Отправлено: 25.08.07 09:11. Заголовок: Лацис

Есть такая книга Александра Лациса, ученика Томашевского: "Верните лошадь". На обложке - конёк-горбунок, скачущий по перу, словно Медный всадник по глыбе, на которой он стоит. (NB! Скачущий - стоит). Под рисунком - комментарий: "Пушкиноведческий детектив".

Это действительно детектив! Чего стоит хотя бы одна версия, что "Конёк-горбунок" принадлежит перу... Пушкина! Лацис сравнивает два текста двух изданий: то, что вышло при жизни Пушкина и то, что редактировал сибирский учитель Ершов. Разница - необыкновенная!

Есть ещё масса других версий и мыслей о Пушкине. Иногда создаётся ощущение, что Лацис, как и всякий первооткрыватель, не может вовремя остановиться и видит открытия там, где их нет. Спорно-бесспорная книга!

Если есть интерес, расскажу тем, кто не читал, и послушаю тех, кому довелось это прочесть.

 Отправлено: 05.12.07 15:33. Заголовок: У нашего построения ..

Последние несколько сообщений. Статья заканчивается, наберитесь терпения!

У нашего построения есть один недостаток: мало того, что оно неправдоподобно, оно ещё и невозможно.
Это что же выходит? Поднадзорный поэт Пушкин доверяется незнакомому студенту и привлекает его к тайным уловкам, к тому, чтобы обойти цензуру, Бенкендорфа, да ещё и высшего цензора, императора Николая.
Даже с Плетнёвым поэт не мог обсуждать никакие противоправные умышления. Характер Плетнёва и его придворное положение исключали возможность обдуманного ослушания, неподчинения властям. Между тем познакомивший Ершова с Пушкиным П.А.Плетнёв – та фигура, на которой держится весь сюжет.
Почему же Плетнёв не заподозрил никакой недозволенной подоплёки? В единственном случае он мог быть совершенно спокоен: если весь замысел исходил… от самого Плетнёва!
Зададимся вопросом, который обсуждался не раз. Если Пушкин – Моцарт, то в ком были чёрточки Сальери? Кто был труженик, преданный искусству, заучивший правила, не наделённый высоким дарованием, зато склонный к поучениям, повторявший: «Ты, Моцарт, недостоин сам себя!»
Называли – совершенно напрасно – Баратынского. Называли Вяземского. Даже в Пушкине, поскольку он уважал секреты мастерства и трудился прилежно, пытались отыскать штрихи сальеризма.
Плетнёва во внимание не принимали: он казался уж слишком бесцветным. Но Плетнёв, которому Пушкин предоставил право переменять знаки препинания, вероятно, не раз превышал полномочия и произносил что-нибудь вроде: «Ты, Пушкин, недостоен сам себя!» или: «Недостойно Александра Пушкина!». Пётр Александрович был при Пушкине на правах личного редактора, казначея и советчика.
«Я был для него всем…и другом, и издателем, и кассиром…Ему вздумалось предварительно советоваться с моим приговором каждый раз, когда он в новом сочинении своём о чём-нибудь думал надвое».
Перечитайте переписку Плетнёва с Гротом. Оказывается, мнения Плетнёва неустойчивы, его оценки меняются в зависимости от того, что люди говорят. Он судит размашисто, но всякий раз под влиянием только что услышанного. В конце концов Грот избавился от иллюзий и перестал ждать от Плетнёва каких-либо самостоятельных суждений.
Первая из сказок в народном духе, о царе Салтане, а за ней вторая, о мёртвой царевне, были напечатаны Пушкиным под своим именем. Вот что гласила недобрая молва, она же общее мнение.
Зачем автор «Евгения Онегина» и «Полтавы» взялся перекладывать в рифмы народные сказки? Пусть простонародные сказки печатаются в своём первозданном виде.
Пусть поэт создаёт своё, а не пробавляется пересказами.
Даже Виссарион Белинский поддался распространившемуся брюзжанию. В газете, так и называвшейся «Молва», он писал в конце 1834 года: «…судя по его сказкам мы должны оплакивать горькую, невозвратную потерю». «Пушкин теперь так мало народен, когда решительно хочет быть народным; странно видеть, что он теперь выдаёт нам за нечто важное то, что прежде бросал мимоходом, как избыток или роскошь».
По всему вероятию, Плетнёву показалось, что публика и впредь не сумеет дозволить Пушкину-поэту выходить за рамки, очерченные «Онегиным» и «Полтавой». А посему, чем выступать с ещё одной сказкой, не лучше ли взяться за продолжение «Онегина»?
О том есть свидетельство, оставленное поэтом. «Ты мне советуешь продолжать Онегина, уверяя меня, что я его не кончил». Затем о том же в стихах:
Ты мне советуешь, Плетнёв любезный,
Оставленный роман наш продолжать…
…Привалит публика, платя тебе за вход,
(Что даст тебе и славу и доход).
В подтверждение особой роли Плетнёва в судьбе «Горбунка» приведём выдержку из позднейшего – 1851 года – письма к нему П.П.Ершова. «Книгопродавец…сделал мне предложение об издании «Конька». …Я писал к нему, чтобы он доставил Вам рукопись и всякое Ваше замечание исполнил бы беспрекословно».
Стало быть, Ершов признавал, что суждения Плетнёва о тексте «Конька» важнее, чем собственное мнение Ершова.

 Отправлено: 05.12.07 15:35. Заголовок: Почему же Плетнёв м..

Почему же Плетнёв много лет спустя, после кончины Бенкендорфа, Уварова, царя Николая, не раскрыл всю подноготную?
Было бы не очень красиво ставить П.П.Ершова в то неловкое положение, которое создал сам Плетнёв. Претензии возникли бы не только моральные. Потомственная купчиха, Наталия Николаевна немедленно потребовала бы возвернуть денежки.
Кроме того, ординарный член Академии наук и ректор столичного университета не мог подорвать свою солидную репутацию и признать, что принимал участие в презабавном приключении, в обмане неусыпной цензуры.
Плетнёв не участвовал в преддуэльных интригах. Но с литературным наследием Пушкина, во избежание скандальных финансовых претензий вдовы, он счёл себя вынужденным обойтись не лучшим образом, и, сам того не желая, очутился в положении посмертного Сальери. Возможно, что были и другие подменные сюжеты, ещё более невероятные и, для самого Плетнёва, ещё более неудобные.
Подобные затеи могли увлечь Пушкина по многим причинам. Во-первых, ему была присуща страсть к созиданию тайн, розыгрышей, мистификаций.
Во-вторых, таким образом удавалось обойти некоторые неудобства, вызванные семейным положением. Человеку взрослому, привыкшему к самостоятельности, надо было время от времени (то есть, не однажды!) восполнять денежные запасы, неподотчётные домашним властям. Позднее Авдотья Панаева записала услышанный ею в 1840 году рассказ книгопродавца Смирдина: «Я пришёл за рукописью и принёс деньги-с; он поставил мне условием, чтобы я всегда платил золотом, потому что их супруга, кроме золота, не желала брать денег в руки. Вот-с Александр Сергеевич мне и говорит, когда я вошёл-с в кабинет: «Рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть…»
«– Я вас для того призвала к себе, чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесёте мне сто золотых вместо пятидесяти…Муж мой дёшево продал вам свои стихи. В шесть часов принесёте деньги, тогда и получите рукопись…Прощайте…»
«…И они сказали-с мне:…Нечего делать, надо вам ублажить мою жену…Я с вами потом сочтусь».
Значит, Пушкин как бы взял кредит, получил деньги вперёд. Как же он намеревался рассчитаться? За неимением свободных денег –товаром, очередной рукописью, на сей раз утаённой от супруги.
При сём окончательном расчёте было бы не худо получить заодно и ещё кое-какую наличность. Её можно отдать на хранение «казначею» – Плетнёву. Или пойти перекинуться в карты.
«По мне – лучше умереть, чем не играть в карты!» – ответил Пушкин заезжему английскому путешественнику, вопрошавшему с укоризною, зачем-де столь известный поэт тратит время на игру в карты…
В таком случае печатание под прикрытием подставного автора должно оказаться не из ряда вон выходящим событием, а уловкой, повторенной многократно. С точки зрения Плетнёва – дело семейное, дело привычное.
Быть может, невозмутимо честные компьютеры, проделав машинный анализ текстов, откроют будущим поколениям труднодоказуемые секреты Александра Пушкина. И тогда возможные версии превратятся в неоспоримый, неизбежный факт.
А пока что ограничимся присказкой из «Конька-Горбунка»: «Впрочем, всё благополучно». И полюбуемся на мастерски подобранный эпиграф:
Скоро сказка сказывается,
А не скоро дело делается.

 Отправлено: 05.12.07 15:35. Заголовок: ПОСЛЕСЛОВИЕ Шёл в к..

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Шёл в комнату – попал в другую.
Предполагал, что выступаю в кругу единомышленников. Оказалось, что после моего текста последует полемический отпор.
Дабы не оставлять читателей во власти сумбура впечатлений, попробую заблаговременно подкрепить свои догадки. Пожалуй, я чрезмерно возлагал надежды на самодовлеющую силу логики. К сожалению, не все читатели стремятся вникать во все хитросплетения, расставленные на пути к истине. Многие ограничиваются беглым просмотром. В затруднительных, спорных случаях они, как правило, на той стороне, где больше известных фамилий.
А посему обращаюсь за поддержкой непосредственно к Александру Пушкину. Уловки, которые я здесь рассматривал издалека, поэт изложил напрямик, в тщательно отделанных стихах.
Почему же сии строфы он не опубликовал, исключил их из состава «Домика в Коломне»? Не потому ли, что оставил за собой возможность прибегнуть к занятным литературным проказам?
Здесь имя подписать я не хочу;
Порой я стих повёртываю круто,
Всё ж, видно, не впервой я им верчу,
А как давно? Того и не скажу-то…
Покамест, можете принять меня
За старого обстрелянного волка
Или за молодого воробья,
За новичка, в котором мало толка.
У вас в шкапу, быть может, мне, друзья,
Отведена особенная полка –
А может быть, впервой хочу послать
Свою тетрадку в мокрую печать.
Когда б никто меня под лёгкой маской
(По крайней мере долго) не узнал!
Когда бы за меня своей указкой
Другого критик строго пощелкал!
Уж то-то б неожиданной развязкой
Я все журналы после взволновал!
Но полно, будет ли такой мне праздник.
Нас мало. Не укроется проказник.
К чему же впоследствии привела затея с «лёгкой маской»?
Читатель, можешь там глядеть на всех,
Но издали, и смейся то над теми,
То над другими: верх земных утех
Из-за угла смеяться надо всеми.
Но сам в толпу не суйся…или смех
Плохой уж выдет: шутками однеми
Тебя как шапками и враг и друг,
Соединяясь, все закидают вдруг.
Примерно так всё и свершилось. В согласии с предвиденьем поэта…
Если кого-либо интересуют подробности – остаётся посоветовать ещё раз перелистать предыдущие страницы.
31 октября 1997г.

 Отправлено: 05.12.07 15:37. Заголовок: Вот теперь моя душен..

Вот теперь моя душенька довольна! Вся статья лежит на веточке, аккуратненько моими нянинскими руками перепечатанная! Читайте и высказывайтесь!


Лепорелле: да ночью тут кошек приходило штук пять, так что, не обессудьте. Отдала я вашую сметану!

 Отправлено: 05.12.07 16:30. Заголовок: :sm228: ..

 Отправлено: 05.12.07 17:30. Заголовок: Арина Родионовна! Я ..

Арина Родионовна! Я потрясён!
Своими бесценными пальцами и всю статью!..


Действительно, это достойно уважения и восхищения. Что же в ответ Вам выдать? Кроме дискуссии, конечно…
А вот, что я Вам дам: ссылку на список Пушкинских книг, составленный Модзалевскими. Лацис упоминает этот список в своей статье.

http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/ps9/ps93001-.htm

Дискуссия – за нами! (Надеюсь:))))))))))))))

 Отправлено: 05.12.07 20:40. Заголовок: Я ещё одну статью на..

Я ещё одну статью напечатаю, уж больно она мне нравится!

 Отправлено: 07.12.07 01:27. Заголовок: А.Р.

«Быть может, невозмутимо честные компьютеры, проделав машинный анализ текстов, откроют будущим поколениям труднодоказуемые секреты Александра Пушкина. И тогда возможные версии превратятся в неоспоримый, неизбежный факт.»

Как знать, как знать...

В любом случае - большое читательское спасибо Вам с (Вашим) Лацисом: это было захватывающе детективно! И, что бывает крайне редко, чем больше текста написано-прочитано - тем интереснее. СПАСИБО!

 Отправлено: 07.12.07 02:59. Заголовок: На здоровье! Я, чест..

На здоровье! Я, честно говоря, не со всеми построениями и доводами согласна. Но уже печатаю (скоро буду выкладывать) следующую статью. Он занятно писал очень. И, что больше всего меня привлекает в его статьях – любил Пушкина, пытался до него ЖИВОГО «догрестись» сквозь слои пушкинистики, слухов и мифов (свои, правда, создавая, ну, да все мы не без греха!)

 Отправлено: 07.12.07 10:05. Заголовок: Спасибо, няня! Очень..

Спасибо, няня! Очень жду.

 Отправлено: 07.12.07 15:49. Заголовок: Тайны письмена За ку..

Итак, следующая статья Александра Лациса. Пока напечатала предисловие и две главы. Читайте!


Тайны письмена

За кулисами пушкинских строк



Меж непонятного маранья
Мелькали мысли, замечанья,
Портреты, числа, имена,
Да буквы, тайны письмена,
Отрывки, письма черновые…(«Евгений Онегин», YII глава, беловик)


Двойственным был не Пушкин. Двойственным было положение. В сентябре 1826 года, в дни московского свидания с царём, поэту могло почудиться, что он действительно отпущен на свободу. Что он свободен хотя бы в своих передвижениях.
Но нет! Ему предоставлялась свобода испрашивать разрешение на поездки. И получать унизительные отказы. Свобода печататься – под двойной цензурой. Свобода писать письма – которые прочитывались на почте. Свобода находиться под неусыпным тайным надзором. И свобода давать показания на допросах о написанных много лет назад «злоумышленных, недозволенных» стихах.
Пушкин считал разумным «принимать всерьёз» все уверения и обещания. Ему, мол, в голову не приходит сомневаться в доброте царя.
Изо дня в день ищейки шли по следу. И нельзя было подать вид, что заметил погоню. Надо было играть роль человека до того бесхитростного, до того душа нараспашку, что ему не может прийти на ум никакое зловредное помышление.
Почему же не всегда он относился терпеливо к явным знакам недоверия и враждебности?
Именно потому, что просто глупо принимать как должное, как нечто заслуженное явные препоны, запрещения, оскорбления.
О тайных подлостях до поры до времени не догадываться, на явные пакости непременно отвечать. Никакой иной линии поведения не могло быть, раз уж такие сложились обстоятельства.
«Притворяться ничего не примечающим казалось ему глупым». Эти о многом говорящие слова он куда-то вставил и преспокойно напечатал, придав им вид сказанных «без значения».

 Отправлено: 07.12.07 15:51. Заголовок: Согласья нет Попро..

Согласья нет

Попробуем проникнуть в смысл непонятных мест, которые встречаются в письмах Пушкина к Плетнёву.
Впрочем, что там непонятного? «До того доходит, что хоть в петлю». Именно так писал Александр Пушкин из Болдина П.А.Плетнёву о своём жениховском положении.
Выражение столь же отчаянное встречаем в письме к самой невесте:
«Я не желал ничего лучшего, как заразы». Но разве Болдинская осень 1830 года не относится к числу наиболее плодотворных, удачных, отрадных страниц творческой жизни поэта?
Значит, что же? Пушкин-творец был необычайно окрылён в те самые дни, когда Пушкин-человек находился в полнейшем отчаянии?
Два разных Пушкина, существовавших одновременно?
Не наваждение ли это? А если наваждение, если миф, который противоречит представлениям о личности удивительно цельной, то как принимать приведённые цитаты?
Весьма тревожные – по крайней мере на вид – болдинские письма Плетнёву и письма к невесте могут оказаться между собой не связанными. Одинаковые слова? Похожие фразы? Отсюда не вытекает, что их значение обязательно сойдётся.
А если по-прежнему выводить смысл сказанного в письме к невесте из того, что прочитали в письме к Плетнёву, мы будем неизвестное и недоказанное объяснять через недоказанное и неизвестное.
Сначала порассуждаем о письмах к Плетнёву. И тут, соответственно, не будем вспоминать о невесте? Да нет, так не получится. Слово «невеста» торчит на любой и каждой странице.
Осенью 1830 года Пушкин из Болдина писал в Петербург П.А.Плетнёву в выражениях предельно взволнованных, прямо-таки трагических.
Многие нынешние читатели искренне полагают, что тягостное настроение вызывали у поэта дела семейные. Это мнение, это убеждение поневоле отбрасывает длинную мрачную тень на суждения о дальнейших днях семейной жизни поэта.
Цитирую книгу английского профессора Уолтера Викери «Смерть поэта», изданную в Лондоне в 1968 году. «Не будет ни преувеличением, ни излишней драматизацией сказать, что его погибель началась значительно ранее, пожалуй, в 1831 году, в год его женитьбы…или ещё того ранее».
Мысль английского пушкиниста весьма парадоксальна, не так ли? Но когда перечитываешь этюды А.Ахматовой и М.Цветаевой, начинаешь думать, что нечто схожее и у них лежало камнем на душе.
Оно и понятно, оно и неизбежно, поскольку во всех рассуждениях о Пушкине-женихе его письма к Плетнёву принимаются за своего рода камертон. Более того: на эти письма ссылаются гораздо чаще, чем на пушкинские письма, обращённые к самой невесте!
Вот до чего размашисто нам преподносят выдержку из письма к Плетнёву: «Пушкин поверяет Плетнёву то, что не поверял тогда никому (это не преувеличение), – свою тоску, неуверенность в будущем, невесёлые мысли перед свадьбой <…> Теперь эти строки <…> цитируются в сотнях статей и книг, читаются миллионами людей, а предназначались они для одного Петра Александровича Плетнёва».
Насчёт сотен книг и статей замечено верно. Но из следующего же пушкинского письма нам предстоит узнать, что его болдинские послания были предназначены не только «для одного Плетнёва».
Их читали, над ними размышляли Василий Андреевич Жуковский и Антон Антонович Дельвиг.

 Отправлено: 07.12.07 15:53. Заголовок: Пересуды и намёки ..

Пересуды и намёки

Так ли всё понятно в действительно доверительных письмах Пушкина к Плетнёву?
Насчёт невесты, тёщи и опять же свадьбы есть там выражения труднообъяснимые, противоречащие известным сведениям, а то и вовсе странные.
«Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? В Калугу? В Тверь? В Карлово к Булгарину? Ничего не знаю. Журналов ваших я не читаю; кто кого?»
Не помогут ли нам комментарии пушкинистов? «Где моя» – Н.Н.Гончарова в это время находилась в Москве. «В Карлово к Булгарину» – Карлово – имение Булгарина; упомянуто в шутку» (И. Семенко).
Ещё из примечаний пушкинистов: « “В Карлово к Булгарину». – В значении “к чёрту на рога!”» (Т.Цявловская).
Вряд ли подходящее объяснение. Почему Пушкину вздумалось спрашивать проживающего в Петербурге Плетнёва о том, что ему, Пушкину, в точности известно?
Наталия Гончарова находится в Москве. Пушкин это знает: он только что получил от неё письмо.
Меж тем Плетнёв, как и другие петербургские друзья поэта, пока что не знаком ни с Натальей Николаевной, ни с её матерью, будущей тёщей, Натальей Ивановной. В Москве ни разу не бывал, в глаза не видел Гончаровых.
Наконец, как можно подумать, да ещё и сообщать приятелю, что собственная невеста способна-де вдруг очутиться на берегу Финского залива, на даче у Фаддея Булгарина?
Подобная шутка вдвойне неприлична, ибо Булгарин женат на особе лёгкого поведения.
Ужель невеста такова, что одна мысль о ней наводит тоску и уныние? Столь неосмотрительный вопрос, вероятно, и задал Плетнёв. Притом не только от своего имени, но и ссылаясь на Жуковского и Дельвига.
Это письмо до нас не дошло. Его мог уничтожить сам Пушкин, чтоб оно не попало на глаза Наталии Николаевне и не испортило её отношение к друзьям поэта. А если неосторожное письмо он всё же укромно сберёг, то при посмертном разборе бумаг его забрал Жуковский. Не зря Василий Андреевич настаивал, чтобы письма к Пушкину были возвращены тем, кто их писал. И эту мысль осуществил по отношению к письмам – своим и Плетнёва.
Но что отвечал Пушкин на не дошедшее до нас письмо Плетнёва? «Сей час получил письмо твоё и сей час же отвечаю. Как же не стыдно тебе было понять хандру мою, как ты её понял? Хорош и Дельвиг, хорош и Жуковский. Вероятно, я выразился дурно; но это вас не оправдывает. Вот в чём было дело: <…>»
Далее Пушкин подробно повторяет то, что он хотел сказать. Он рассуждает о тёще. (Пушкин отчётливо подчеркнул это слово.) И о молодой жене.
Нам, людям непосвящённым, не очень понятно: уместно ли невесту заблаговременно именовать женой? Но, думаем мы, раз Пушкин, сам Пушкин так пишет, стало быть, эта неточность, эта вольность была допустима.
Почему Пушкину пришлось вдаваться в объяснения? Потому, что его петербургские друзья не поняли шифра? Значит, он, шифр, не был с ними, с друзьями, заранее условлен? Тогда спрашивается, во-первых, зачем же отправлять письмо, зашифрованное способом никому неизвестным и недоступным?
Во-вторых, мог ли Пушкин, убедившись, что его не поняли, ограничиться тем, что всю тайнопись повторил ещё раз?
Если же он рассчитывал, что уж теперь-то его поймут, значит, в ходе повторения им вставлены какие-то всё объясняющие намёки.
«Человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим. Доселе он я – а тут он будет мы. Шутка! От того-то я тёщу и торопил; а она, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимала да хлопотала о приданом, чорт его побери. Теперь ты понимаешь ли меня? Понимаешь, ну, слава Богу!» (ХIV, 113).
Возможно ли сказанное Пушкиным воспринимать буквально? Получится всего-навсего, что, пока человек холост – он один, а когда поженится – тогда возникнет семья, состоящая из двух человек.
Неужели подобные откровения и впрямь были неизвестны корреспондентам Пушкина? Либо, по мнению Пушкина, полностью рехнулись Плетнёв, Жуковский и Дельвиг, либо тут налицо не пустое общее место, а некое иносказание. Попробуем свести намёки воедино.
Пушкин («человек мыслящий») – «беспокоен и волнуем будущим».
Доселе свои намерения (очевидно, известные Плетнёву) поэт пытался осуществить в одиночку. («Доселе он я», или, как было написано первоначально, «доселе он один».)
Теперь осуществлению прежнего замысла должно способствовать положение человека семейного: одно дело – «я», другое дело – «мы».
Однако есть препятствие: некто, условно именуемый «тёща», продолжает тормозить планы поэта. То под предлогом заботы о приданом, иначе говоря – о материальном положении, о деньгах, то выдвигая всевозможные претензии, не имеющие отношения к делу. Иносказание завершается фразой, похоже, что ключевой: «Теперь понимаешь ли ты меня? Понимаешь…»

 Отправлено: 07.12.07 18:28. Заголовок: А.Р.

Спасибо, очень интересно.

 Отправлено: 07.12.07 21:26. Заголовок: Няня: "В Карлово..

Няня: "В Карлово к Булгарину? -В значении “к чёрту на рога!”» (Т.Цявловская)
....Подобная шутка вдвойне неприлична, ибо Булгарин женат на особе лёгкого поведения".

Булгаринское Карлово не на берегу Финского залива. Это в Тарту, бывшем Дерпте. На старом кладбище этого города - Раади - нашёл свой последний покой Фаддей Венедиктович Булгарин рядом со своей Леночкой (так её называл Грибоедов) и одним из своих сыновей. Там же, рядом с Булгариными, - Зейдлиц, первый биограф Жуковского. На православной части кладбища есть захоронения других Булгариных. Кто они? Надписи стёрты, но могилы содержатся в порядке. Недалеко от них - покоится Маша Протасова-Мойер, муза Жуковского. Она умерла во время вторых родов. Первые роды были очень тяжёлые, их принимал Зейдлиц, ученик Мойера (учеником Мойера был также Н.И.Пирогов). А в другой раз Зейдлица рядом не было...
Я была в Тарту прошедшим летом. Сделала снимки.
Сверчок, если только будет нужно, могу выслать Вам эти грустные виды.

 Отправлено: 07.12.07 22:08. Заголовок: "Всегдашей весёл..

"Всегдашей весёлости южан я предпочитаю славянскую грусть", - приблизительно так писал дионисиец Ницше, в жилах которого текла и славянская кровь тоже. Правда, в другом месте, он мог запросто послать занудно-серьёзных собратьев (во главе с Вагнером, страсть к которому, к его музыке и поэзии, сменилась - весьма резко - на противоположное чувство ревности, доходящей до язвительного неприятия ... всего немецкого - см. его эссе "Казус Вагнера") ... "в Карлово" и принять "позу любви" к солнечному ... Бизе: на Юг! на солнечный Юг!
Человек живой - сплошное противоречие, только редкие "правдолюбцы" или бесстрашные гении, сознавая и принимая таковую свою природу, не боятся и не стесняют себя малодушным враньём, но - спокойно говорят нам, читателям, свою (очередную) правду о себе (и о нас).

 Отправлено: 07.12.07 22:45. Заголовок: И о нас. О, душа... ..

И о нас. О, душа...
Спасибо.

 Отправлено: 08.12.07 03:39. Заголовок: Мужчина сеяла горох ..

Продолжение! Это только самое начало истории! Готовьтесь! Сейчас пред ваши ясные очи предстанет начало очень интересной версии! Итак!


Мужчина сеяла горох

С какой стати Пушкин в письмах к Плетнёву, в двух подряд, сетует на то, что невеста ему не пишет?
Разве мог Пушкин забыть, что 9 сентября сообщал тому же Плетнёву:
«Сегодня от своей получил я премиленькое письмо…»
Второе письмо от Н.Н.Гончаровой пришло в конце сентября. Третье – только что, 26 октября. Но что же тогда кроется под вопросом: «Где моя?»
Нельзя ли тут, в письме к Плетнёву от 29 октября, подразумевать некую особо важную рукопись? Сразу приходит на ум «Моя родословная». Не получается: стихи эти, кажется, ещё не написаны. А если вчерне и написаны, то ещё никому не отосланы. Не имеется ли в виду «моя трагедия»? Не получается: издание «Бориса Годунова» дозволено, идёт своим чередом, об этом Пушкин в тех же письмах спрашивает отдельно, напрямик.
Быть может, где-то ходит по рукам Десятая глава «Онегина»? Не получается: ни о чём подобном до нас не дошло ни звука.
Что остаётся? Довольствоваться отрицательным выводом? Значит, мол, никакой тайнописи не было? А что было? Всего-навсего повышенная чувствительность порывистого, противоречивого поэта?
Пока что, не отвлекаясь на спор, будем искать смысл, цель всего, что кажется непонятным. Например, не может не озадачить фраза из первого болдинского письма к Плетнёву: «Прости ж, моя милая».
Тут не опечатка. Печатают в точности так, как написано. Между тем такая форма обращения в других письмах к Плетнёву не встречается. Не вправе ли мы усмотреть некий игровой намёк? «Друг Плетнёв, кое-что из сказанного понимай наоборот, не в женском, а в мужском роде…»
Для пробы приведём отрывок: «…а она, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимала да хлопотала…»
Перестроим это место в мужской род: «…а он, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимал да хлопотал о приданом, чёрт его побери».
Сочетание «он, как баба» выглядит, пожалуй, естественнее, чем «она, как баба». Яснее проступает подразумеваемая часть: «долог лишь волос, а ум короток».
Другой слой подразумеваний состоит из определений, так сказать, семейственных. «Жена» и «мать невесты». «Невеста» и «тёща». Однако тут нет твёрдой шкалы постоянных прозвищ. Перед нами – скользящая цепочка намёков. Иносказания чередуются в зависимости от того, которое придётся к месту, прозвучит более гладко, не вызовет подозрений у постороннего глаза.
Вот почему одно и то же лицо может иметь несколько обозначений. При изучении текста выясняется, что «невеста» и «жена» – это разные персоны, а «невеста» и «тёща» – один и тот же человек. По всему вероятию, не кто иной, как граф Александр Христофорович Бенкендорф. К нему и относится вышеприведённая фраза: «От того-то я тёщу и торопил, а он, как баба…»
Соответственно жена, молодая жена, мать невесты – опять-таки один человек, государь император Николай Павлович.
Возможно, что некое иносказание заключено в слове, которое выглядит вполне невинно, взаправдашно: «приданое».

 Отправлено: 08.12.07 06:19. Заголовок: Л.

 Отправлено: 08.12.07 21:35. Заголовок: Впечатлились?! То ли..

Впечатлились?! То ли ещё будет!