушкин не отвлекался от занятий, от трудов, от сочинений. Именно потому и следовало бы благожелательно отнестись к просьбе поэта, столь огорчённого молчанием властей, что он не в состоянии творить, созидать и прочее и прочее.
Примерно эти доводы Пушкин сумел иносказательно передать в адресованных Плетнёву письмах. Он был озабочен тем, чтоб потихоньку вооружить своих друзей неотразимой или хотя бы небесполезной суммой соображений.
Понял ли Плетнёв второе и следующие письма Пушкина? Полагаю, что понял. А откуда это может быть известно? Ведь на первое письмо Плетнёв ответил, затем надолго замолк.
Очевидно, потому и впал в онемение, что понял. Получивший в 1826 году нахлобучку от петербургского генерал-губернатора за переписку с Пушкиным, Плетнёв взял себе за правило не высказывать в письмах никаких беспокойных, сомнительных мыслей. К тому же в связи с хлопотами Пушкина он не имел сообщить что-либо положительное. Наконец, не отличаясь ни гибкостью слога, ни остроумием, Плетнёв вряд ли сумел бы соблюсти должную замысловатость положения.
Прошло более трёх месяцев. 7 января 1831 года Пушкин пишет Плетнёву:
«Что с тобою, душа моя? Как побранил ты меня в сентябре за мою хандру, с тех пор нет мне о тебе ни слуха, ни духа. <…> Знаю, что ты жив – а писем от тебя всё нет. Уж не запретил ли тебе ген.-губ. Иметь со мною переписку? Чего доброго! Уж не сердишься ли ты? Кажется не за что. Отвечай же мне, а не то буду беспокоиться».
Поэту пришлось гадать: то ли Плетнёв оробел, то ли действительно получил за переписку с Пушкиным новое замечание.
В одном из следующих, уже февральских, писем (ХIV, 152) Пушкин вдруг принимается объяснять, какое значение имело слово «приданое». Простое, денежное… «Теперь понимаешь ли, что значит приданое и от чего я сердился?»
Запоздалые пояснения к письму, отосланному пять месяцев назад, – не предназначены ли они для успокоения непрошеных чтецов? Да и с Плетнёвым небесполезно условиться: ничего не было, никакого скрытописания.

 Отправлено: 22.12.07 17:10. Заголовок: Свадебное путешестви..

Свадебное путешествие

Данные Пушкиным оценки – Николаю и Бенкендорфу: «Жена не то, что невеста, жена свой брат <…> невеста пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает», – довольно близки к мысли, выраженной в итоговом письме-памфлете Жуковского: «Государь хотел <…> дать его гению полное развитие, а вы из сего покровительства сделали надзор…»
Слова Жуковского перекликаются с пушкинской записью на последней странице его дневника:
«Царь любит – да псарь не любит».
То, что у поэта сорвалось с кончика пера в 1835 году, могло быть на уме и раньше.
Навряд ли Пушкин весь круг размышлений и переживаний, закреплённый в «тайных письменах», оставил в качестве неподвижного душевного груза. Если б он не попытался обратиться к читателям, это было бы не в его правилах.
Подходящего повода пришлось ждать долго. Но, как только поэт стал издателем журнала, он сумел сказать всё то, чего сказать нельзя. В третьей книге «Современника», вышедшей осенью 1836 года, появилась его статья «Вольтер».
Вновь, как и в болдинских письмах, Пушкин уподобил придворные отношения делам семейным, сравнил переменчивость мнений государя с женским непостоянством.
Тогда, в 1830 году, Пушкин сетовал: «Должно было мне довольствоваться независимостью…»
Теперь этот упрёк, по-прежнему обращённый к себе, перелицован в адрес Вольтера: «Что влекло его в Берлин? Зачем ему было променивать свою независимость на своенравные милости государя…»
Приведём из статьи Пушкина о Вольтере ещё и последний её абзац:
Что из этого заключить? Что гений имеет свои слабости, которые утешают посредственность, но печалят благородные сердца, напоминая им о несовершенстве человечества; что настоящее место писателя есть его учёный кабинет и что, наконец, независимость и самоуважение одни могут нас возвысить над мелочами жизни и над бурями судьбы».
Эти размышления Пушкина подвели итог многому из того, о чём шла речь в болдинских письмах к Плетнёву.

В дни Болдинской осени поэт был озабочен тем, как настоять на своём, перебороть недоверие, подозрительность властей и под любым предлогом съездить за границу.
Не означает ли это, что поэт помышлял не столько о свадьбе, сколько о свадебном путешествии? И, стало быть, судьбой своей невесты, Натальи Николаевны, не так уж интересовался?
Нет, одно из другого не вытекает. Мы стремились доказать только то, что в письмах к Плетнёву Пушкин не слишком распространялся относительно своих чувств к взаправдашней невесте.
Нам могут возразить: «А покажите, где же сам Пушкин, сдержанно или несдержанно, но напрямик, без иносказаний, говорит всё то, что вы ему приписываете? До тех пор, пока вы не предъявите свидетельство, исходящее непосредственно от Пушкина, ваши сложноватые построения попросту нельзя принимать во внимание».
Подобное требование выглядит неисполнимым. Если бы на сей счёт имелись прямые высказывания самого Пушкина, не было бы нужды строить цепочки косвенных доводов. Давно были бы обнаружены и изучены все подспудные оттенки, давно была бы расшифрована тайнопись, укрытая в письмах к Плетнёву.
Задачу, казалось бы, непосильную, помогают решить записки художника М.И.Железнова. Представитель иного, более молодого, поколения, он не встречался с Пушкиным. Будучи учеником и другом К.Брюллова, вёл постоянные записи, куда дословно заносил услышанное от великого живописца.
В двухтомнике «Пушкин в воспоминаниях современников» (М., 1985, Т. II. С. 506) нахоим комментарий:
«Как мемуарист Железнов был крайне осторожен. Обилие прямой речи в его записках говорит о том, что он старался как можно точнее передавать слова Брюллова, сохраняя свойственную художнику манеру выражений».
Тем самым, в частности, подтверждается аккуратность нижеприводимой записи Железнова:
«Карл Павлович не мог равнодушно вспомнить, что Пушкин не был за границей, и в 1848 году при мне сказал А.И.Левшину, занимавшему тогда какое-то важное место:
– У нас соблюдение пустых форм всегда предпочитается самому делу. Академия (художеств), например, каждый день бросает деньги на отправку за границу живописцев, скульпторов и архитекторов, зная наперёд, что из них ничего не выйдет.<…> А для развития настоящего таланта никто шагу не сделает. Пример налицо – Пушкин.
Что он был талант, – это все знали; здравый смысл подсказывал, что его непременно следовало отправить за границу; а ему-то и не удалось там побывать.
Вскоре после того, как я приехал в Петербург (1836), вечером ко мне пришёл Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в духе, не хотел идти и долго отнекивался; но он меня переупрямил и утащил с собою. Дети его уже спали. Он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Это не шло к нему, было грустно, рисовало передо мной картину натянутого семейного счастья. Я не утерпел и спросил его: «На кой чорт ты женился?» Он мне отвечал: «Я хотел ехать за границу, а меня не пустили; я попал в такое положение, что не знал, что делать, – и женился…»»


Продолжение будет скоро!

 Отправлено: 22.12.07 18:03. Заголовок: Цитата:"Мёртвый,..

Цитата:"Мёртвый, погибший и ЗАКОНЧИВШИЙСЯ Пушкин очень выгоден всем нашим современным пушкинистам (простите, Марта и Таша)! Он – молодец! Он столько оставил им работы! "

И Вам, нянюшка. Иначе зачем мы все здесь? Конечно же, для прекрасных бесед, но главное объединяющее - Пушкин.
Что до меня, то какая же тут работа? Повторюсь ещё раз. что у меня это дело случая.

 Отправлено: 23.12.07 02:40. Заголовок: marta пишет: Повтор..

marta пишет:

цитата:

Повторюсь ещё раз. что у меня это дело случая.

А здорово получается, хоть и дело случая!

 Отправлено: 23.12.07 14:05. Заголовок: Мёд на душу, голубуш..

Мёд на душу, голубушка ненаглядная.
Вот и сегодня - ещё одно проявление "дела случая", который преследует меня время от времени начиная от Лёвиза:

была в Клубе краеведов, где мне подарили декабрьский номер журнал "Мясная индустрия", так как там статья о женах декабристов, а это - пушкинское время. Значит - мне. Вечерок занят. Буду читать.
А у Вас так бывало?

 Отправлено: 24.12.07 12:16. Заголовок: Очень часто. Но в &#..

Очень часто.
Но в "Мясной индустрии" о жёнах декабристов!... Это просто бесовщина какая-то!

 Отправлено: 15.01.08 03:40. Заголовок: Заметка М. Железнова..

Увы, всё не так быстро, как я обещала. Получается, что обещая продолжение скоро, я всех вас обманула, за что прошу прощения. Итак, продолжение работы А.Лациса «Тайны письмена». Чтобы вспомнить, о чём шла речь – почти месяц прошёл, простите – надо вернуться в декабрьские сообщения (последнее – 22 декабря, по-моему).


Заметка М. Железнова первоначально увидела свет в «Живописном обозрении» за 1898 год. Редактор журнала, известный беллетрист А.К.Шеллер-Михайлов, не прибавил к ней никаких пояснений.
В 1927 году по рукописи, хранящейся в Пушкинском Доме, эту заметку вновь опубликовал профессор Н.К.Козмин, ошибочно полагавший, что публикует её впервые. Профессор привёл близкие по мысли стихи, написанные в том же 1836 году. На них остановимся позже.
В 1895 году в VIII сборнике «Панорама искусств» появилось эссе В. Порудоминского «Брюллов. Пушкин. Время». Поначалу писатель выражает некоторое недоумение:
«Брюлловское объяснение мотивов женитьбы поэта кажется неожиданным, нелепым, смешным, – и всё же стоит ли сразу и безоговорочно его отбрасывать? <…> Стоит ли выискивать нечто <…> обидное в острой фразе? И надо ли относить её, что называется, на счёт Натальи Николаевны?»
Однако В.Порудоминский тут же находит успокоительные соображения:
«Разрешение поехать за границу (да, собственно, разрешение всякой поездки) для Пушкина прежде всего подтверждение подлинности дарованной ему свободы. <…> Дело не только в самих поездках – не меньше в принципиальной их возможности. <…> В контексте всего разговора <…> речь здесь в первую очередь о другом – опять-таки о независимости».
Вернёмся к стихам Пушкина, которые приводил профессор Н.К.Козмин:

По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь Божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Безмолвно утопать в восторге умиленья…
Вот счастье! Вот права…
Последние строки Н.Козмин привёл неточно, по памяти. Правильно:
«Трепеща радостно в восторгах умиленья…Вот щастье! Вот права…» Профессор сопроводил стихи своей сентенцией, тоже не вполне точной: «Этого счастья, этих прав ему не дала его родина».
Родина тут ни при чём. Её нельзя объявлять повинной за каждую уловку, за каждую увёртку, к которым прибегали то ли царь, то ли псарь. То ли вместе оба. Два цензора…Два неусыпных судьи каждой стихотворной строки и каждого житейского поступка.

 Отправлено: 15.01.08 03:48. Заголовок: Вереница разночтений..

Продолжение...


Вереница разночтений

Последние слова стихотворения: «Вот щастье! Вот права…» – поставлены на самое важное место, на завершение, на обрыв. Поэт не смирился с ущемлением прав гражданина и художника. Набраться новых впечатлений, творить и созидать – вот к чему стремился Пушкин.
Прежде чем привести соответствующую цитату, придётся поведать о том, как её текст оказался испорчен. Более ста лет в печати приводятся пушкинские слова, не получившие единого толкования. Да и откуда взяться верному объяснению, если сам текст печатался по-разному?
Некое недописанное слово одни специалисты читали «Маар». При этом разъясняли, что так Пушкиным обозначен французский революционер Марат.
Другие на том же месте читали «Мир». Предполагали, что речь идёт о поручике Мировиче, казнённом в 1764 году за участие в заговоре против Екатерины II.
Третьи утверждали, что Пушкин упоминает деятеля французской революции Мирабо.
Четвёртые поддерживали прочтение «Мир» и догадку насчёт Мирабо, но поясняли, что таково было прозвище декабриста Николая Ивановича Тургенева, который был хром, подобно Мирабо.
Пятые заявляли, что «Мирабо» – прозвище не одного, а двух братьев Тургеневых. Достаточно, мол, убедиться, что Пушкин шлёт привет «обоим Мирабо» в одном из писем 1819 года…
Супротивники не спешили разобраться – на чьей стороне истина? Устанавливалась неуместная взаимная терпимость. Кто поведёт речь о французе, о графе Оноре де Мирабо, тот не преминет преподнести цитату «из Пушкина». Кто помянет братьев Тургеневых – пускает в ход всё ту же цитату.
Почему же никто никому не возражает? Не кроется ли за подобной деликатностью ещё одна догадка? Догадка о том, что все пять – сомнительны? Впрочем, мы ещё не закончили перечисление.
Вслед за «Мир», «Мар» или чем-то в том же роде отчётливо читается союз «и», а за ним – опять-таки нечто недописанное. Всё это, вместе взятое, чаще всего принимали за «Мир. И Пет.».
В результате получали прочтение: «Только революционная голова, подобная Мирабо и Петру, может любить Россию…»
При чём здесь Мирабо? Почему самая революционная голова – именно Пётр? Возможно, что лет сорок-пятьдесят назад иные рассуждали так: не декабристы, а Пётр Первый – вот образец, коим сейчас, в середине двадцатого века, надлежит крепить авторитет корифея всех наук, начиная с языкознания и кончая сельским хозяйством.
Опираясь на перепутанные пушкинские строки, возвысить императора Петра за счёт декабристов – вот какие требовались «пушкинизмы».
Если отвлечься от влияния обстоятельств, возникавших не столько внутри науки, сколько над ней, – вряд ли нам удастся понять, как сумел утвердиться мнимопушкинский текст.

 Отправлено: 27.01.08 11:48. Заголовок: источник:

текст "Конька" с рисунками Милашевского: Скрытый текст

http://images.google.ru/imgres?imgurl=http://az.lib.ru/img/e/ershow_p_p/text_0020/ershov5_134.jpg&imgrefurl=http://az.lib.ru/e/ershow_p_p/text_0020.shtml&h=353&w=466&sz=44&hl=ru&start=5&tbnid=ItS3XTX4dXrUCM:&tbnh=97&tbnw=128&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25B7%25D0%25B0%25D0%25B1%25D0%25B8%25D1%258F%25D0%25BA%25D0%25B0%2B%25D0%259F%25D1%2583%25D1%2588%25D0%25BA%25D0%25B8%25D0%25BD%26gbv%3D2%26svnum%3D10%26hl%3Dru%26newwindow%3D1%26sa%3DG

 Отправлено: 27.01.08 14:13. Заголовок: Арина Родионовна, пр..

Арина Родионовна, прочитала Ваши выдержки из Лациса. Очень интересная версия о «шифровании» Пушкиным своих писем, правда, я не все поняла и у меня, в свою появилось несколько вопросов и предположений... Лациса я, к сожалению, не читала, но все же попытаюсь объяснить некоторые "странности" с позиций книги "Болдинская осень" :)

Арина Родионовна пишет:

цитата:

Остановимся на последнем письме к Плетнёву, написанном в Болдине в конце октября, вероятно, 28 или 29 октября 1830 года... ...Невеста и перестала мне писать, и где она, и что она, до сих пор не ведаю.

Арина Родионовна пишет:

цитата:

Так кто же «невеста», которая «перестала мне писать»? Кто угодно, но только не Наталия Николаевна. Ибо ей, в тот самый почтовый день, Пушкин пишет: «Письмо ваше от 1-го октября получил я 26-го».

Как написано в "Болдинской осени" письмо Пушкину к Плетневу точно не датировано: "Около (не позднее) 29 октября 1830 г."
И рядом сопроводительный текст к этому письму:
«Приближается день почтовый. Пушкин загодя, то ли 26-го, то ли днем-двумя раньше, пишет в Петербург Плетневу. Жалуется: «стихи в голову не лезут». И правда: последнюю неделю стихотворений не писал – написал рассказ «Метель», две маленькие трагедии, статьи критические. Вестей от невесты нет по-прежнему, «отдаленность да неизвестность» тревожат Пушкина.»

По-моему, слова:
"Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда?"
явно относятся к Н.Н.Гончаровой, так как вестей от нее нет, и Пушкин тревожится за нее. Не случайно же он трижды во время Болдинской осени пытается прорваться сквозь холерные «карантины» в Москву, к невесте, причем дважды его попытки заканчиваются неудачно.

Цитирую далее из "Болдинской осени":
«Письмо Плетневу написано, ждет дня почтового, а тут 26 октября Пушкин получает наконец долгожданное письмо от невесты, которое двадцать пять дней продиралось через карантины из осажденной Москвы.
Письма Плетневу и невесте отправлены из Болдина не позднее 29 октября. Дату помогает установить почтовый штемпель на конвертах: «Арзамасъ 1830 окт. 30».

Но почтовый штемпель не исключает того, что письма могли быть написаны Пушкиным раньше 29 октября, а Плетневу, возможно, и ранее 26 октября… Просто ждали «почтового дня» А за это время пришло письмо и от "невесты" - Н.Н.Гончаровой…

Поэтому невероятной мне кажется и версия о том, что «невеста» - это Бенкендорф, «жена» - царь...

Арина Родионовна пишет:

цитата:

Укрытые в письмах к Плетнёву обиняки содержат ранее нам неизвестные оценки. Вот письмо от 9 сентября. Вместо «невеста» будем читать «Бенкендорф», вместо «жена» – «царь»: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от Бенкендорфа, да и засесть стихи писать. Царь не то что Бенкендорф. Куда! Николай – свой брат. При нём пиши сколько хошь. А Бенкендорф пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает…» Говоря то же самое иными словами, «холостое» состояние, когда Пушкина ещё не сговорили с «невестой», было не в пример свободней. «Невеста» – навязанный царём поэту Бенкендорф – оказалась подозрительней и придирчивей, чем обычный, нижайший цензор, чем тупейший и трусливейший Щеглов.

Кстати, риторический (возможно, глупый вопрос): Мне всегда казалось, что Бенкендорф действовал по воле царя, выполняя его указания... Вряд ли все его распоряжения насчет ограничения передвижения Пушкина делались без ведома Николая I, и царь ничего об этом не знал...
Также кажется невероятным и то, что Пушкин не понимал, что Бенкендорф действует не по своей инициативе. Мне кажется, если Бенкендорф и не "советовался" с царем каждый раз по поводу Пушкина, то все равно "докладывал" ему о своих действиях, и Николай всегда был "в курсе" пушкинских дел...
Или я не права, и у Пушкина действительно была вера в доброго «батюшку-царя», который одним мановением руки может запретить Бенкендорфу «надзирать» за Пушкиным?..

 Отправлено: 29.01.08 15:57. Заголовок: Светлана, я не помню..

Светлана, я не помню, на какой ветке Лепорелла выложил ссылку на беседу с пушкинистом, живущем ныне в Америке, по-моему, в Колорадо, там они проводят всяческие конкурсы на составление чего-то, в общем, не суть, я думаю, Лепорелло поймёт о какой статье идёт речь. Сейчас они выпускают один том Пушкина, напечатанный в точности также, как было ПРИ ЖИЗНИ Пушкина. То есть, без позднейших вставок, без «добавок» пушкинистов, без «преодоления» цензуры. Я, честно говоря, очень бы хотела почитать.
К чему я это. По-моему, Томашевский (могу путать, поправьте) сказал, что для того, чтобы изучать Пушкина, надо не только знать всё, что знал он, включая языки в том виде, как они существовали тогда, надо ещё ЗАБЫТЬ всё то, чего Пушкин не знал. Вот это самое трудное, практически невозможное. И абсолютно необходимое.
Ведь что мы делаем? Цитирую вас…
Светлана пишет:

цитата:

Кстати, риторический (возможно, глупый вопрос): Мне всегда казалось, что Бенкендорф действовал по воле царя, выполняя его указания... Вряд ли все его распоряжения насчет ограничения передвижения Пушкина делались без ведома Николая I, и царь ничего об этом не знал... Также кажется невероятным и то, что Пушкин не понимал, что Бенкендорф действует не по своей инициативе. Мне кажется, если Бенкендорф и не "советовался" с царем каждый раз по поводу Пушкина, то все равно "докладывал" ему о своих действиях, и Николай всегда был "в курсе" пушкинских дел... Или я не права, и у Пушкина действительно была вера в доброго «батюшку-царя», который одним мановением руки может запретить Бенкендорфу «надзирать» за Пушкиным?..

Света, ответьте себе сами. Постарайтесь только забыть всё, что Пушкин не знал. Ну, к примеру, что бытие определяет сознание…

 Отправлено: 29.01.08 23:53. Заголовок: "на бис":

http://www.polit.ru/analytics/2007/07/03/pushkin.html

 Отправлено: 30.01.08 03:38. Заголовок: Спасибо, дорогой Леп..

Спасибо, дорогой Лепорелла!