Отправлено: 25.08.07 09:11. Заголовок: Лацис

Есть такая книга Александра Лациса, ученика Томашевского: "Верните лошадь". На обложке - конёк-горбунок, скачущий по перу, словно Медный всадник по глыбе, на которой он стоит. (NB! Скачущий - стоит). Под рисунком - комментарий: "Пушкиноведческий детектив".

Это действительно детектив! Чего стоит хотя бы одна версия, что "Конёк-горбунок" принадлежит перу... Пушкина! Лацис сравнивает два текста двух изданий: то, что вышло при жизни Пушкина и то, что редактировал сибирский учитель Ершов. Разница - необыкновенная!

Есть ещё масса других версий и мыслей о Пушкине. Иногда создаётся ощущение, что Лацис, как и всякий первооткрыватель, не может вовремя остановиться и видит открытия там, где их нет. Спорно-бесспорная книга!

Если есть интерес, расскажу тем, кто не читал, и послушаю тех, кому довелось это прочесть.

 Отправлено: 26.08.07 02:08. Заголовок: Re:

Читала! Книга замечательная! Чего стоит хотя бы предположение, что Троцкий (для совсем молодых - революционер, сподвижник Ленина, убитый по приказу Сталина ледорубом в далёкой Мексике) - праправнук Пушкина! Вообще, я рекомендовала бы эту книгу тем, кто не любит пушкиноведение, а заодно с ним - Пушкина. Читаешь - легко. Кажется, что Пушкин - живой человек, находящийся просто совсем рядом с тобой. Никакого пиетета, никаких "запретных" тем, при этом - бездна деликатности и вкуса!

 Отправлено: 11.09.07 01:28. Заголовок: Re:

Итак, Александр Лацис. "Верните лошадь!" Пушкиноведческий детектив. Москва ОАО "Московские учебники и Картолитография".2003 год
Ниже следует текст, изложенный на последней странице. Он без подписи, очевидно, от издательства.

Лучшие работы А.Лациса о Пушкине опубликованы в годы пере- и постперестройки, часто - в малотиражных и труднодоступных для широкого читателя изданиях (журнал «Кольцо А», альманах «Ной»); большинство из них в пушкинской газете «Автограф», и одно это можно поставить в заслугу ее главному редактору Галине Георгиевне Сорокиной, переоценить которую невозможно.

Манера изложения Лациса предельно проста и подчинена движению мысли, а в письме он стремился использовать пушкинский словарь. Его статьи - при внешней простоте изложения - всегда глубоки и нетривиальны; нередко они требуют перечитывания, - и в этом случае его тексты отвечают благодарностью, открывая настойчивому читателю истинную взаимосвязь событий и фактов.

Жизнь его пушкиноведения только начинается. Почти все его статьи так или иначе станут предметом широкого и заинтересованного обсуждения: в самом деле, кого не заинтересует доказательство того, что «Конек-Горбунок» написан Пушкиным, а не Ершовым, и что мы сегодня читаем сказку не в ее первоначальном, пушкинском варианте, а в ухудшенном, исправленном Ершовым уже после смерти поэта? (Название этой статьи и дало название настоящему сборнику.)

До сих пор официальная пушкинистика замалчивает исследования А.Лациса, поскольку открытый разговор по этому поводу поставил бы ее в невыгодное положение, Таким образом, издание книги «Верните лошадь!» становится прорывом этой блокады. К сожалению, словно в подтверждение - в который раз! - этой горькой фразы «Они любить умеют только мертвых», Лацис не дождался выхода своей книги...

 Отправлено: 25.09.07 00:16. Заголовок: Чей конь?

Сообщение перенесено из другого раздела

Народ, вот какой вопрос меня занимает не первый год. Вряд ли вы мне откроете глаза, но вдруг? Есть замечательная сказка, написанная в начале 19-го века, "Конек-горбунок". Современники приписывали творение самому Пушкину. В его письмах на эту тему довольно противоречивые сведения. В частности, он пишет, наконец-то появился тот, кто умеет писать настоящие сказки, и что теперь, мол, я могу в этом плане уйти на покой. Ну, дословно не помню, но смысл таков. Однако, почему-то этот Ершов, насколько известно, другими творениями не прославился (что странно - при таком-то мастерстве) и даже о его других творениях неизвестно ничего. Как так? А был ли мальчик? Или же все-таки это псевдоним Пушкина или кого-то еще? Пролейте свет...

 Отправлено: 25.09.07 00:35. Заголовок: Re:

Сообщение перенесено из другого раздела

В этом же разделе "Пушкинистика" есть тема, называемая "Лацис". Пока ещё там немного материала, но в ближайшее время она обрастёт. Загляниет туда, Онегин. Там есть кое-какие ответы на Ваши вопросы. А потом, когда тема разовьётся статьями Лациса и разгромом их (или не разромом) наших знатоков, мы и узнаем истину.

 Отправлено: 25.09.07 00:56. Заголовок: Re:

Так все-таки Пушкин коня написал? А зачем тогда он в своих письмах автора хвалил?

 Отправлено: 25.09.07 02:42. Заголовок: Re:

Хвалит, предположительно, для цензуры. А, потом, почему бы не похвалить умного человека, т.е., самого себя?
Цитата из Лациса: "Обозначим одну из возможных причин сокрытия имени автора. В "Библиотеке для чтения", только не в апрельской, а в мартовской книжке, печаталась "Пиковая дама". Приходилось считаться с тем, что публика не в состоянии по достоинству оценить столь широкое творческое многообразие.
Полного объёма свершений мы и сейчас не знаем и пребываем в убеждении, что болдинская осень - нечто из ряда вон выходящее. И только тогда, когда Пушкину вернут права на всё им созданное, начнём привыкать к мысли, что болдинское изобилие было скорее правилом, чем исключением.
Смею полагать, что немалое число читателей, не особенно вникая в цепочки догадок, что называется, нутром чувствуют: сказка - пушкинская. Им достаточно сослаться хотя бы на виртуозную игру слов.
Наш отец-старик неможет,
Работать совсем не может."
Если интересно, продолжу выпечатывать дальше.

 Отправлено: 25.09.07 12:52. Заголовок: Re:

что-то мне, дилетанту, не кажется очень похожим, что коня Пушкин написал... Тем более, если он боялся разнообразия, мог бы в другие журналы отдать. Он же ни в одном печатался, а в целой куче. Тем более, он мог о своем авторстве позднее заявить. Не похоже на амбициозного и темпераментного А.С., что он взял вот так и "слил" шедевр неведомо кому. Или у этого должна была быть более веская причина.

 Отправлено: 25.09.07 20:38. Заголовок: Re:

Они, причины, по Лацису есть, чуть попозже выложу

 Отправлено: 25.09.07 21:03. Заголовок: Если позволите...

Если позволите чуть вклиниться, то вот, как бы опубликованный материал (в газете не видел, вывешиваю инетную версию) на "Конь-горбатую" тему. Поскольку это не Лацис но pro-Лацис, то, надеюсь, ничьих планов по "выкладке" не травмирую.
А текст такой:

ДА, с «коньком-горбунком» вопрос действительно непростой. Вся эта пушкинская мистификация поворачивает к нам поэта такой стороной, о которой мы вроде бы и не подозревали. Между тем Пушкин был одним из самых крупных и ярких мистификаторов в истории не только русской, но и мировой литературы. Очутившись после лицея в Коллегии иностранных дел под началом графа Каподистрия, который с помощью шифров переписывался с греческими патриотами, Пушкин осваивает тайнопись, а с 20 лет оказавшись в ссылке и под приглядом власти и цензуры, он до самой смерти использует приемы шифровки и мистификации: придумывает произведения, якобы принадлежащие известным писателям или являющиеся переводами с других языков; публикует свои стихи под чужими именами; ставит многоточия вместо будто бы пропущенных строк; меняет даты у стихов, чтобы их нельзя было привязать к определенным событиям; вставляет опасные для его времени записи среди записей других лет, для чего оставляет в дневниках и тетрадях пустые страницы; среди черновых набросков, не предназначенных для печати, вписывает верноподданнические строки для отвода глаз соглядатаев 111 отделения; вписывает ключ к шифрованным строкам якобы уничтоженной Х главы «Евгения Онегина»; в хозяйственную тетрадь , а в опубликованной статье как бы мимоходом замечает, что у поэта важно все - даже под видом переписки о приобретении коляски или о предстоящей женитьбе выясняет возможность выезда за границу и т.д. и т.п.
Так, например, С. Бонди расшифровал запретное пушкинское посвящение к «Гаврилиаде» («Вот Муза, резвая болтунья...»), догадавшись прочесть строки в черновике не сверху вниз, как обычно, а снизу вверх; Н. Петраков показал, что автором преддуэльного «диплома рогоносца», полученного Пушкиным, был сам Пушкин; в его переписке до самого последнего времени не были прочтены мистификации, заставившие пушкинистов неверно оценивать целые периоды жизни поэта и мотивы многих его поступков.
Даже собственные шутки Пушкин часто записывал «под прикрытием»: N сказал...», а в его рисунках есть до сих пор неразгаданные ребусы. В поисках способов говорить то, что он на самом деле думает, а не то, чего ждет от него власть, он ищет литературный жанр, который дал бы ему такую свободу, - и находит. «Сентиментальное путешествие» Лоренса Стерна, где рассказчик не совпадает с титульным автором, мистифицирующим читателя, становится образцом для романа «Евгений Онегин», где роль «автора» - рассказчика отдана главному герою, антагонисту истинного автора.
В результате Пушкин создает на редкость емкий художественный образ способного, но вместе с тем лицемерного и мстительного литератора, одновременно сделав роман постоянным орудием литературной борьбы с П. Катениным, для чего публикует его отдельными главами в течение 8 лет. Хотя он дал герою «Евгения Онегина» то же имя, что и у героя «Сентиментального путешествия», а в тексте романа дал прямую подсказку, указав на Стерна, даже друзья Пушкина поначалу не поняли его замысел, и он вынужден был объяснять им, что они смотрят на роман «не с той точки»; мы же эту грандиозную пушкинскую мистификацию начинаем понимать только сейчас.
Когда будут найдены все пушкинские стихи, расшифрованы все его тайнописи и разнообразны все его литературные мистификации, перед нами предстанет уникальный писательский опыт, с которым может выдержать сравнение, пожалуй, только опыт Шекспира. И в ряду пушкинских мистификаций его розыгрыш с «Коньком¬Горбунком» безусловно занимает одно из самых почетных мест.
Давайте подытожим, что нам на сегодняшний день известно по поводу авторства сказки «Конек-Горбунок». Беловик рукописи сказки не сохранился. Никаких черновиков также не сохранилось. Никаких подтверждений того, что Ершов является автором сказки (в том числе и со стороны самого Ершова), не существует. Есть только его подпись на изданных книгах.
Между тем уже сразу по выходе сказки стали циркулировать слухи о том, что Ершов -подставная фигура. В одной из статей 1835 года Белинский, упомянув о каких-то знаменитостях, "выдуманных и сочиненных наскоро" самой "Библиотекой для чтения", писал: «А чем ниже Пушкина и Жуковского... Ершов?».
С другой стороны множество фактов, приведенных нами, свидетельствуют о том, что сказку написал Пушкин, хотя прямых подтверждений этому и нет - только косвенные свидетельства. Но ведь бывают же случаи, когда при отсутствии прямых улик суд выносит решение на основании только косвенных. Если бы мы разбирали это дело в суде, авторство наверняка было бы присуждено Пушкину, но станет ли обязательным такое решение суда для Пушкинской комиссии РАН, которая и должна принять решение о включении сказки в корпус пушкинских произведений? Да и какой суд возьмется разбирать такое дело?
Безвыходная ситуация? Мистификаторы, (и прежде всего сам Пушкин) так замели следы, что на титуле изданий «Конька-Горбунка» так и будет впредь красоваться лицо Ершова, а мы будем знать, что на этом месте должен быть портрет Пушкина, но изменить ничего не сможем?
- А надо ли что-то менять? - вроде бы вполне резонно заметит читатель. - Сказка-то хорошая, и от того, что на ней стоит не имя Пушкина, а имя Ершова, она ведь не стала хуже и менее любима нами и нашими детьми! Пусть себе и дальше издается в таком виде! В том-то и дело; что под именем Ершова сказка стала хуже и перестала быть собственно пушкинской. По общепринятым правилам произведения умерших авторов публикуются в последней прижизненной редакции. А Ершов, уже после смерти Пушкина, нуждаясь в деньгах и видя, что никто не собирается отнимать у него авторство, подаренное ему мистификаторами, затеял переиздание, и в этом переиздании 1856 года внес в сказку поправки и дополнения.
При этом, по непониманию пушкинского поэтического приема, «автор» все пушкинские отточия заменил текстом, воспроизводящим «пропущенные строки»! Исправления и дополнения составили около 700 строк (треть от общего объема!); вот некоторые из этих «перлов», привнесенные в первоначальный пушкинский текст: «починивши оба глаза», «ночью бешено сверкая», «до сердцов меня пробрал», «всем ушам на удивленье»; вместо «Перстень твой, душа, сыскал» стало «Перстень твой, душа, найден», вместо «Если ж нужен буду я» - «Если ж вновь принужусь я» и, т.п.
Нельзя -сказать, что сказка испорчена бесповоротно, но то, что она сильно подпорчена, несомненно. Надо бы восстановить пушкинский текст, убрать эти «изменения и дополнения», но мы и этого не можем сделать: ведь любая попытка такого восстановления означала бы признание пушкинского авторства! А из этого следует, что мы и впредь будем читать пушкинскую сказку в таком «отредактированном» виде, зная, что существует первоначальный, пушкинский текст.
А теперь представим себе ситуацию, когда какое-нибудь общеизвестно пушкинское произведение стали бы издавать в таком вот подпорченном варианте. Нетрудно вообра¬зить, какой шум подняли бы наши «дежурные» пушкинисты, защищая Пушкина от подобного насилия, а наших читателей - от таких издателей. У нас бы «набережная затрещала» от их благородного негодования.
Почему же в этой ситуации они молчат, словно воды в рот набрали? Почему ни один серьезный пушкинист не откликнулся ни на публикацию статьи Александра Лациса «Верните лошадь!» в пушкинской газете «Автограф» в середине 90-х, ни на его книгу, вышедшую под тем же названием два года назад, ни на мои неоднократные напоминания о необходимости как-то решить эту проблему? Тем более что количество аргументов в пользу справедливости этой версии авторства сказки только растет, а ни одного аргумента в противовес ей таки не появилось?
Кажется, я могу объяснить причины этого заговора молчания. Если признать открытие Лациса, то это станет самым громким событием в пушкинистике за последние лет 50. Ведь даже открытие нескольких стихотворных строчек, принадлежащих Пушкину, у нас становится сенсацией, а тут сказка в 2000 строк! А Александр Лацис даже только благодаря этому открытию должен будет потеснить известных пушкинистов на пьедестале почета - хотя у него и помимо этого есть еще с десяток серьезных пушкиноведческих открытий.
Но это не единственная причина заговора молчания пушкинистов. Ведь если сказка «Конек-Горбунок» - пушкинская мистификация, то каков мистификатор! Ведь нашей пушкинистике придется признать, что она таковым поэта никогда не воспринимала. Более того, нашим пушкинистам придется согласиться, что Пушкин обманул и их - наравне со всеми сотнями миллионов читателей всех поколений! Это рядовому читателю, улыбнувшись вместе с нами, нетрудно принять этот пушкинский «шуточный обман» и наше пребывание «в забавной и длительной ошибке» - а каково профессионалам? Не потому ли они упорно продолжают стыдливо прятать глаза и «не замечать» этy пушкинскую мистификацию?
Разумеется, рано или поздно найдутся издатели, которые и без санкции «дежурных» пушкинистов издадут «Конька-Горбунка» в неисправленном, первоначальном виде и поставят на обложке этой поистине лучшей русской сказки в стихах: АЛЕКСАНДР ПУШКИН. И тем не менее Пушкинская комиссия РАН просто обязана высказаться по этому поводу. Ввиду серьезности вопроса я оправдал бы любые возражения Лацису или мне, даже самые вздорные или непарламентские, - но не молчание. дальнейшее замалчивание проблемы может лечь позорным пятном на весь академический институт (ИМЛИ) и на Пушкинский Дом.
Владимир КОЗАРОВЕЦКИЙ
Парламентская газета, 26.11.2004 г.

 Отправлено: 25.09.07 22:28. Заголовок: Re:

Понятно. Занятно. Но, увы, косвенных доказательств, о которых говорится в статье, как раз и не представлено. А было бы интересно их почитать - косвенные доказательства того, что книгу написал именно Пушкин. Но то, что Пушкин в принципе был мистификатором - этого недостаточно. Ну и что, что мистификатор? Может быть он и "Маскарад" написал, а Лермонтов - плод его воображения? Тоже была бы хорошая мистификация.

 Отправлено: 27.09.07 23:48. Заголовок: Re:

Начинаю потихоньку выкладывать стаью А.Лациса "Верните лошадь". Буду медленно, не сразу, печатать очень тяжело, ручонки устают и шея. Возраст, всё-таки, господа. Итак, Онегин, вот начало тех самых косвенных доказательст, которых вы хотели.


«Вот конёк бежит, по киту,
По костям стучит копытом».
«Мы желали бы, чтоб не пропала ни одна строка Пушкина и чтоб люди, которых он называл своими друзьями, или с которыми он действовал в одних журналах, или у которых в изданиях когда-либо и что-либо помещал, - объявили о каждой строке, каждом слове, ему принадлежащем…Не нашлось рукописи? Но неужели же нет других свидетельств…»

В июне 1841 года В. Белинский был озабочен судьбой произведений, которые увидели свет не просто «безымянно», а «без его имени».
«Без его имени» - понятие растяжимое. Не включает ли оно напечатанное под иными, чужими, подставными именами?
Белинский что-то слыхал, о чём-то догадывался?
Кого-то заподозрил? Так или иначе, он призвал всех причастных обнародовать истину. Но ни в 1841 году, ни позже никто не отозвался.
Позвольте без дальнейших обиняков попытаться восстановить одну из страниц творческой биографии Александра Пушкина. Начнём вот с какого допущения. Полномочный доверенный по части издательских хлопот, он же профессор Петербургского университета, П.А.Плетнёв попросил Пушкина, вероятно, и Жуковского за одного из своих студентов. У восемнадцатилетнего Ершова летом 1833 года неожиданно умер отец. Семья осталась почти без средств к существованию. Какую работу можно было предложить? Переписку рукописей набело?
Позднее Ершов рассказывал о первых встречах с Пушкиным.
- Вы, кажется, родом из Сибири? – спросил Пушкин. – Что ж, Сибирь – страна умных людей.
Юноша, видимо, не воспринимал ни шуток, ни иносказаний. Впоследствии признался, что почему-то принял упоминание про умных людей себе в обиду…
Предполагаю, что вскоре Пушкин попросил об услуге: перед издателем, перед Смирдиным, назваться сочинителем рукописи, содержавшей сказку «Конёк-Горбунок».
Наиболее близким приятелям, своим однокурсникам, Ершов не успел или не счёл нужным сообщить, что пишет стихотворную сказку.
На полной писарской копии, изготовленной переписчиком, то есть Ершовым, могли оказаться пушкинские поправки. Ершов не отрицал, что в его владении остались пушкинские пометки. Но вот беда – всё это он, Ершов, уничтожил.
С какой стати? Да так, в состоянии «страшной хандры». В студенческие годы вёл дневник. Но и его – уничтожил.
Как и следовало ожидать, подготовленный к набору оригинал сказки не сохранился!

 Отправлено: 27.09.07 23:50. Заголовок: Re:

Продолжаю. эти два сообщения - десятая часть статьи, так что наберитесь терпения. :sm226:


Издатель Смирдин сравнительно удачно провёл беловик через обычную цензуру. Если б рукопись шла под именем Пушкина, пришлось бы через Бенкендорфа представлять её на высочайшее, особо пристальное рассмотрение. Но и простая цензура слегка пощипала текст.
В 1855 году пушкинист П.В.Анненков упомянул сказку, «теперь забытую. Первые четыре стиха этой сказки, по свидетельству Смирдина, принадлежат Пушкину, удостоившему её тщательного просмотра».
Ни Смирдин, ни проживший ещё 14 лет Ершов, не оспорили сообщение Анненкова о тщательном просмотре. И всё же недавно один из комментаторов объявил это сообщение «литературным преданием», вопрос о достоверности коего «до сих пор не решён». Между тем в архивном фонде Смирдина покоится им самим составленный перечень бумаг. В нём среди прочих имеется запись:
«Пушкин…Заглавие и посвящение «Конька-Горбунка»».
4 июня 1834 года было дано цензурное разрешение отдельному изданию. Чуть раньше, в апрельской книжке «Библиотеки для чтения», появилась первая часть сказки. Издателем журнала был тот же А.Ф.Смирдин, редактором – О.И.Сенковский, цензором – ещё один профессор университета, А.В.Никитенко, как и Плетнёв, знавший Ершова.
Автором неподписанных редакционных сопровождений обычно считался редактор. Впрочем, Сенковский не отличался склонностью к похвалам, а восхваление на сей раз оказалось чрезвычайно энергичным.
«…Читатели сами оценят его достоинства – удивительную мягкость и ловкость стиха, точность и силу языка, любезную простоту, весёлость и обилие удачных картин, между которыми заранее поименуем одну – описание конного рынка, - картину, достойную стоять наряду с лучшими местами Русской лёгкой поэзии».
Нынешние специалисты, ершоведы, упоминание про «точность и силу языка» опускают безо всякой оговорки. Если сообразили, что насчёт «точности языка» лучше промолчать – они правы! Но не менее основательно и противоположное мнение: похвала (допустим, что Сенковского) была совершенно справедливой.
Вся хитрость в том, что Сенковский и наши служивые современники оценивали далеко не одинаковые тексты сказки.
В одной из статей 1835 года В.Белинский задел каких-то «знаменитостей, выдуманных и сочинённых наскоро самою «Библиотекою»»…
На кого намекал Белинский? Далее он продолжил ход мысли:
«А чем ниже Пушкина и Жуковского…Ершов?»
Согласимся с отзывом Белинского. Именно Ершов – фигура «наскоро сочинённая», «выдуманная». И нет оснований ставить «Конька-Горбунка» ниже других сказок Пушкина и Жуковского.
Начертал ли Ершов на книжке журнала кому-то из участников сего сюжета – Плетнёву, Пушкину, Сенковскому, Никитенко, Смирдину – положенные любезные слова «От Сочинителя»? Или же ничего подобного в голову не пришло? Рука не поднялась?
Итак: нет у нас черновиков Ершова. Нет его беловой рукописи. О сочинительстве ничего не знали его ближайшие приятели по университету. И не обнаружено ни одной дарственной надписи сего автора на первом появлении «Конька». Значит, версия о том, что Ершов был взаправдашним автором, остаётся неподкреплённой.
А пока эта гипотеза остаётся недоказанной – мы, собственно говоря, не обязаны «убедительно» опровергать нечто несуществующее, пустоту, пустышку.

 Отправлено: 29.09.07 00:00. Заголовок: Re:

Продолжаем, сегодня не очень много, извините, просто нет времени!


Должность учителя в Тобольской гимназии исхлопотал Ершову не то Сенковский, не то Никитенко. Летом 1836 года Ершов вернулся в Тобольск. С его ведома, но без его поправок, уже не в Петербурге, а в Москве – последовали второе и третье издания. Каждое из них «печатано с издания 1834 года без исправления».
Через три или четыре года после кончины Пушкина Ершов надумал востребовать у Сенковского недополученную семь лет назад часть журнального гонорара. Сенковский ответил резко и, вроде бы, не по существу. Ершов-де там, в Тобольске, не бедствует, по протекции Сенковского состоит на службе, получает порядочное учительское содержание, этого «с него довольно». «Ничего не следовало получить и не будет следовать». Таким образом, между строк, но довольно внятно бывший студент был обозван нахальным попрошайкой. Не удивительно, что Ершов в письмах к приятелям принялся поносить Сенковского.
По прошествии времени Ершов повёл длительные переговоры с преемником Смирдина, с П.А.Крашенинниковым, о новом, четвёртом, издании. В конце концов в 1856 году оно состоялось. И тут-то, через двадцать лет после кончины Пушкина, появилось обозначение: издание, «вновь исправленное и дополненное».
В текстологии господствует обычай: при разночтениях редакторы обязаны считаться с последней авторской волей. Поскольку формальным автором продолжает признаваться Ершов – почти во всех советских публикациях (их более двухсот) сказка печатается по тексту «исправленных и дополненных» изданий.
В наше время – в 1976 и 1989 году – предпринимались попытки собрать воедино остальные, собственно ершовские, произведения. Ещё не всё опубликовано, ибо уровень по преимуществу посредственный.
Впечатление такое, что ни в чём худом не повинный человек попал в ложное положение. Он считал своей обязанностью поддерживать свалившуюся на него репутацию. Многие жанры перепробовал, ни на чём определённом не остановился. Когда старался сочинить что-либо шутливое, взамен остроумия получались вымученные, нарочитые колкости. Когда же нельзя было не отозваться на высокую тему – появлялось нечто выспреннее. Разве не таковы заключительные строки напечатанного в 1837 году стихотворения, посвящённого кончине Пушкина?
Он легок – как ветер пустынный,
Он тяжек – как меч славянина,
Он быстр – как налет казака.
В нем гений полночной державы…
О, где вы, наперсники славы?
Гремите! Вам внемлют века!
Впрочем, подлинный П.П.Ершов, при всей своей бесцветности, ничуть не хуже нынешних сочинителей торжественных од.

Продолжение следует, ещё не финал, до него - далеко!!!

 Отправлено: 03.10.07 18:49. Заголовок: Re:

А тайная Супруга Дантеса? У Лациса это лошадь. Такая у неё была кличка.

 Отправлено: 03.10.07 22:24. Заголовок: Re:

marta пишет:

цитата:

А тайная Супруга Дантеса? У Лациса это лошадь. Такая у неё была кличка.

Об этом есть в сообщении Сверчка, где-то на другой ветке.

 Отправлено: 03.10.07 22:32. Заголовок: Re:

Я это сообщение удалил. Но рад, что тема не затихла.

 Отправлено: 04.10.07 15:16. Заголовок: Re:

НЕ затихнет, я потихоньку всё выложу (назло надменному соседу, хи-хи!)

 Отправлено: 04.10.07 17:00. Заголовок: Re:

Голубушка Родионовна, как мне нравится всё, что Вы пишете...

 Отправлено: 05.10.07 00:19. Заголовок: Re:

marta пишет:

цитата:

Голубушка Родионовна, как мне нравится всё, что Вы пишете...

Спасибо, добрая вы душа (плачу, сентиментальна к старости стала)! Подождите, я вам ещё не понравлюсь, я вредная!

 Отправлено: 05.10.07 22:52. Заголовок: Re:

Ах, Родионовна, ну, зачем же Вы так? Я и сыночка-то назвала Родионом, думала, он, когда вырастет, свою дочку Ариной назовёт, а он вырос и дочку назвал Сонечкой.
Так о Лацисе. Два моих "любимых" автора так и стоят рядом: Лацис да Зинухов (про этого последнего как-нибудь потом).
Лацис пишет об учёных-пушкинистах и приводит об этом свой разговор с Бонди. Все-то они были... Эх, трудно и повторить-то... Только Томашевский был удостоен похвалы. Один у него был недостаток: не обладал развитым поэтическим слухом. Скажи, Родионовна, возможно ль такое? Такие имена... Когда слышу "Не сотвори себе кумира", то это не моё. У меня много кумиров. А уж Томашевский-то тем более...

 Отправлено: 06.10.07 00:38. Заголовок: Re:

Марта, я вам так скажу: Софья Родионовна - тоже хорошо! Лишь бы здоровенька была деточка, я как няня, отвечаю за свои слова. Дай Бог деточкам здоровья!

Теперь о Томашевском. Он, на мой непросвещённый взгляд, прекрасен! Вам, пушкинистам, со своей колокольни, конечно, виднее, у вас критерии другие.
Что до Лациса. Я уже писала в какой-то ветке, что "мнение редакции может не совпадать с мнением авторов статьи". Но я противница "интеллектуального расстрела". Я глубоко убеждена, что поменять поле отношения к Пушкину в этой стране можно только "всем миром". И меня, с точки зрения правды, волнуют ляпы, допущения и описки. Но я пытаюсь обратить внимание общественности форума (помните, у Жванецкого:"Что там за шум, пальба и дикие крики? - А это как раз обращают внимание общественности!"), что, к примеру, чолшебный человек из Краснодара, подавший иск в Страсбург о "защите чести и достоинства" Н.Н. формулирует своё возмущение очень показательно:"Она чиста перед Пушкиным и Богом!" Он Пушкина, заходясь, ставит даже перед Богом (привычная формула "перед Богом и людьми"), на одну ступень. Он не исследователь, что бы он там не говорил про "кольчугу Дантеса" и исследования на эту тему. Но я пытаюсь обратить внимание на самоотверженность этого человека. Таких большинство в этой стране. Вы читали рассказы поморцев о Пушкине Шергина? Это ведь и есть квинтессенция представления людей о величайшем поэте страны! И вот для них важно: что покажут в фильме, потому что его они смогут посмотреть, а в форум наш они не полезут(у многих из них и компьютера-то нет, не то что Интернета!) А мне хочется, чтобы наши дети жили в стране, где не покемонов, а, простите за банальность "Белинского и Гоголя с базара понесут!" Поэтому, на мой, не научный взгляд, с теми, кто в деревне Тетюши вдруг решил провести "трассологическую экспертизу" дуэли, надо работать, объяснять. Они и есть ваши проводники в народ. А то я однажды на спор в городе Москве, рядом со станцией метро "Молодёжная", опросила сто человек: "кто такой Пушкин", и "какие его произведения вы знаете". Бумажки, которые я тогда заполняла, к сожалению, потерялись при переездах, поэтому со стопроцентной точностью сказать не могу, но результаты были удручающи. Где-то половина не могла назвать ни строчки вообще. Треть цитировала "Выпьем, добрая подружка", - дальше этой строчки ни один не пошёл. Оставшиеся удивлённо поднимали брови, а один человек полувопросительно-полуутвердительно (знаете, когда ученик не знает, но пытается угадать) сказал:"Вместо Черномырдина?"
И я понимаю, что всё это в Москве, а на периферии - ужас!
Но мне, опять же, кажется, что нельзя людей, которые могут помочь провести (проводники) в пресловутые массы подлинные вещи, пинать. С ними надо аккуратно и трепетно работать.
Набить морду - невелика доблесть. Это хорошо только, когда есть реальная, физическая опасность для жизни. В любом другом случае я - за разъяснение. Поэтому и пытаюсь печатать (медленно, со скрипом, навыков скоропечатания нет ) главы из книги Лациса. И напечатаю постепенно всю книгу - я упрямая. Если дискутировать - то с реальным оппонентом, понимая его позицию (в этом смысле мне очень импонирует подход Александра). Вот. Простите, Марта, голубушка, что так долго вас утомляла.

 Отправлено: 06.10.07 23:44. Заголовок: Re:

Сверчок, подзаголовок "Пушкиноведческий детектив" себя оправдывает. Например, в самом начале в главе "В кругу вельмож" история с П.Д.Киселевым. Кто всё-таки отправил ему "пакет, обёрнутый в сероватую бумагу"?

 Отправлено: 06.10.07 23:45. Заголовок: Re:

Сверчок, подзаголовок "Пушкиноведческий детектив" себя оправдывает. Например, в самом начале в главе "В кругу вельмож" история с П.Д.Киселевым. Кто всё-таки отправил ему "пакет, обёрнутый в сероватую бумагу"?

 Отправлено: 08.11.07 03:19. Заголовок: Продолжение статьи Л..

Продолжение статьи Лациса "Верните лошадь!"


Все специалисты признают, что после «Конька» Ершов не создал ничего равноценного. При этом ссылаются на служебные неприятности и семейные невзгоды. Но что из этого следует? Только то, что не хватало характера, отсутствовала одержимость поэтическим призванием.
Сравним строки, извлечённые из первого издания. И тот же фрагмент, как он печатается ныне. Читатели угадают без труда – где пушкинский текст, а где «исправление».
Мужички такой печали
От рожденья не видали,
Стали думать да гадать –
Как бы вора им поймать,
И решили всенародно:
С ночи той поочерёдно
Полосу свою беречь,
Злого вора подстеречь.

Мужики такой печали
Отродяся не видали;
Стали думать да гадать –
Как бы вора соглядать:
Наконец они смекнули,
Чтоб стоять на карауле,
Хлеб ночами поберечь,
Злого вора подстеречь.
Возможно, и сегодня не всем по душе оборот «решили всенародно». Найдутся те, кто «себе смекнули, чтоб стоять», и примутся уверять, что переработка обнаруживает «ещё большее мастерство». Они укажут на сибирские речения, которые вряд ли могли быть известны Пушкину. Неуклюжие выражения, сдвиги ударений они объяснят стремлением приблизить «изложение к народно-разговорной речи».
Немало странного, косноязычного и чуждого грамоте вписано в позднейшие издания. Не было у Пушкина «принесли с естным лукошко», «Уши в загреби берёт», «Побегай в дозор, Ванюша», «Кобылица молодая, Очью бешено сверкая…»
А что было? Простота и точность. «Кобылица молодая, Задом, передом брыкая…», «Взяли хлеба из лукошка», «Крепко за уши берёт», «Ты поди в дозор, Ванюша».
У Пушкина конёк разговаривает по-человечьи. Ну, а в четвёртом издании подсыпано реализма: вместо «Тут конёк его прервал» читаем «Тут конёк ему заржал».
«Чудо разом хмель посбило», «Натянувшись зельно пьян», «Некорыстный наш живот», «Починивши оба глаза. Потирая здесь и там», «Кто-петь знает, что горит», «переться» и «с сердцов» – всё это ершовизмы, плоды сплошной ершовизации.
Приведём тот отрывок, который был особо похвален в сопроводительной заметке «Библиотеки для чтения».
В той столице был обычай,
Коль не скажет городничий, –
Ничего не покупать,
Ничего не продавать.
Вот ворота отворяют,
Городничий выезжает,
В туфлях, в шапке меховой,
С сотней стражи городской.
Рядом едет с ним брадатый,
Называемый глашатай;
Он в злату трубу трубит,
Громким голосом кричит:
«Гости! Лавки отворяйте,
Покупайте, продавайте;
Надзирателям– сидеть
Подле лавок и смотреть,
Чтобы не было содому,
Ни смятенья, ни погрому.
И чтобы купецкой род
Не обманывал народ!»
Отрывок хорош? Однако в нём есть неблагонадёжное слово «Смятенье». И не усмотрит ли тут цензура обиду для всех купцов, для всего купеческого сословия? Видимо, во избежание подобной опасности Ершов подменил последние строки:
Ни давёжа, ни погрому,
И чтобы никой урод
Не обманывал народ!

 Отправлено: 12.11.07 19:03. Заголовок: Есть и в первопечат..

Есть и в первопечатном тексте слова и сочетания малоупотребительные, старинные. Но вот что примечательно: «дозорные» и «караульные» в бесспорно пушкинских произведениях встречаются единственный раз. В повести «Дубровский», на одной и той же странице, в ХIХ главе.
Соседствуют они и в сказке. Что же было написано раньше?
ХIХ глава – заключительная, она помечена началом февраля 1833 года. Если верно, что сказка датируется 1834 годом, значит, оба слова извлечены из повести. При жизни Пушкина повесть не печаталась. Остаётся предположить, что автор сказки и повести – одно и то же лицо.
Начиная с первого издания «Конька», то есть в пушкинском тексте, читаем: «Как пущусь да побегу», «Так и беса настигу».
Столь необычное ударение – не ошибка, не произвол, а свидетельство: автору, то есть Пушкину, запомнилось далеко не всем известное произведение сатирической поэзии ХYIII века. Такое ударение и ту же рифму применил в 1766 году Василий Иванович Майков в «Нравоучительных баснях». У Пушкина имелось выпущенное в старинном кожаном переплёте издание 1809 года. В нём читаем:
И сам я побегу,
И господина настигу.
Один прилежный исследователь, стремясь отстоять творческую самобытность Ершова и, видимо, чувствуя нехватку доводов, вот до чего договорился: «Преодоление сибирских просторов на лошадях для жителей Зауралья было обыденным делом».
Простите, но Пушкин, хотя и не был жителем Зауралья, тоже немало вёрст верхом преодолел.
В письме к жене от 21 августа тридцать третьего года находим нечто вроде фактической справки:
«Из старых моих приятельниц нашёл я одну белую кобылу, на которой я съездил в Малинники; но и та уж подо мною не пляшет, не бесится…» Не о том ли вскорости читаем в «Коньке»?
Кобылица молодая,
Задом, передом брыкая,
Понеслася по полям,
По горам и по лесам;
То заскачет, то забьется,
То вдруг круто повернется;
Но дурак и сам не прост,
Крепко держится за хвост.
Вот что обещала Ивану укрощенная им «кобылица молодая».
По исходе же трех дней
Двух рожу тебе коней…
Да еще рожу конька
Ростом только в три вершка…
Первых ты коней продай,
Но конька не отдавай.
Один из пушкинских рисунков с недавних пор сопровождают весьма произвольным определением: «Автопортрет в облике лошади».
Что ж, поучаствуем в полете фантазии и по поводу того же рисунка предложим иную, не менее неожиданную разгадку.
Справа – лошадь объезженная, в сбруе. Слева – ещё три конские морды. Верхняя и нижняя – лошади как лошади. А третья, та, которая между ними, на наш взгляд – вылитый конёк-горбунок.
И если это – Пушкин, то в виде конька-горбунка!

 Отправлено: 12.11.07 19:04. Заголовок: Как понимать сей гра..

Как понимать сей графический каламбур? Здесь запечатлён замысел будущей сказки? Или иллюстрация, автокомментарий? Или, наконец, тайнопись, свидетельство о подлинном авторстве? «Но конька не отдавай».
Обозначим одну из возможных причин сокрытия имени автора. В «Библиотеке для чтения», только не в апрельской, а в мартовской книжке, печаталась «Пиковая дама». Приходилось считаться с тем, что публика не в состоянии по достоинству оценить столь широкое творческое многообразие.
Полного объёма свершений мы и сейчас не знаем и пребываем в убеждении, что болдинская осень – нечто из ряда вон выходящее. И только тогда, когда Пушкину вернут права на всё им созданное, начнём привыкать к мысли, что болдинское изобилие было скорее правилом, чем исключением.
Смею полагать, что немалое число читателей, не особенно вникая в цепочки догадок, что называется, нутром чувствуют: сказка – пушкинская. Им достаточно сослаться хотя бы на виртуозную игру слов.
Наш отец-старик неможет,
Работать совсем не может.
Зарубежный литературный критик Сергей Лесной по справедливости восхвалил «Конька» в парижском журнале «Возрождение» (1964, №153).
«Это лучшая русская сказка в стихах. Она бессмертна».
«Великолепен, образен и лёгок её язык. Это образцовое произведение, на котором может отточить свой вкус любой, даже первоклассный писатель».
«Поражает необыкновенная тонкость отделки, ажурность работы».
«”Горбунок” гораздо глубже, чем кажется…»
«Новейшие издания текстуально значительно хуже более старых».
Эмигрант С.Лесной – не единственный, кто осмелился сказать, что первое издание сказки несомненно лучше, чем «вновь исправленное и дополненное» П.Ершовым издание четвёртое.
В 1934 году успел свободно высказать своё мнение М.К.Азадовский. «Редакция 1856 года вышла из-под пера директора провинциальной гимназии…сказка переработана теперь в духе официальной народности». «Всеми своими переделками и поправками Ершов всё же не в силах был вытравить её бодрый и жизнерадостный дух».
Пришедшие на смену литературоведы, штатные и сверхштатные, все как один твердили: «Четвёртое издание сказки обнаруживает более глубокое знание автором специфики русской сказочной поэзии…»
Почему нынешние дозорные, караульные и градоначальники не расположены внимать самоочевидным истинам? Почему отдаётся предпочтение исковерканному варианту?
Одно заветное желание Ершов уловил и исполнил. По меньшей мере раз двадцать исключил то слово, от которого во все времена мрачнели начальствующие лица.
Начиная с четвёртого издания Ершов принялся заменять озорное и для разумных людей вовсе не обидное слово «дурак». Эта расчистка – не стилистическая. Она проделана по случаю изменения замысла.
Самостоятельно или уступая требованиям цензуры, Ершов принял решение: как можно реже допускать, чтоб Ивана именовал дураком сам Иван или кто-либо из других положительных персонажей. Носители злого начала – только они могут постоянно проезжаться на счёт Ивана.
«Вновь исправленное» слово «дурак» отогнано на задворки. Не этим ли подвигом П.П.Ершов заслужил режим наибольшего благоприятствования?
А позволявший себе вольности, да ещё состоявший в масонской ложе Пушкин окружён, остановлен, припечатан сургучом. Так будет с каждым, кто склонен к насмешке, к не подотчётной властям игре воображения, с каждым, кто слишком умён.
«Эй, вы черти босоноги!
Прочь с дороги! Прочь с дороги!»
Закричали усачи
И ударили в бичи.
Вряд ли будет преувеличением сказать, что бичи и усачи надвое рассекли единую ткань пушкинского творчества.

 Отправлено: 27.11.07 18:48. Заголовок: Пушкин и Троцкий – ф..

Друзья мои, здесь, под табличечкой «Скрытый текст», находится статья Лазаря Фредгейма. Он в какой-то ветке, по-моему, в 1837, просил меня пояснить, что мне показалось неточным. Я пояснила. И подумала, что кому-нибудь из вас это тоже может быть интересным. Правда, получается не очень справедливо, потому как я читала работу, которую комментируе г-н Фредгейм, а многие из вас, возможно, нет, о ней в НЕТЕ мало что есть, по-моему. Поэтому, ежели возникнут вопросы (у тех, кто сможет дочитать, ГЫЫЫЫ!), спрашувайте.
Для нетерпеливых: можно читать выборочно. Синим цветом выделен тезис, который мне кажется спорным, красным – мой комментарий.Спасибо всем, кто прочтёт. Все замечания и пожелания принимаются с благодарностью! Итак…



Скрытый текст

Пушкин и Троцкий – фантазии на пустом месте Автор: Лазарь Фрейдгейм Проза / Кладовка(проза, не вошедшая в рубрики) Лазарь Фрейдгейм Пушкин и Троцкий – фантазии на пустом месте Бойтесь пушкинистов. В. Маяковский Великие люди всегда привлекают к себе пристальное внимание, особенно если что-то касается интимных проблем их жизни. Чем не тема для рассуждений: А.С. Пушкин и Л.Д. Троцкий – две разнородных звезды или цепочка поколений одного рода? Тема о родственной связи Пушкина и Троцкого устойчиво появляется на страницах печати и на сайтах интернета. Последняя известная мне публикация - в лос-анджелевском альманахе «Панорама» №28 (июль 2006 г.) - статья Розалии Степановой «Кто виноват? – Пушкин». Материал остро звучащий, рассчитанный на широкую публику, на резонанс. Но, как говорят на Востоке, сколько ни повторяй "халва", во рту сладко не становится. Первоисточниками версии о родстве Троцкого и Пушкина стали статьи Александра Лациса «Спрятанный ключ. Шифровальное мастерство Пушкина» в литературном альманахе "Кольцо А" (1996, № 2) и ее вариант с добавлениями - «Из-за чего погибали пушкинисты?» в вестнике "Ной", 1996, № 19. В 2002 г. в журнале «Родина» (2002, № 24 (614) Лев Аннинский опубликовал письмо В. Козаровецкого, касающееся этой проблемы, со ссылкой на архив А. Лациса, председателем комиссии по литературному наследию которого являлся автор письма. Владимир Козаровецкий в "Русском курьере" от 18.06.2004 г. поместил статью «Утаенная любовь Пушкина», в наиболее полном объеме представляющую обсуждаемую версию. Таким образом, гипотеза о родстве Пушкина и Троцкого насчитывает десять лет. Два главных автора – А. Лацис и В. Козаровецкий. Гипотеза не получила существенного развития за все эти годы. Многочисленные публикации представляют собой вариации с дословным совпадением формулировок и предположений, без ссылок на архивы и документы. Но за это время почти не появлялся и критический анализ этой версии. Можно, пожалуй, назвать единственную работу такого рода – статью Сергея Шумихина «Практика пушкинизма (1887 – 1999)», эпиграф которой заимствован мной для этой статьи. Основная схема родственных (любовных) связей, рассматриваемых в версии: Пушкин –мадмуазель Анжелика Дембинская– сын Леонтий Дембинский– его любовница, кузина вдовы генерала Раевского, мадам Бороздина – сын, переданный в семью Бронштейна и нареченный Давидом, – жена Давида Бронштейна–Анна (Анета) Леонтьевна- их сын Лев Давыдович Бронштейн (Троцкий). Все так легко и просто, всего три промежуточных поколения и кровь октябрьского переворота замешена на крови Пушкина. «Солнце русской поэзии» перешло в «демона русской революции». Попытаемся проследить путь рассуждений авторов и оценить надежность их выводов. Проблема источников (при отсутствии таковых) решается последовательным рядом гипотез. Косвенные основания для первой стадии – появления незаконнорожденного сына Пушкина - дает авторам так называемый «Донжуанский список Пушкина», мимоходом занесенный им собственноручно в альбом сестер Ушаковых. Там есть обозначение N.N., не нашедшее однозначного прототипа у пушкинистов. Ему присваивается новое имя - Анжелика Дембинская. За этим следует: идентификация стихотворения «Романс» как отражения романа Пушкина (возникшего через 4 года после даты написания стихотворения, гениальное предчувствие!), вы передёргиваете, любезный автор. Любой человек, занимающийся наукой, имеет право на гипотезу. Здесь она совершенно однозначна: дата могла быть проставлена в любой момент, любая, и, пока никто не доказал обратного, гипотеза имеет право на существование. затем - замечание И. Пущина («От нее ко мне или от меня к ней») и утверждение, что посвящение поэмы «Полтава» адресовано Дембинской (через 10 лет после романа). В «Романсе» от лица доведенной до отчаяния матери, подбрасывающей в ночи своего младенца к чужому дому, звучит жесткость оценки отца, покинувшего ребенка. В посвящении к «Полтаве» – сожаление влюбленного автора о непризнании избранницей его чувства. Аура разная, сходства нет, написано с промежутком в пятнадцать лет. Но все это трактуется как обращения к одному и тому же событию – влюбленности в прекрасную польку, кассиршу передвижного зоопарка Анжелику Дембинскую, приведшей к рождению внебрачного ребенка. Такого стойкого чувства Пушкин не проявлял ни к одной из женщин, упомянутых в его списке. Месье, внимательно ли вы читали статью «Из-за чего погибали пушкинисты»? Чтобы что-то опровергать, надо хотя бы дать себе труд ПОНЯТЬ, что написано. У Лациса ясно сказано, цитирую: «Все эти легенды уводили прочь от простого решения. Упоминая в черновике вступления к «Полтаве» «утаённую любовь», Пушкин говорил о свободе». (Жирным шрифтом набрано у Лациса). Какая женщина? Свобода, вот и вся женщина! Анжелика здесь совершенно ни при чём! Это тоже гипотеза, вполне вменяемая, и уж никак не хуже Марии Волконской, к примеру! Вызывает немалые сомнения теснота связей молодого выпускника лицея с руководителями секретного императорского ведомства. Крестным отцом незаконнорожденного младенца по сходству имен называется Леонтий Дубельт, помощник всесильного Бенкендорфа. Ещё одна подтасовка. Помощником Бенкендорфа Дубельт стал позже описываемых событий, до этого был адъютантом генерала Раевского. Вековой спор пушкинистов посвящена ли «Полтава» М. Волконской или Е. Карамзиной авторы гипотезы без всяких архивных поисков умозрительно решают в пользу нового имени – Дембинской, которая якобы жила в Полтаве. См. выше! Это уже не смешно! Завершающим фактором доказательств служит письмо Пушкина в Третье управление с просьбой о разрешении поездки в Полтаву для встречи с Николаем Раевским. Авторам, живущим через полтора столетия после событий, очевидно, что Пушкину незачем было встречаться с Раевским, он хотел встретиться со своим сыном, служащим при Раевском. Это тоже гипотеза, причём имеющая под собой основания: недавно, по меркам того времени, виделись уже. «Путешествие в Арзрум во время похода 29 года». Такая цепочка умозрительных рассуждений незаметно переходит к выводу, рассматриваемому как однозначный результат предположений, что Леонтий Дембинский был сыном Пушкина. При этом в исследованных пушкинистами обширных архивах Пушкина нет ни одного упоминания обо всем этом, нет даже упоминаний о дополнительных материальных проблемах, жестоко преследовавших поэта всю жизнь и которые не могли не возникнуть в связи с такой трактовкой отношений с Анжеликой. Ни в письмах родителям, ни в письмах друзьям… Лацис рассказывает, на каком основании он приходит к такому выводу. Есть неразобранные архивы, куда нет допуска. Причины могут быть реальны (действительно, наследие столь обширно, что тяжело это разобрать, отсортировать, систематизировать) и параноидальны (в силу особенностей страны у её жителей сложилось стойкое убеждение, что то, что им не показывают, хранит страшные тайны, а у облечённых властью – не показывать на всякий случай). Что касается имеющихся в наличии документов, то на них как раз Лацис ссылается. В частности, на «Архив Раевских». Еще хуже обстоит дело с гипотезой, что отец Троцкого приходится сыном Дембинскому. Гипотеза обосновывается только тезисом, что незаконнорожденного ребенка лучше было отдать в непьющую еврейскую семью, чем в крестьянскую. Основательность такого противопоставления остается на совести авторов гипотезы. Проблемы воспитания незаконнорожденных детей и в императорской семье, и в семьях известных российских людей возникали достаточно часто. О таком оригинальном решении ни в одном случае читать не приходилось. В России понятие «еврей» в XIX веке и после советского периода различаются принципиально. Советский период приучил, что понятие национальности это понятие генетическое, т.е. евреи это дети родителей еврейского происхождения, с соответствующей записью в документах. В былые времена в России, как и сегодня во всем мире, национальность воспринималась как принадлежность к стране. А то, что подразумевается под понятием «русский» или «еврей» - это вероисповедование, т.е. православный или иудей. Регистрацией детей обычно был факт записи в церковных (синагогальных) книгах с указанием даты рождения, родителей и даты крещения (обрезания). Других форм ЗАГСовских записей (как сказали бы сейчас) на бесконечных просторах провинций России практически не было. В первой половине XIX века в правящих кругах и во дворянстве к евреям относились по преимуществу недоброжелательно. В культурной российской среде евреев почти не было, существовали трудно преодолимые барьеры. Наиболее образованная еврейская часть общества, связанная с иудаизмом, – раввины, мудрецы, ученые - была априори чужда российскому высшему свету. Евреев в основном воспринимали как ростовщиков, ремесленников и корчмарей. Сам Пушкин высказывался вполне однозначно: "будь жид - и это не беда", "ко мне постучался презренный еврей", а в дневнике 1927 г.: «…неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие; я поворотился им спиною» (заметим, это сказано о не узнанном при случайной встрече Кюхельбекере!). А.И. Солженицын в «Двести лет вместе 1795-1995» (М., Русский путь, 2002) писал, что во времена Николая I российские «государственные власти были ведомы охранными (особенно религиозными) доводами о несмешении христиан с евреями». Послушайте, я понимаю, что обаяние имени Солженицына прямо так и тащит его в вашу статью, но нельзя же быть таким неразборчивым! Попробуйте прочесть сей прекрасный двухтомник, читая все труды, на которые ссылается Александр Исаевич. И вы увидите, что во многих местах он врёт!!! Во многих передёргивает и подтасовывает факты!!! Попробуйте прочесть хотя бы Карамзина, на которого ссылается вечноживой классик! Вы увидите прямую фальсификацию, «обрезание», простите за двойственность определения, цитат et cet.У меня нет оснований доверять книге Солженицына, извините! В таких обстоятельствах трудно представить передачу ребенка из дворянского рода в еврейскую семью, с естественными последствиями - принятием иудаизма и обрезанием, в частности. Про обрезание – не факт, тем более, первохристиане были обрезаны и отказались от этого уже после РАЗРУШЕНИЯ ХРАМА. Дворяне были людьми образованными и, безусловно, об этом знали. И потом, кто вам сказал, что обязательно так важно (при большом количестве «брюхатых грамот» и выблядков), чтобы ребёнок (один из многих) воспитывался обязательно в православной семье? По оценке Солженицына, семья, в которой родился Троцкий, «не вызывала никакой гордости и не составила на будущее славной аттестации». Заглянем в автобиографию Троцкого. У детей даже во втором поколении (поколение Троцкого) не было покупных игрушек. Выход из бедности и улучшение условий жизни произошли уже при жизни Льва, через поколение после мифического обретения семьей Бронштейнов сына Давида, будущего отца Троцкого. Об уровне жизни наглядно свидетельствует такой пассаж из автобиографии: «Со старым диваном в столовой связана вся моя детская жизнь. На этом диване, обложенном фанерой под красное дерево, я сидел за чаем, за обедом, за ужином, играл с сестрой в куклы, а позже и читал. В двух местах обшивка прорвана. "Давно пора перетянуть, - говорит мать. - Мы диван не перетягивали с того года, когда царя убили". "Та знаете, - оправдывается отец, - приедешь в этот проклятый город, туда-сюда бегаешь, извозчик кусается, та все думаешь, как поскорее вырваться назад в экономию, вот и забудешь про все покупки". Родители были мало образованными людьми. Как писал Троцкий, в зимние вечера мать «громким шепотом читала заношенный роман из Бобринецкой библиотеки, водя натруженным пальцем по строкам. Она нередко сбивалась в словах и запиналась на сложно построенной фразе… Поскольку у вас, судя по вашему письму, проблемы с идишистской культурой, то я вам, наверное, открою страшную тайну: Троцкий говорит о русском языке. В те времена в местечке любой мальчик знал иврит в пределах богослужения. Даже если, по свидетельству Троцкого, семья была совершенно не религиозна, иврит был вторым языком, после разговорного идиша, и на нём могли читать все мальчики. Идиш – момэ лошн, язык матери, женщины молились на идиш. А вот то, что Троцкий, несомненно, был уникальным представителем своей семьи – достоверно! Представить себе, что все книги, прочитанные Львом Давидовичем, были переведены на иврит или на идиш – сложно (хотя, может быть, у вас есть такая информация, я с удовольствием с ней ознакомлюсь). Отец научился разбирать по складам уже стариком, чтобы иметь возможность читать хотя бы заглавия моих книг». Авторы указывают, что «нить, ведущая от Пушкина к Троцкому, подкрепляется и чисто наследственным сходством. У того и другого случались беспричинные обмороки, был тик в левом углу рта. Оба страдали подагрой, близорукостью, желудочно-кишечными неполадками». Сопоставление талантов, недостатков и болезней Троцкого и Пушкина вряд ли повышает надежность версии, является плохим подтверждением родственных (генетических) связей. В мире было много сотен прямых родственников Пушкина с хорошими, а не сомнительными родословными, – и при этом без выдающихся данных своего предка. Ничуть не лучшим свидетельством родственных связей семьи Бронштейна являются имена детей – Александр, Лев и Ольга, совпадающие с именами членов семьи Пушкиных. (Отметим при этом, что по документам Троцкого звали Лейба). Дополнительно опять сошлемся на автобиографию Троцкого: «Из восьми рожденных от этого брака детей выжило четверо. Я был пятым в порядке рождения (а не первым или последним, как указывается в различных публикациях сторонников родственности! ЛФ). Вот эта статья лежит передо мной и там нет ни слова о первенстве, только что перечитала ещё раз! Четверо умерло в малых летах от дифтерита, от скарлатины, умерло почти незаметно, как и выжившие жили незаметно». Любопытно, о каком наследовании имен говорят авторы гипотезы? Вероятность случайного совпадения трех широко распространенных имен (тем более не строгого!) среди восьми детей при произвольной их последовательности достаточно велика, чтобы использовать такое совпадение для какого-либо доказательства. Заметим также, что не находит подтверждения версия авторов относительно отчества отца Троцкого, образованного якобы от имени Леонтия Дембинского. По публикации Игоря Шкляева в газете «Слово», № 35(250) 29 августа 1997 г., по старым документам его звали Бронштейн Давид Лейбов. Можно предположить, что превращение этого отчества в обрусевшее «Леонтьевич» произошло при оформлении документов в более позднее время. Согласна, это вот вполне можно предположить. Но себе-то вы разрешаете предположения, почему же отказываете в них Лацису? В соответствии с еврейской традицией мальчика, родившегося после смерти деда, назвали его именем. Поэтому сын Давида Лейбова стал Лейба Давидовичем, впоследствии – Троцким Львом Давыдовичем. На право Троцкого, обсуждаемое В. Козаровецким, считать или не считать себя евреем гипотеза о православном происхождении отца никак не влияет при матери еврейке. Безусловно. Если человек считает себя иудеем и следует еврейской традиции определения национальности по матери. А у русских национальность – по отцу. И Троцкий мог следовать этой традиции. Почему нельзя предположить это? Вот если предположить, что его мать, Анна Леонтьевна, происходит от потомков Пушкина, тогда другое дело. Но это уже будет другая версия, хотя и равно вероятная (т.е. столь же безосновательная). Как бы следуя некрасовскому утверждению, что «дело прочно, когда под ним струится кровь», авторы видят подтверждение правоты своей версии в гибели известных пушкинистов – С. Гессена в 1937 г., Л. Модзалевского в 1948 г. и Б. Томашевского в 1957 г., небрежно путая при этом годы смерти и поколения пушкинистов. Они предполагают, см. выше, вы-то можете предполагать, почему они – нет? что указанные пушкинисты независимо друг от друга докопались до происхождения Троцкого и по неосторожности «озвучили эту информацию кому-то из своих друзей». За это они и были уничтожены органами НКВД-КГБ-МГБ в подстроенных катастрофах. Других подтверждений такого многократного открытия пушкинистами родственной связи Пушкина и Троцкого не имеется. Для того чтобы версия оказалась несостоятельной, достаточно быть недостоверной хотя бы одной гипотезе в цепочке рассуждений. Здесь же нет ни одной надежной составляющей. Хлипкость каждого из оснований версии не мешает безапелляционному авторскому осознанию основательности всей постройки. Есть специальное добавление к статье «Из-за чего погибали пушкинисты?», именуемое «Прибавление», где очень сомневающийся, и совершенно не безапелляционный Лацис сам задаёт многие вопросы, которые возникают. Почему вы не пишете об этом? Невозможно, конечно, воскресить ушедших ученых; для их гибели, по-видимому, были другие причины. Но похоронить версию родства вполне возможно. Мне представляется, что осиновый кол для этого уже готов… Можно отметить, что прямые родственники Пушкина, живущие сейчас и даже некоторые носящие его фамилию, весьма скептически относятся к попыткам расширить круг родственников Пушкина без видимых объективных оснований. Они наняли вас адвокатом? Или это то самое толстовское «Не могу молчать»? Об этом свидетельствует, в частности, опубликованная в 1998 году в московской газете "Культура" заметка потомков великого поэта, Юлии Григорьевны Пушкиной, праправнучки, и Георгия Александровича Галина, праправнука, "С Пушкиным на родственной ноге". Ну, и в заключение. На дворе XXI век. Есть неопровержимые методы установления возможности родственных связей. Есть сохранившиеся пряди волос Пушкина, наверняка есть сохранившиеся следы крови Троцкого, есть прямые и безусловные родственники того и другого. Не проще ли решить гипотезу «прадед – правнук» на современном уровне? И тем, быть может, посрамить сомневающихся… Вот именно об этом я и писала в форуме, в той теме, где вы ко мне обратились. ВАМ, ЛИЧНО ВАМ, зачем кого-то посрамлять? Что это даст по отношению к умершему Лацису? К Пушкину? К Троцкому? Вам жалко терять из наших рядов такого выдающегося еврея ? Я вам честно скажу: мне очень странна позиция, которая заключается в том, что мы отбираем те из гипотез человека, которые греют нас и бьём его ногами за те, которые не совпадают с нашими чаяниями. Почему все с восторгом восприняли гипотезу о «Коньке-Горбунке»? Никто, кроме остающихся без работы «ершовцев» не бил Лациса ногами, особо несогласные пушкинисты просто промолчали, возможно, у них не было доводов в противовес. А вот когда появляется такая гипотеза, как «Троцкий – потомок Пушкина, тут всех надирает. Я не пушкинист и не троцкистка, мне кажется эта гипотеза Лациса несколько «вольной». Но её надо рассматривать как гипотезу. Пока не доказано обратное – может быть и так. PS. Автор приносит сердечную благодарность заведующей отделом генеалогии Государственного музея А.С. Пушкина (г. Москва) г-же О.В. Рыковой за доброе внимание и замечания, позволившие устранить некоторые неточности в этой работе.

 Отправлено: 29.11.07 17:57. Заголовок: "Последняя любовь Троцкого" или ЛЕВ В КАКТУСАХ (http://www.rg.ru/bulgakov):

 Отправлено: 29.11.07 18:38. Заголовок: Это вы на что этой п..

Это вы на что этой публикацией намекаете, Лепорелла ? Что Троцкий всё-таки не был правнуком Пушкина ? Или всё-таки был, потому как также любвеобилен?
На мой взгляд, в этом месте Лацис, конечно же, погорячился. Но мне, честно говоря, претит, когда статьи и разбор произведений построены на подтасовках и передёргиваниях, на умолчании или недоизученности.
Мне может многое во многом не нравится. Но, для того, чтобы оппонировать, надо знать предмет досконально!

 Отправлено: 29.11.07 18:56. Заголовок: А.Р.

Знать не ведую ни про каких Тр-тр-троцких . Так, по сузвучую, по ниитию, дай, думую ... и дал. Может это как-то Вам поможет в борьбе за правое ?

 Отправлено: 03.12.07 18:08. Заголовок: Между тем, какие че..

Продолжение статьи Лациса "Верните лошадь"


Между тем, какие черты своего облика передал коньку-горбунку Пушкин? Простодушие. Доброту. Неизбывную жизнерадостность. И что-то ещё. Избыток сил, способный превращать обыденную жизнь в приключения, подвиги, сплошные чудеса…
По причине своей бесталанности студент Ершов не мог быть подлинным автором «Конька-Горбунка». Но чем доказать, что подставная роль студента была известна Пушкину?
В поисках ответа нам предстоит заняться рассмотрением состава личной библиотеки Александра Пушкина. Вскоре убеждаемся, что даже простое перечисление названий может дать существенный результат. 13 апреля 1837 года посмертной пушкинской Опекой была закончена «Опись, составленная всем вообще книгам, оказавшимся в библиотеке А.С.Пушкина, на двадцати трех номерованных листах».
Сто лет спустя, в 1934 году, Л.Б.Модзалевский (младший) отозвался отрицательно: «Из описи нельзя составить никакого впечатления о том, в каком порядке или системе Пушкин хранил на полках свои книги…»
Впадая с собой в противоречие, Модзалевский на той же странице утверждал противоположное: «…опись…отражает непосредственную запись книг прямо с полок».
Конечно, жаль, что опекунская опись не была топографической. Жаль, что не указан шкаф, полка, а на ней – передний ряд и книги, стоявшие позади. Но всё же соблюдалось определённое напрвление осмотра. В тексте описи имеется пометка: «по стене слева». Значит, чередование записей было не вовсе хаотическое.
Когда Модзалевский-сын, Модзалевский-младший, преувеличивал недостатки опекунской описи, он тем самым повышал значение другого описания. Как известно, в 1910 году увидел свет каталог библиотеки Пушкина, составленный его отцом, Модзалевский-старшим. За «опекунской описью» утвердилась репутация документа небрежного, малополезного. На сём основании опись 1837 года остаётся неизданной, не изученной полностью. Из неё опубликована – всё тем же Модзалевским-младшим – небольшая выборка:
«Книги, бывшие в библиотеке Пушкина и не сохранившиеся».
Ради того, чтобы приспособить эти выписки к каталогу Модзалевского, они были перетасованы, размещены в алфавитном порядке.
Вернёмся к первоначальной нумерации, к той, которая дана в описи Опеки 1837 года. Сразу выясняется, что следы избранной Пушкиным расстановки книг сохранились. В частности, был, не мог не быть, отдел справочных изданий. В нём находились атласы, карты и различные словари: греко-русский, франко-латинский, немецко-чешский, многие другие. Особливо хранились русские журналы. Имелся также отдел церковных книг.
А теперь взглянем на то, что вполне могло создать впечатление полнейшего беспорядка. Вперемешку соседствуют шуточные стихи, повесть, очерки, деловая проза. Но что-то, всё же, их объединяет?
№739 – «Описание моста на Висле». За кратким заглавием скрывается не обозначенный автор – В.И. Даль.
№740 – Сцены из петербургской жизни. Укрытый тремя буквами «В.В.В.» – В.М. Строев.
№746 – Андрей Безыменный, повесть. Неизвестный автор – А.О. Корнилович.
№748 – Собрание стихотворений. Опять-таки не назван автор – И.П. Мятлев.
В то время – и по сию пору – знатоки книг сверялись с парижским четырёхтомным каталогом Антуана Барбиера «Словарь произведений анонимных и псевдонимных, сочинённых, переведённых, или напечатанных на французском и на латыни».
После кончины Антуана Барбиера дело его жизни продолжил Жозеф Кверар. В качестве предисловия к «Разоблачению литературных обманов» Кверар поместил письмо к московскому знатоку и покровителю, благодаря чьей щедрой помощи стало возможным осуществить издание.
Кто был не названный по имени русский библиофил? Полагаю, что не кто иной, как С.А.Соболевский.
Кстати, именно он, Соболевский, объяснил Пушкину, что, переводя «Песни западных славян», наш поэт принял за подлинник мистификацию, принадлежащую Просперу Мериме.
В апреле 1834 года С.А.Соболевский совместно с поэтом разбирал и упорядочивал домашнюю пушкинскую библиотеку. Как замечает позднейший биограф, «в этом деле Соболевский был незаменим». Биограф, В.В.Кунин, особо подчёркивает, что свои способности Соболевский употребил на «библиографическое оснащение творческих усилий писателей».
Мысль о том, чтобы выделить в специальный отдел всевозможные «барбиеризмы», скорее всего, принадлежала знатоку анонимных тиснений. Так или иначе, напрашивается вывод: в данном отрезке опекунской описи перечислены различные маскированные издания. Мы называли номера 739 и 740. Читаем соседнюю запись. №741. «Конёк-Горбунок» Ершова.
Выходит, что эта сказка, изданная в 1834 году, сразу была поставлена на полку, предназначенную для различных литературных мистификаций!

 Отправлено: 03.12.07 18:43. Заголовок: А.Р.

Наконец-то! Давно пора было вернуть "Лошадь" (см. Отправлено: 12.11.07). Спасибо, щас продолжим ... минуточку ...
Петр Павлович Ершов (6.3.1815 - 1869)

 Отправлено: 03.12.07 19:27. Заголовок: Ну, посмотрите на по..

Ну, посмотрите на портрет! Мог этот человек написать искристого "Горбунка"?

 Отправлено: 03.12.07 19:39. Заголовок: А.Р.

Адназначна. Хоть и ел за двоих, а не в коня корм, похоже: рожденный сивкой буркой не стаНет.

 Отправлено: 03.12.07 19:45. Заголовок: Продолжение. После..

Продолжение.

Последующие, не включённые в выборку Л.Б.Модзалевского номера заняты книгами, сохранившимися в составе библиотеки. Не окажутся ли какие-то из них опровержением всей цепочки догадок?
Учёный хранитель Пушкинского фонда Т.И.Краснобородько любезно сообщила: «В опекунской описи под интересующими вас номерами числятся следующие книги…»
Так выяснилось, что в том десятке номеров – с номера 739 по 748, – в который входит «Горбунок», почти все книги соответствуют нашим догадкам.
Однако два-три случая, казалось бы, непоправимо портят благополучную картину.
№743. Краткое описание дел Петра Великого.
В каталоге Модзалевского автором назван Тимофей Полежаев. Но в каталоге то ли небрежность, то ли ошибка. Тимофей Полежаев – не автор, а позднейший издатель. Подлинный автор на книжке не обозначен. И потому данный пример работает не на опровержение, а на подтверждение наших догадок.
Из-за ошибки Модзалевского самые дотошные исследователи не смогли разыскать книжку «Т.Полежаева» и вникнуть в судьбу находившегося у Пушкина экземпляра. Но если впоследствии ошибся Модзалевский – то не мог ли Пушкин впасть в ту же ошибку?
Есть возможность доказать, что Пушкину имя истинного автора – П.Н.Крекшина – было известно.
После кончины поэта министр Нессельроде обратился к Бенкендорфу, просил вернуть рукописи, взятые на дом из государственного архива. В черновике запроса Нессельроде упоминает, в числе прочих, «рукопись П.Н. Крекшина».
Но почему же упоминание о Крекшине не вошло в беловой текст письма министра? Очевидно, выяснилось, что Пушкин успел вернуть рукопись.
Зачем же Пушкину она спервоначалу понадобилась? По всему вероятию, когда он брал рукопись домой, он ещё не знал о существовании книжки! А затем, в середине октября 1836 года, М.Корф прислал обширную библиографию – список книг о деятельности Петра. В числе прочих в ней-то и поименовано краткое описание славных и достопамятных дел…
Пушкин сразу ответил: «Большая часть…мне неизвестна. Употреблю всевозможные старания, чтобы их достать».
Стало быть, Пушкин, приобретая безымянно изданную книжку, заранее знал имя её автора.
В разряд анонимов – опять-таки только на первый взгляд – не вмещается и следующее издание.
№744. Шахматный анализ Филидора.
Но прочитаем заглавие полностью. Перед нами «новейшее издание», осуществлённое с изменением способа нотации автором «Шахматных стратагем» А кто это? Опять-таки псевдоним. Его фамилия – Монтиньи – указана в каталоге Антуана Барбиера!
Впрочем, первоначальный автор, Филидор, согласно каталогам Барбиера и затем Кверара, тоже псевдоним! Его родовая фамилия была ДАникан.
Вдавался ли Пушкин во все эти подробности? Не обязательно. Достаточно предположить участие С.А.Соболевского.
Итак, мы убедились, что вся десятка книг, без единого исключения, состоит из изданий анонимных, псевдонимных или мистифицирующих.
Но как только мы выйдем за пределы десятка (№739-748), мы тут же споткнёмся.
№749. Стихотворения крестьянина Егора Алипанова.
Фамилия не вымышленная, подлинная. Если допустить, что № 749 попал не в свою компанию, тогда мы обязаны такое же предположение распространить и на №741.
Остаётся надеяться, что в книжке Алипанова есть какие-то свои занятные секреты.
Что же мы видим? Во-первых, как в случае с Филидором, в роли анонима выступает…издатель! Предисловие «От издателя» подписано двумя буквами: «Б.Ф.». Б.Ф. – журналист, которого все звали Борька Фёдоров.
Во-вторых, в этой книжке напечатаны, среди прочего, стишки, сочинённые вовсе не Алипановым, а маленьким мальчиком по имени Николенька. Сочинитель Николенька, которому всего лишь шесть лет – это сынок издателя. Он же в книжке торжественно величается «Николай Борисович Фёдоров».
Ещё раз отметим, что ни на одном из сохранившихся экземпляров отдельного издания «Конька-Горбунка» 1834 года никакой дарственной надписи нет, как не было её и на журнальной публикации.
Само собой разумеется, что мнимый, подставной автор не мог преподнести Пушкину его собственное, пушкинское сочинение.
И совершенно неправдоподобна, необъяснима обратная ситуация. Как мог студент Ершов, если допустить, что он и есть подлинный автор, если допустить, что Пушкин ему помог с изданием и вроде бы кое-что подправил – как мог её предполагаемый автор не выразить при помощи надписи свою признательность?
Остаётся единственный признак, по которому затесался в десятку анонимов и псевдонимов не подписанный «Конёк». Он находится на своём месте, в числе литературных мистификаций.

 Отправлено: 03.12.07 23:39. Заголовок: Что из этого следует..

Что из этого следует? Пусть продолжает издаваться, изучаться, приносить учёные степени принадлежащий П.П. Ершову «Конёк-Горбунок». В его. Ершова, обработке, то есть по тексту 1856 года.
И пусть на равных правах с пятью наиболее известными сказками Пушкина, с ними заодно, печатается пушкинская редакция «Конька-Горбунка». В точности воспроизводящая издание 1834 года. Всякому своё.
Известная поговорка гласит: «Когда двое говорят одно и то же – это далеко не одно и то же». Вот почему при перемене имени автора меняется смысл. Проступают сокрытые в глубине значения. Не те ли, о коих упоминала Анна Ахматова? «Бутафория народной сказки служит здесь для маскировки политического смысла».
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
Знакомо? Ещё бы: «Медный всадник. Петербургская повесть».
Что означают слова «петербургская повесть»? Неужели всего лишь то, что действие происходит в Петербурге и что статуя стоит на площади? Не похоже на Пушкина, чтобы он тратил слова попусту.
Всякое утверждение содержит в себе отграничение, противопоставление, отрицание.
Повесть, а не что? Не сказка.
Петербургская, а не российская.
Столичная, а не народная.
Какое там, в «Медном всаднике», основное противостояние? Государство и личность.
На чьей стороне Пушкин? Об этом спорят давно, в равной степени доказательно, в равной степени неубедительно. Права отдельно взятой личности тогда, в 1833 году, по преимуществу тема столичная.
Пушкин не свои взгляды излагает, а различные убеждения, бытующие в петербургском обществе. Вот как Пушкин пересказывает общепринятую, «петербургскую», точку зрения на историю.
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной,
Россию поднял на дыбы!
А вот строки забытые, упущенные из виду.
Конь поднялся от Земли,
Под ногами – лес стоячий.
Облака над ним ходячи…
Где отыскались эти строки? В первопечатной редакции «Конька-Горбунка». Тут не пародия на «Медный всадник», а своего рода противовес, как выражались древние эллины – «антифон», другая половина хора. На одном коне – Пётр Великий, или его воплощение, горделивый истукан, на другом коне, на Горбунке – Иван-дурак.
Неподвижная мощь государства и вольная воля народа – вот силы, которые приходят в соприкосновение, в столкновение на страницах сказки.
Страной правит отжившая, беззубая, седая власть. Скоро завершится очередной династический цикл. Он достигнет рокового, предельного возраста – семидесяти лет, и царствование упадёт в бурлящий, в кипящий котёл. А пока что страна тяжко страждет от неподвижности. От крепостничества? Не только. Многие беды оттого, что государство, оно же чудо-юдо рыба-кит, заглотнуло три десятка кораблей с парусами и гребцами. Заключённые находятся в китовой утробе уже десять лет. И пока они не будут освобождены – ничто не сдвинется с места.
Чудо-юдо рыба-кит лежит поперёк моря-окияна. И никуда не может повернуться преграда, остановившая всякое движение, любой прогресс.
Сотни раз печатали «Конька-Горбунка» под рубрикой «детская сказка», на уровне издательства «Малыш». Сказку давно бы вернули по принадлежности, Пушкину, если бы не следовала за этим опасность проникновения в авторский замысел.

 Отправлено: 03.12.07 23:39. Заголовок: Пушкин про десять л..

Пушкин про десять лет не случайно упомянул. В 1834 году минуло девять лет со дня мятежа на Сенатской площади.
Соответствующие выдержки приводим в редакции 1834 года.
Мы приедем на поляну –
Прямо к морю-окияну;
Поперёк его лежит
Чудо-юдо Рыба-кит;
Десять лет уж он страдает,
А доселева не знает,
Чем прощенье получить…
Все бока его изрыты,
Частоколы в рёбра вбиты…

Он, бедняк, меня прошал,
Чтобы я тебе сказал:
«Скоро ль кончится мученье?
Чем сыскать ему прощенье?
И за что он тут лежит?»
Месяц ясный говорит:
«Он за то несёт мученье,
Что без Божия веленья
Проглотил он средь морей
Три десятка кораблей.
Если даст он им свободу,
То сниму с него невзгоду…»

Чудо-кит поворотился,
Начал море волновать
И из челюстей бросать
Корабли за кораблями
С парусами и гребцами…
Остаётся признать очевидное. Никакие власти не разрешили бы прославленному певцу вольности обнародовать его сокровенные думы. С «Ершовым» цензура сделала промашку, но затем спохватилась. На протяжении тринадцати лет запрещалась дальнейшая перепечатка произведения, которое, мол, не соответствует современным понятиям и образованности.
Так продолжалось до кончины царя Николая (1855), до начала эпохи русских реформ. А первым указом Александра II был указ об амнистии, о возвращении декабристов.
К сожалению, задолго до того, в минуту «страшной хандры», то есть с перепугу, Ершов уничтожил бумажные следы участия Пушкина. Ершов устранял и, так сказать, стилистические улики. Он открещивался от достойного литературного уровня.
Вместо «Перстень твой, душа, сыскал» появилось «Перстень твой, душа, найдён». Вместо «Если ж нужен буду я» – «Если ж вновь принужусь я». Косноязычие и неблагозвучие плодилось и множилось. Например «приподнявшися».
Прошло сто лет. И нашлись умельцы усматривать в подобной маскирующей правке возросшее мастерство. В чём? «В творческом использовании художественных приёмов народной сказки».
Впрочем, столь несообразные похвалы делались в те годы, когда чудо-юдо рыба-кит вновь был частоколами изрыт и лежал поперёк дороги. Исторические науки, наравне со многими кораблями, парусам и гребцами, были обречены на неподвижность. И не дозволялось спросить: «Куда ты скачешь, Горбунок?»

Продолжение следует!

 Отправлено: 04.12.07 15:31. Заголовок: А.Р.

цитата:

А вот строки забытые, упущенные из виду. Конь поднялся от Земли, Под ногами – лес стоячий. Облака над ним ходячи… Где отыскались эти строки? В первопечатной редакции «Конька-Горбунка». Тут не пародия на «Медный всадник», а своего рода противовес, как выражались древние эллины – «антифон», другая половина хора. На одном коне – Пётр Великий, или его воплощение, горделивый истукан, на другом коне, на Горбунке – Иван-дурак.

Понравилось нам - как эллины древние выражались: "Антифон" горделивый. И про "истукана", и про "Ивана" - особенно, последнее.
Няня, читаю - как второго Дойля, Конана нашего любимого: аж бурка на плечах шевелится. Детективно.
И потом - Вы же это ВСЁ своей аппликатурой щёлкаете.
Я так не могу (даже неловко - сидеть, в носу... да на потолок... )

 Отправлено: 05.12.07 02:41. Заголовок: Не подлизывайтесь!..

Не подлизывайтесь!

 Отправлено: 05.12.07 06:10. Заголовок: А.Р.

Я же не кот ... Э! А где ж сметана? Я у вас тут вчера в холодильнике на ночь оставлял... Ну и дела-а-а...

 Отправлено: 05.12.07 15:33. Заголовок: У нашего построения ..

Последние несколько сообщений. Статья заканчивается, наберитесь терпения!

У нашего построения есть один недостаток: мало того, что оно неправдоподобно, оно ещё и невозможно.
Это что же выходит? Поднадзорный поэт Пушкин доверяется незнакомому студенту и привлекает его к тайным уловкам, к тому, чтобы обойти цензуру, Бенкендорфа, да ещё и высшего цензора, императора Николая.
Даже с Плетнёвым поэт не мог обсуждать никакие противоправные умышления. Характер Плетнёва и его придворное положение исключали возможность обдуманного ослушания, неподчинения властям. Между тем познакомивший Ершова с Пушкиным П.А.Плетнёв – та фигура, на которой держится весь сюжет.
Почему же Плетнёв не заподозрил никакой недозволенной подоплёки? В единственном случае он мог быть совершенно спокоен: если весь замысел исходил… от самого Плетнёва!
Зададимся вопросом, который обсуждался не раз. Если Пушкин – Моцарт, то в ком были чёрточки Сальери? Кто был труженик, преданный искусству, заучивший правила, не наделённый высоким дарованием, зато склонный к поучениям, повторявший: «Ты, Моцарт, недостоин сам себя!»
Называли – совершенно напрасно – Баратынского. Называли Вяземского. Даже в Пушкине, поскольку он уважал секреты мастерства и трудился прилежно, пытались отыскать штрихи сальеризма.
Плетнёва во внимание не принимали: он казался уж слишком бесцветным. Но Плетнёв, которому Пушкин предоставил право переменять знаки препинания, вероятно, не раз превышал полномочия и произносил что-нибудь вроде: «Ты, Пушкин, недостоен сам себя!» или: «Недостойно Александра Пушкина!». Пётр Александрович был при Пушкине на правах личного редактора, казначея и советчика.
«Я был для него всем…и другом, и издателем, и кассиром…Ему вздумалось предварительно советоваться с моим приговором каждый раз, когда он в новом сочинении своём о чём-нибудь думал надвое».
Перечитайте переписку Плетнёва с Гротом. Оказывается, мнения Плетнёва неустойчивы, его оценки меняются в зависимости от того, что люди говорят. Он судит размашисто, но всякий раз под влиянием только что услышанного. В конце концов Грот избавился от иллюзий и перестал ждать от Плетнёва каких-либо самостоятельных суждений.
Первая из сказок в народном духе, о царе Салтане, а за ней вторая, о мёртвой царевне, были напечатаны Пушкиным под своим именем. Вот что гласила недобрая молва, она же общее мнение.
Зачем автор «Евгения Онегина» и «Полтавы» взялся перекладывать в рифмы народные сказки? Пусть простонародные сказки печатаются в своём первозданном виде.
Пусть поэт создаёт своё, а не пробавляется пересказами.
Даже Виссарион Белинский поддался распространившемуся брюзжанию. В газете, так и называвшейся «Молва», он писал в конце 1834 года: «…судя по его сказкам мы должны оплакивать горькую, невозвратную потерю». «Пушкин теперь так мало народен, когда решительно хочет быть народным; странно видеть, что он теперь выдаёт нам за нечто важное то, что прежде бросал мимоходом, как избыток или роскошь».
По всему вероятию, Плетнёву показалось, что публика и впредь не сумеет дозволить Пушкину-поэту выходить за рамки, очерченные «Онегиным» и «Полтавой». А посему, чем выступать с ещё одной сказкой, не лучше ли взяться за продолжение «Онегина»?
О том есть свидетельство, оставленное поэтом. «Ты мне советуешь продолжать Онегина, уверяя меня, что я его не кончил». Затем о том же в стихах:
Ты мне советуешь, Плетнёв любезный,
Оставленный роман наш продолжать…
…Привалит публика, платя тебе за вход,
(Что даст тебе и славу и доход).
В подтверждение особой роли Плетнёва в судьбе «Горбунка» приведём выдержку из позднейшего – 1851 года – письма к нему П.П.Ершова. «Книгопродавец…сделал мне предложение об издании «Конька». …Я писал к нему, чтобы он доставил Вам рукопись и всякое Ваше замечание исполнил бы беспрекословно».
Стало быть, Ершов признавал, что суждения Плетнёва о тексте «Конька» важнее, чем собственное мнение Ершова.

 Отправлено: 05.12.07 15:35. Заголовок: Почему же Плетнёв м..

Почему же Плетнёв много лет спустя, после кончины Бенкендорфа, Уварова, царя Николая, не раскрыл всю подноготную?
Было бы не очень красиво ставить П.П.Ершова в то неловкое положение, которое создал сам Плетнёв. Претензии возникли бы не только моральные. Потомственная купчиха, Наталия Николаевна немедленно потребовала бы возвернуть денежки.
Кроме того, ординарный член Академии наук и ректор столичного университета не мог подорвать свою солидную репутацию и признать, что принимал участие в презабавном приключении, в обмане неусыпной цензуры.
Плетнёв не участвовал в преддуэльных интригах. Но с литературным наследием Пушкина, во избежание скандальных финансовых претензий вдовы, он счёл себя вынужденным обойтись не лучшим образом, и, сам того не желая, очутился в положении посмертного Сальери. Возможно, что были и другие подменные сюжеты, ещё более невероятные и, для самого Плетнёва, ещё более неудобные.
Подобные затеи могли увлечь Пушкина по многим причинам. Во-первых, ему была присуща страсть к созиданию тайн, розыгрышей, мистификаций.
Во-вторых, таким образом удавалось обойти некоторые неудобства, вызванные семейным положением. Человеку взрослому, привыкшему к самостоятельности, надо было время от времени (то есть, не однажды!) восполнять денежные запасы, неподотчётные домашним властям. Позднее Авдотья Панаева записала услышанный ею в 1840 году рассказ книгопродавца Смирдина: «Я пришёл за рукописью и принёс деньги-с; он поставил мне условием, чтобы я всегда платил золотом, потому что их супруга, кроме золота, не желала брать денег в руки. Вот-с Александр Сергеевич мне и говорит, когда я вошёл-с в кабинет: «Рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть…»
«– Я вас для того призвала к себе, чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесёте мне сто золотых вместо пятидесяти…Муж мой дёшево продал вам свои стихи. В шесть часов принесёте деньги, тогда и получите рукопись…Прощайте…»
«…И они сказали-с мне:…Нечего делать, надо вам ублажить мою жену…Я с вами потом сочтусь».
Значит, Пушкин как бы взял кредит, получил деньги вперёд. Как же он намеревался рассчитаться? За неимением свободных денег –товаром, очередной рукописью, на сей раз утаённой от супруги.
При сём окончательном расчёте было бы не худо получить заодно и ещё кое-какую наличность. Её можно отдать на хранение «казначею» – Плетнёву. Или пойти перекинуться в карты.
«По мне – лучше умереть, чем не играть в карты!» – ответил Пушкин заезжему английскому путешественнику, вопрошавшему с укоризною, зачем-де столь известный поэт тратит время на игру в карты…
В таком случае печатание под прикрытием подставного автора должно оказаться не из ряда вон выходящим событием, а уловкой, повторенной многократно. С точки зрения Плетнёва – дело семейное, дело привычное.
Быть может, невозмутимо честные компьютеры, проделав машинный анализ текстов, откроют будущим поколениям труднодоказуемые секреты Александра Пушкина. И тогда возможные версии превратятся в неоспоримый, неизбежный факт.
А пока что ограничимся присказкой из «Конька-Горбунка»: «Впрочем, всё благополучно». И полюбуемся на мастерски подобранный эпиграф:
Скоро сказка сказывается,
А не скоро дело делается.

 Отправлено: 05.12.07 15:35. Заголовок: ПОСЛЕСЛОВИЕ Шёл в к..

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Шёл в комнату – попал в другую.
Предполагал, что выступаю в кругу единомышленников. Оказалось, что после моего текста последует полемический отпор.
Дабы не оставлять читателей во власти сумбура впечатлений, попробую заблаговременно подкрепить свои догадки. Пожалуй, я чрезмерно возлагал надежды на самодовлеющую силу логики. К сожалению, не все читатели стремятся вникать во все хитросплетения, расставленные на пути к истине. Многие ограничиваются беглым просмотром. В затруднительных, спорных случаях они, как правило, на той стороне, где больше известных фамилий.
А посему обращаюсь за поддержкой непосредственно к Александру Пушкину. Уловки, которые я здесь рассматривал издалека, поэт изложил напрямик, в тщательно отделанных стихах.
Почему же сии строфы он не опубликовал, исключил их из состава «Домика в Коломне»? Не потому ли, что оставил за собой возможность прибегнуть к занятным литературным проказам?
Здесь имя подписать я не хочу;
Порой я стих повёртываю круто,
Всё ж, видно, не впервой я им верчу,
А как давно? Того и не скажу-то…
Покамест, можете принять меня
За старого обстрелянного волка
Или за молодого воробья,
За новичка, в котором мало толка.
У вас в шкапу, быть может, мне, друзья,
Отведена особенная полка –
А может быть, впервой хочу послать
Свою тетрадку в мокрую печать.
Когда б никто меня под лёгкой маской
(По крайней мере долго) не узнал!
Когда бы за меня своей указкой
Другого критик строго пощелкал!
Уж то-то б неожиданной развязкой
Я все журналы после взволновал!
Но полно, будет ли такой мне праздник.
Нас мало. Не укроется проказник.
К чему же впоследствии привела затея с «лёгкой маской»?
Читатель, можешь там глядеть на всех,
Но издали, и смейся то над теми,
То над другими: верх земных утех
Из-за угла смеяться надо всеми.
Но сам в толпу не суйся…или смех
Плохой уж выдет: шутками однеми
Тебя как шапками и враг и друг,
Соединяясь, все закидают вдруг.
Примерно так всё и свершилось. В согласии с предвиденьем поэта…
Если кого-либо интересуют подробности – остаётся посоветовать ещё раз перелистать предыдущие страницы.
31 октября 1997г.

 Отправлено: 05.12.07 15:37. Заголовок: Вот теперь моя душен..

Вот теперь моя душенька довольна! Вся статья лежит на веточке, аккуратненько моими нянинскими руками перепечатанная! Читайте и высказывайтесь!


Лепорелле: да ночью тут кошек приходило штук пять, так что, не обессудьте. Отдала я вашую сметану!

 Отправлено: 05.12.07 16:30. Заголовок: :sm228: ..

 Отправлено: 05.12.07 17:30. Заголовок: Арина Родионовна! Я ..

Арина Родионовна! Я потрясён!
Своими бесценными пальцами и всю статью!..


Действительно, это достойно уважения и восхищения. Что же в ответ Вам выдать? Кроме дискуссии, конечно…
А вот, что я Вам дам: ссылку на список Пушкинских книг, составленный Модзалевскими. Лацис упоминает этот список в своей статье.

http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/ps9/ps93001-.htm

Дискуссия – за нами! (Надеюсь:))))))))))))))

 Отправлено: 05.12.07 20:40. Заголовок: Я ещё одну статью на..

Я ещё одну статью напечатаю, уж больно она мне нравится!

 Отправлено: 07.12.07 01:27. Заголовок: А.Р.

«Быть может, невозмутимо честные компьютеры, проделав машинный анализ текстов, откроют будущим поколениям труднодоказуемые секреты Александра Пушкина. И тогда возможные версии превратятся в неоспоримый, неизбежный факт.»

Как знать, как знать...

В любом случае - большое читательское спасибо Вам с (Вашим) Лацисом: это было захватывающе детективно! И, что бывает крайне редко, чем больше текста написано-прочитано - тем интереснее. СПАСИБО!

 Отправлено: 07.12.07 02:59. Заголовок: На здоровье! Я, чест..

На здоровье! Я, честно говоря, не со всеми построениями и доводами согласна. Но уже печатаю (скоро буду выкладывать) следующую статью. Он занятно писал очень. И, что больше всего меня привлекает в его статьях – любил Пушкина, пытался до него ЖИВОГО «догрестись» сквозь слои пушкинистики, слухов и мифов (свои, правда, создавая, ну, да все мы не без греха!)

 Отправлено: 07.12.07 10:05. Заголовок: Спасибо, няня! Очень..

Спасибо, няня! Очень жду.

 Отправлено: 07.12.07 15:49. Заголовок: Тайны письмена За ку..

Итак, следующая статья Александра Лациса. Пока напечатала предисловие и две главы. Читайте!


Тайны письмена

За кулисами пушкинских строк



Меж непонятного маранья
Мелькали мысли, замечанья,
Портреты, числа, имена,
Да буквы, тайны письмена,
Отрывки, письма черновые…(«Евгений Онегин», YII глава, беловик)


Двойственным был не Пушкин. Двойственным было положение. В сентябре 1826 года, в дни московского свидания с царём, поэту могло почудиться, что он действительно отпущен на свободу. Что он свободен хотя бы в своих передвижениях.
Но нет! Ему предоставлялась свобода испрашивать разрешение на поездки. И получать унизительные отказы. Свобода печататься – под двойной цензурой. Свобода писать письма – которые прочитывались на почте. Свобода находиться под неусыпным тайным надзором. И свобода давать показания на допросах о написанных много лет назад «злоумышленных, недозволенных» стихах.
Пушкин считал разумным «принимать всерьёз» все уверения и обещания. Ему, мол, в голову не приходит сомневаться в доброте царя.
Изо дня в день ищейки шли по следу. И нельзя было подать вид, что заметил погоню. Надо было играть роль человека до того бесхитростного, до того душа нараспашку, что ему не может прийти на ум никакое зловредное помышление.
Почему же не всегда он относился терпеливо к явным знакам недоверия и враждебности?
Именно потому, что просто глупо принимать как должное, как нечто заслуженное явные препоны, запрещения, оскорбления.
О тайных подлостях до поры до времени не догадываться, на явные пакости непременно отвечать. Никакой иной линии поведения не могло быть, раз уж такие сложились обстоятельства.
«Притворяться ничего не примечающим казалось ему глупым». Эти о многом говорящие слова он куда-то вставил и преспокойно напечатал, придав им вид сказанных «без значения».

 Отправлено: 07.12.07 15:51. Заголовок: Согласья нет Попро..

Согласья нет

Попробуем проникнуть в смысл непонятных мест, которые встречаются в письмах Пушкина к Плетнёву.
Впрочем, что там непонятного? «До того доходит, что хоть в петлю». Именно так писал Александр Пушкин из Болдина П.А.Плетнёву о своём жениховском положении.
Выражение столь же отчаянное встречаем в письме к самой невесте:
«Я не желал ничего лучшего, как заразы». Но разве Болдинская осень 1830 года не относится к числу наиболее плодотворных, удачных, отрадных страниц творческой жизни поэта?
Значит, что же? Пушкин-творец был необычайно окрылён в те самые дни, когда Пушкин-человек находился в полнейшем отчаянии?
Два разных Пушкина, существовавших одновременно?
Не наваждение ли это? А если наваждение, если миф, который противоречит представлениям о личности удивительно цельной, то как принимать приведённые цитаты?
Весьма тревожные – по крайней мере на вид – болдинские письма Плетнёву и письма к невесте могут оказаться между собой не связанными. Одинаковые слова? Похожие фразы? Отсюда не вытекает, что их значение обязательно сойдётся.
А если по-прежнему выводить смысл сказанного в письме к невесте из того, что прочитали в письме к Плетнёву, мы будем неизвестное и недоказанное объяснять через недоказанное и неизвестное.
Сначала порассуждаем о письмах к Плетнёву. И тут, соответственно, не будем вспоминать о невесте? Да нет, так не получится. Слово «невеста» торчит на любой и каждой странице.
Осенью 1830 года Пушкин из Болдина писал в Петербург П.А.Плетнёву в выражениях предельно взволнованных, прямо-таки трагических.
Многие нынешние читатели искренне полагают, что тягостное настроение вызывали у поэта дела семейные. Это мнение, это убеждение поневоле отбрасывает длинную мрачную тень на суждения о дальнейших днях семейной жизни поэта.
Цитирую книгу английского профессора Уолтера Викери «Смерть поэта», изданную в Лондоне в 1968 году. «Не будет ни преувеличением, ни излишней драматизацией сказать, что его погибель началась значительно ранее, пожалуй, в 1831 году, в год его женитьбы…или ещё того ранее».
Мысль английского пушкиниста весьма парадоксальна, не так ли? Но когда перечитываешь этюды А.Ахматовой и М.Цветаевой, начинаешь думать, что нечто схожее и у них лежало камнем на душе.
Оно и понятно, оно и неизбежно, поскольку во всех рассуждениях о Пушкине-женихе его письма к Плетнёву принимаются за своего рода камертон. Более того: на эти письма ссылаются гораздо чаще, чем на пушкинские письма, обращённые к самой невесте!
Вот до чего размашисто нам преподносят выдержку из письма к Плетнёву: «Пушкин поверяет Плетнёву то, что не поверял тогда никому (это не преувеличение), – свою тоску, неуверенность в будущем, невесёлые мысли перед свадьбой <…> Теперь эти строки <…> цитируются в сотнях статей и книг, читаются миллионами людей, а предназначались они для одного Петра Александровича Плетнёва».
Насчёт сотен книг и статей замечено верно. Но из следующего же пушкинского письма нам предстоит узнать, что его болдинские послания были предназначены не только «для одного Плетнёва».
Их читали, над ними размышляли Василий Андреевич Жуковский и Антон Антонович Дельвиг.

 Отправлено: 07.12.07 15:53. Заголовок: Пересуды и намёки ..

Пересуды и намёки

Так ли всё понятно в действительно доверительных письмах Пушкина к Плетнёву?
Насчёт невесты, тёщи и опять же свадьбы есть там выражения труднообъяснимые, противоречащие известным сведениям, а то и вовсе странные.
«Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? В Калугу? В Тверь? В Карлово к Булгарину? Ничего не знаю. Журналов ваших я не читаю; кто кого?»
Не помогут ли нам комментарии пушкинистов? «Где моя» – Н.Н.Гончарова в это время находилась в Москве. «В Карлово к Булгарину» – Карлово – имение Булгарина; упомянуто в шутку» (И. Семенко).
Ещё из примечаний пушкинистов: « “В Карлово к Булгарину». – В значении “к чёрту на рога!”» (Т.Цявловская).
Вряд ли подходящее объяснение. Почему Пушкину вздумалось спрашивать проживающего в Петербурге Плетнёва о том, что ему, Пушкину, в точности известно?
Наталия Гончарова находится в Москве. Пушкин это знает: он только что получил от неё письмо.
Меж тем Плетнёв, как и другие петербургские друзья поэта, пока что не знаком ни с Натальей Николаевной, ни с её матерью, будущей тёщей, Натальей Ивановной. В Москве ни разу не бывал, в глаза не видел Гончаровых.
Наконец, как можно подумать, да ещё и сообщать приятелю, что собственная невеста способна-де вдруг очутиться на берегу Финского залива, на даче у Фаддея Булгарина?
Подобная шутка вдвойне неприлична, ибо Булгарин женат на особе лёгкого поведения.
Ужель невеста такова, что одна мысль о ней наводит тоску и уныние? Столь неосмотрительный вопрос, вероятно, и задал Плетнёв. Притом не только от своего имени, но и ссылаясь на Жуковского и Дельвига.
Это письмо до нас не дошло. Его мог уничтожить сам Пушкин, чтоб оно не попало на глаза Наталии Николаевне и не испортило её отношение к друзьям поэта. А если неосторожное письмо он всё же укромно сберёг, то при посмертном разборе бумаг его забрал Жуковский. Не зря Василий Андреевич настаивал, чтобы письма к Пушкину были возвращены тем, кто их писал. И эту мысль осуществил по отношению к письмам – своим и Плетнёва.
Но что отвечал Пушкин на не дошедшее до нас письмо Плетнёва? «Сей час получил письмо твоё и сей час же отвечаю. Как же не стыдно тебе было понять хандру мою, как ты её понял? Хорош и Дельвиг, хорош и Жуковский. Вероятно, я выразился дурно; но это вас не оправдывает. Вот в чём было дело: <…>»
Далее Пушкин подробно повторяет то, что он хотел сказать. Он рассуждает о тёще. (Пушкин отчётливо подчеркнул это слово.) И о молодой жене.
Нам, людям непосвящённым, не очень понятно: уместно ли невесту заблаговременно именовать женой? Но, думаем мы, раз Пушкин, сам Пушкин так пишет, стало быть, эта неточность, эта вольность была допустима.
Почему Пушкину пришлось вдаваться в объяснения? Потому, что его петербургские друзья не поняли шифра? Значит, он, шифр, не был с ними, с друзьями, заранее условлен? Тогда спрашивается, во-первых, зачем же отправлять письмо, зашифрованное способом никому неизвестным и недоступным?
Во-вторых, мог ли Пушкин, убедившись, что его не поняли, ограничиться тем, что всю тайнопись повторил ещё раз?
Если же он рассчитывал, что уж теперь-то его поймут, значит, в ходе повторения им вставлены какие-то всё объясняющие намёки.
«Человек мыслящий беспокоен и волнуем будущим. Доселе он я – а тут он будет мы. Шутка! От того-то я тёщу и торопил; а она, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимала да хлопотала о приданом, чорт его побери. Теперь ты понимаешь ли меня? Понимаешь, ну, слава Богу!» (ХIV, 113).
Возможно ли сказанное Пушкиным воспринимать буквально? Получится всего-навсего, что, пока человек холост – он один, а когда поженится – тогда возникнет семья, состоящая из двух человек.
Неужели подобные откровения и впрямь были неизвестны корреспондентам Пушкина? Либо, по мнению Пушкина, полностью рехнулись Плетнёв, Жуковский и Дельвиг, либо тут налицо не пустое общее место, а некое иносказание. Попробуем свести намёки воедино.
Пушкин («человек мыслящий») – «беспокоен и волнуем будущим».
Доселе свои намерения (очевидно, известные Плетнёву) поэт пытался осуществить в одиночку. («Доселе он я», или, как было написано первоначально, «доселе он один».)
Теперь осуществлению прежнего замысла должно способствовать положение человека семейного: одно дело – «я», другое дело – «мы».
Однако есть препятствие: некто, условно именуемый «тёща», продолжает тормозить планы поэта. То под предлогом заботы о приданом, иначе говоря – о материальном положении, о деньгах, то выдвигая всевозможные претензии, не имеющие отношения к делу. Иносказание завершается фразой, похоже, что ключевой: «Теперь понимаешь ли ты меня? Понимаешь…»

 Отправлено: 07.12.07 18:28. Заголовок: А.Р.

Спасибо, очень интересно.

 Отправлено: 07.12.07 21:26. Заголовок: Няня: "В Карлово..

Няня: "В Карлово к Булгарину? -В значении “к чёрту на рога!”» (Т.Цявловская)
....Подобная шутка вдвойне неприлична, ибо Булгарин женат на особе лёгкого поведения".

Булгаринское Карлово не на берегу Финского залива. Это в Тарту, бывшем Дерпте. На старом кладбище этого города - Раади - нашёл свой последний покой Фаддей Венедиктович Булгарин рядом со своей Леночкой (так её называл Грибоедов) и одним из своих сыновей. Там же, рядом с Булгариными, - Зейдлиц, первый биограф Жуковского. На православной части кладбища есть захоронения других Булгариных. Кто они? Надписи стёрты, но могилы содержатся в порядке. Недалеко от них - покоится Маша Протасова-Мойер, муза Жуковского. Она умерла во время вторых родов. Первые роды были очень тяжёлые, их принимал Зейдлиц, ученик Мойера (учеником Мойера был также Н.И.Пирогов). А в другой раз Зейдлица рядом не было...
Я была в Тарту прошедшим летом. Сделала снимки.
Сверчок, если только будет нужно, могу выслать Вам эти грустные виды.

 Отправлено: 07.12.07 22:08. Заголовок: "Всегдашей весёл..

"Всегдашей весёлости южан я предпочитаю славянскую грусть", - приблизительно так писал дионисиец Ницше, в жилах которого текла и славянская кровь тоже. Правда, в другом месте, он мог запросто послать занудно-серьёзных собратьев (во главе с Вагнером, страсть к которому, к его музыке и поэзии, сменилась - весьма резко - на противоположное чувство ревности, доходящей до язвительного неприятия ... всего немецкого - см. его эссе "Казус Вагнера") ... "в Карлово" и принять "позу любви" к солнечному ... Бизе: на Юг! на солнечный Юг!
Человек живой - сплошное противоречие, только редкие "правдолюбцы" или бесстрашные гении, сознавая и принимая таковую свою природу, не боятся и не стесняют себя малодушным враньём, но - спокойно говорят нам, читателям, свою (очередную) правду о себе (и о нас).

 Отправлено: 07.12.07 22:45. Заголовок: И о нас. О, душа... ..

И о нас. О, душа...
Спасибо.

 Отправлено: 08.12.07 03:39. Заголовок: Мужчина сеяла горох ..

Продолжение! Это только самое начало истории! Готовьтесь! Сейчас пред ваши ясные очи предстанет начало очень интересной версии! Итак!


Мужчина сеяла горох

С какой стати Пушкин в письмах к Плетнёву, в двух подряд, сетует на то, что невеста ему не пишет?
Разве мог Пушкин забыть, что 9 сентября сообщал тому же Плетнёву:
«Сегодня от своей получил я премиленькое письмо…»
Второе письмо от Н.Н.Гончаровой пришло в конце сентября. Третье – только что, 26 октября. Но что же тогда кроется под вопросом: «Где моя?»
Нельзя ли тут, в письме к Плетнёву от 29 октября, подразумевать некую особо важную рукопись? Сразу приходит на ум «Моя родословная». Не получается: стихи эти, кажется, ещё не написаны. А если вчерне и написаны, то ещё никому не отосланы. Не имеется ли в виду «моя трагедия»? Не получается: издание «Бориса Годунова» дозволено, идёт своим чередом, об этом Пушкин в тех же письмах спрашивает отдельно, напрямик.
Быть может, где-то ходит по рукам Десятая глава «Онегина»? Не получается: ни о чём подобном до нас не дошло ни звука.
Что остаётся? Довольствоваться отрицательным выводом? Значит, мол, никакой тайнописи не было? А что было? Всего-навсего повышенная чувствительность порывистого, противоречивого поэта?
Пока что, не отвлекаясь на спор, будем искать смысл, цель всего, что кажется непонятным. Например, не может не озадачить фраза из первого болдинского письма к Плетнёву: «Прости ж, моя милая».
Тут не опечатка. Печатают в точности так, как написано. Между тем такая форма обращения в других письмах к Плетнёву не встречается. Не вправе ли мы усмотреть некий игровой намёк? «Друг Плетнёв, кое-что из сказанного понимай наоборот, не в женском, а в мужском роде…»
Для пробы приведём отрывок: «…а она, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимала да хлопотала…»
Перестроим это место в мужской род: «…а он, как баба, у которой долог лишь волос, меня не понимал да хлопотал о приданом, чёрт его побери».
Сочетание «он, как баба» выглядит, пожалуй, естественнее, чем «она, как баба». Яснее проступает подразумеваемая часть: «долог лишь волос, а ум короток».
Другой слой подразумеваний состоит из определений, так сказать, семейственных. «Жена» и «мать невесты». «Невеста» и «тёща». Однако тут нет твёрдой шкалы постоянных прозвищ. Перед нами – скользящая цепочка намёков. Иносказания чередуются в зависимости от того, которое придётся к месту, прозвучит более гладко, не вызовет подозрений у постороннего глаза.
Вот почему одно и то же лицо может иметь несколько обозначений. При изучении текста выясняется, что «невеста» и «жена» – это разные персоны, а «невеста» и «тёща» – один и тот же человек. По всему вероятию, не кто иной, как граф Александр Христофорович Бенкендорф. К нему и относится вышеприведённая фраза: «От того-то я тёщу и торопил, а он, как баба…»
Соответственно жена, молодая жена, мать невесты – опять-таки один человек, государь император Николай Павлович.
Возможно, что некое иносказание заключено в слове, которое выглядит вполне невинно, взаправдашно: «приданое».

 Отправлено: 08.12.07 06:19. Заголовок: Л.

 Отправлено: 08.12.07 21:35. Заголовок: Впечатлились?! То ли..

Впечатлились?! То ли ещё будет!

 Отправлено: 08.12.07 23:25. Заголовок: няне (подхватываем!):

ой-ё-ёй!

 Отправлено: 09.12.07 01:46. Заголовок: Вольная луна Одно ..

Вольная луна

Одно из болдинских писем к Плетнёву много лет спустя поступило в хранилище в составе бумаг В.А.Жуковского. Значит, Жуковский не только читал эти письма, но и впоследствии мог возвращаться к их тексту.
Кроме того, разбирая архив Пушкина, Жуковский, вероятно, обратил особое внимание на письма от Бенкендорфа. Из них видно, что на голову поэта падали нарекания и отказы. Вот краткая и неполная сводка за годы 1829-й и 1830-й.
Почему странствовал за Кавказом и посещал Арзрум, не испросив позволения? Прикомандироваться к действующей армии? Нельзя, «поелику все места в оной заняты».
В Париж и в Италию? Нельзя, так как «это слишком расстроит Ваши денежные обстоятельства и, к тому же, отвлечёт Вас от Ваших трудов».
«Вы внезапно рассудили уехать в Москву, не предваря меня <…> о сей Вашей поездке».
В Китай? Поздно, все места в составе нашей миссии заняты.
В Полтаву? Его Величество «запрещает Вам именно эту поездку».
Отголоски сетований Пушкина слышатся в памфлете Жуковского, написанном после гибельной дуэли и обращённом к Бенкендорфу.
«Ваше сиятельство не могли не заметить этого угнетающего чувства, которое грызло и портило жизнь его <…> эти выговоры, для вас столь мелкие, определяли целую жизнь его: ему нельзя было тронуться с места свободно, он лишён был наслаждения видеть Европу, ему нельзя было произвольно ездить и по России, ему нельзя было своим друзьям и своему избранному обществу читать свои сочинения, в каждых стихах его, напечатанных не им, а издателем альманаха с дозволения цензуры, было видно возмущение.
Позвольте сказать искренно. Государь хотел своим особым покровительством остепенить Пушкина и в то же время дать его гению полное его развитие; а вы из сего покровительства сделали надзор, который всегда притеснителен…»
В связи с приготовлениями к женитьбе Пушкин заранее обратился к властям. Он просил разъяснить, каково, собственно, его положение. Не находится ли он на дурном счету? Вправе ли он жениться? В ответ получил письменные заверения: его желание вступить в брак одобряется, никаким стеснениям он не подвергается.
На фоне обрисованной Жуковским картины перечитаем фразу: «Доселе он я – а тут он будет мы. Шутка!»
Она означает: покамест Пушкин был один – ему отвечали отказами, запрещали любые поездки. «А тут он будет мы». Двое…
Доселе речь шла просто о путешествии. Теперь совсем другое дело! Вековой обычай…
Посмеют ли они снова отказать? Уже не одному, а двоим? Это будет неслыханная бесцеремонность, верх неприличия.
Под свадьбой, которая всё откладывается, вместо которой поэт получает лишь колкие упрёки от «тёщи», под «свадьбой» не следует ли разуметь дозволение отправиться в свадебное путешествие?
Не потому ли, будучи в Болдине, поэт с таким волнением ожидал ответа?
Ожидание письма, вдруг да благоприятного, мучительная неопределённость – всё это и впрямь было. Но не по той причине, не от того адресата, не от Наталии Николаевны Гончаровой.
Пушкин уже применял похожие приёмы пятью годами ранее, в письмах 1825 года. Речь шла о том же, о подготовке к заграничному путешествию. В тот раз секретный замысел обозначался другим ключевым словом – не «свадьба», а «коляска».
На условном языке Пушкин вопрошал своих корреспондентов так же настойчиво, так же взволнованно: «А об коляске сделайте милость, напишите мне два слова, что она, где она? etc.».
Биографам вряд ли удалось бы раскрыть истинное значение вопросов «что она? Где она?», если бы о всей затее не рассказал впоследствии получатель писем Алексей Николаевич Вульф. Услышанное от Вульфа наиболее ясно изложил П.В.Анненков («Пушкин в Александровскую эпоху». СПб., 1874. С.288-289):
« Они положили учредить между собой символическую переписку, основанием которой должна была служить тема о судьбе коляски, будто бы взятой Вульфом для переезда».
М.Цявловский в 1916 году опубликовал эссе «Тоска по чужбине». Оно перепечатано в его посмертном сборнике «Статьи о Пушкине» (М., 1962. С. 131-156). В «Тоске по чужбине суммированы сведения о «коляске» и о дальнейшем ходе событий. По мнению учёного, всё остановилось после резолюции, объявленной Бенкендорфом в письме от 17 января 1830 года. Подлинник на французском, перевод привожу с уточнением:
«…Государь не соизволил снизойти к Вашей просьбе относительно посещения чужих краёв, полагая, что сие слишком расстроит Ваши денежные дела и вместе с тем отвратит Вас от Ваших занятий».
«После этого отказа, – заключает М.Цявловский, – Пушкин, хотя уже и не делал более попыток получить разрешение на поездку за границу, но расстаться с мечтой побывать в Западной Европе не мог».
Однако, вчитываясь в болдинские письма к Плетнёву, мы начинаем понимать, что поэт сумел найти новый, как ему представлялось, неоспоримый предлог. Вот почему осенью 1830 года взамен «коляски» объявились другие условные обозначения.
Чем достижимей казалась цель, тем осторожней становилась пушкинская тайнопись. Почти всё, сказанное в письмах о «свадьбе», о «невесте», выглядит вполне естественным.
К сожалению, получатель писем не последовал примеру Алексея Вульфа. Плетнёв остался молчалив, ни об одной ему известной пушкинской тайне не проронил ни слова.
Что ж, сосредоточим наше внимание на самих письмах. Одни и те же извлечения будем приводить не раз. Покажем их в другом повороте, с обратной, с невидимой стороны.




Продолжение следует...

 Отправлено: 09.12.07 08:45. Заголовок: А.Р.

Арина Родионовна, спасибо! (Спасибо, тк скзт, и всем лпетневым-гончаровым-молчалиным!) А вот бенкендофам руки-то и не подадим: "До чего же мы рады, сволочи, что он умер в своей постели", Галич (это для "молодых").
Насчёт свадьбы (свадебного путешествия, в первую очередь!) - прав Лацис, ой как прав, молодец!
Но тут вот что на ум-то приходит: укатили бы Пушкины "в коляске в Европы" - да и не возвратилися б! (даю 3 к 1, пари - не угодно, господа?) И Европейская история ТАКИ повернулась бы лицом ... к России, при условии, что Пушкин, как Шопен, к примеру, лет 15-20 пожил бы ТАМ.
Впрочем, как знать, как знать...
Бенкендорф - просто св... При этом, заметим, что Николая он и это всё - очень даже устраивало и вовсе не расстраивало.
Я принимаю Ахматовский приговор: солдафон, разве что "преисполненный" и "обличённый".
Жандармы http://www.emc.komi.com/01/07/003.htm
«Жандармы (фр. gеandarme – люди оружия, полиц.солдат) – вооружённая полиция, имеющая военную организацию и занимающаяся охраной общественного порядка. В России появились в качестве военной полиции в гатчинских войсках Павла I.

Первоначально наблюдала за порядком в войсках на марше, занималась расквартированием солдат, погребением погибших, борьбой с мародёрами. В 1815 была введена в армии. 1 ФВ 1817 в Петербурге, Москве и 56 губернских и портовых городах были образованы жандармские команды, на формирование кот. пошли полицейские драгуны. В 1826 шефом жандармов был назначен Бенкендорф А.Х. 15 ИЛ 1827 указом Николая I жандармы были сведены в корпус, шефом которого был начальник Третьего отделения. В 1836 было провозглашено создание Отдельного корпуса ж. Находился так же при Третьем отделении, а с 1880 при Департаменте полиции.

Руководитель – шеф жандармов (начальник Третьего отделения, а с 1880–- министр внутренних дел). В 1844 шефом жандармов и начальником Третьего отделения был назначен Орлов А.Ф. В 1861-1864 начальником штаба корпуса жандармов и управляющим III отделением был назначен Шувалов П.А. Жандармерия вызывала ненависть радикально настроенной молодёжи. Поэтому жандармские чины часто становились объектом террористических актов. Так, в 1878 Кравчинский С.М. убил шефа жандармов Мезенцева Н.В. В 1875 Корпус жандармов был преобразован в Отдельный корпус жандармов, просуществовавший до кон. ФВ 1917. В МЙ 1882 шефом жандармов и одновременно министром внутренних дел был назначен Толстой Д.А. В 1902 – Плеве В.К.

Носили форму небесно-голубого цвета. Численность: в 1827 - 4278 человек, в 1880 – 6808 человек.»

 Отправлено: 11.12.07 15:56. Заголовок: к "шифрам" Пушкина:

http://www.ruthenia.ru/document/527773.html

 Отправлено: 11.12.07 20:09. Заголовок: Мёртвый, погибший и ..

Мёртвый, погибший и ЗАКОНЧИВШИЙСЯ Пушкин очень выгоден всем нашим современным пушкинистам (простите, Марта и Таша)! Он – молодец! Он столько оставил им работы! А так – все бы педагогами по литературе в школе работали!

 Отправлено: 12.12.07 17:55. Заголовок: Продолжение работы Лациса "Тайны письмена"

Окончание главы "Вольная луна"


Для наглядности сохраняем пушкинскую пунктуацию. В письме от 29 сентября в соответствии с пушкинским значком «etc.», то бишь «и т.д. и проч.», попробуем дополнить до конца фразы намеченную поэтом стихотворную цитату из поэмы «Цыганы»:
«Вот в чём было дело: Тёща (выделено Пушкиным) моя отлагала свадьбу за приданым, а уж конечно не я. Я бесился. Тёща начинала меня дурно принимать и заводить со мною глупые ссоры; и это бесило меня. Хандра схватила и чёрные мысли мной овладели. Неужто я хотел иль думал отказаться? Всё, что ты говоришь о свете, справедливо; тем справедливее опасения мои, чтоб тётушки да бабушки, да сестрицы не стали кружить голову молодой жене моей пустяками. Она меня любит, но посмотри, Алеко Плетнёв, как гуляет вольная луна etc.».
Явно ошибочно истолковано это место в «Переписке А.С.Пушкина» (Т.2.С. 131): «Пушкин имеет в виду монолог старика в «Цыганах» <…> со стихами:

Кто сердцу юной девы скажет:
Люби одно, не изменись?»

Комментаторы убеждены, что речь должна идти непременно о «юной деве». И не считаются с тем, которые именно строчки указывает Пушкин. А он обозначил вполне определённое место:

Взгляни: под отдалённым сводом
Гуляет вольная луна;
На всю природу мимоходом
Равно сиянье льёт она;
Заглянет в облако любое,
Его так нежно озарит, –
И вот уж перешла в другое,
И то недолго посетит.

Ошибку комментаторов, пожалуй, можно извинить. Эти стихи не вяжутся с нашим представлением о семнадцатилетней Наталии Гончаровой. Более вероятно, что «вольная луна» – это всё тот же царь Николай.
Держится приветливо, можно сказать, любит. Да что толку? Он далеко, он ненадёжен, непостоянен, ибо в любой день ему может что угодно наговорить придворное окружение.

 Отправлено: 12.12.07 17:58. Заголовок: Продолжение работы Лациса "Тайны письмена"

Жду погоды…

Остановимся на последнем письме к Плетнёву, написанном в Болдине в конце октября, вероятно, 28 или 29 октября 1830 года:
«Я сунулся было в Москву, да узнав, что туда никого не пускают, воротился в Болдино да жду погоды. Ну уж погода! Знаю, что не так страшен чорт як его малюют; знаю, что холера не опаснее турецкой перестрелки. Да отдалённость, да неизвестность – вот что мучительно. Отправляясь в путь, писал я своим, чтоб они меня ждали через 35 дней.
Невеста и перестала мне писать, и где она, и что она, до сих пор не ведаю. Каково? То есть, душа моя Плетнёв, хоть я и не иных прочих, так сказать – но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь, и снег, и по колено грязь. Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? В Калугу? В Тверь? В Карлово к Булгарину? Ничего не знаю.
Журналов ваших я не читаю; кто кого? Скажи Дельвигу, чтоб он крепился…» Со времени первой публикации, с 1885 года, текст печатался не вполне исправно: «чтоб они меня ждали через 25 дней». Однако первоначальное «25» отчётливо переправлено Пушкиным на «35».
А какая цифра стоит в письме к Наталии Гончаровой от конца августа 1830 года? Никакой цифры там нет, там вообще не говорится ни слова о сроках возвращения.
Так кто же «невеста», которая «перестала мне писать»? Кто угодно, но только не Наталия Николаевна. Ибо ей, в тот самый почтовый день, Пушкин пишет: «Письмо ваше от 1-го октября получил я 26-го».
Надо воздать должное тому, сколь тщательно Пушкин морочит голову возможным непрошеным читателям чужих писем. Для придания сходства с письмом к Плетнёву он и у Наталии Гончаровой спрашивает: «Где вы, что вы? <…> Если вы в Калуге, я приеду к вам через Пензу…»
Калуга упоминается в обоих письмах. Но «Карлово» – только в письме к Плетнёву!
Вся суть в том, что рядом с Карловым, невдалеке от имения Булгарина, находилась дача Бенкендорфа. Значит, он и есть «невеста», которая не пишет, оставляя поэта в тревожной неизвестности.
Заодно попробуем определить, о ком сказано «где моя». Возможно, опять Бенкендорф.
А де «гуляет вольная луна», где находится «мой цензор», царь Николай, – сие было известно из газет. 7 октября 1830 года «моя», то есть «мой», уехала, то есть «уехал», из чумной Москвы.
Намёк «да жду погоды» делается не впервые. Сравните в письме к Жуковскому от октября 1825 года: «…итак погодим, авось ли царь что-нибудь решит в мою пользу.<…> Милый мой, посидим у моря, подождём погоды».
Читатели письма от октября 1830 года – Плетнёв, тот же Жуковский и Дельвиг – должны были, как и пять лет назад, припомнить скрытую цитату, строфу из начальной главы «Евгения Онегина»:

Придёт ли час моей свободы?
Пора, пора! Взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии…
Видимо, какое-то время Пушкин питал надежду получить положительный ответ насчёт «погоды». Но прошло без малого два месяца, кончился сентябрь, кончается октябрь, а ничего не видно и не слышно.
Перечитаем – в нашем истолковании – наиболее важные места из последнего письма:
«Ну уж погода! <…> Да отдалённость, да неизвестность – вот что мучительно. <…> [Бенкендорф] и перестал мне писать, и где он, и что он, до сих пор не ведаю. Каково? То есть, душа моя Плетнёв, <…> до того доходит, что хоть в петлю».
Укрытые в письмах к Плетнёву обиняки содержат ранее нам неизвестные оценки. Вот письмо от 9 сентября. Вместо «невеста» будем читать «Бенкендорф», вместо «жена» – «царь»:
«Ты не можешь вообразить, как весело удрать от Бенкендорфа, да и засесть стихи писать. Царь не то что Бенкендорф. Куда! Николай – свой брат. При нём пиши сколько хошь. А Бенкендорф пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает…»
Говоря то же самое иными словами, «холостое» состояние, когда Пушкина ещё не сговорили с «невестой», было не в пример свободней. «Невеста» – навязанный царём поэту Бенкендорф – оказалась подозрительней и придирчивей, чем обычный, нижайший цензор, чем тупейший и трусливейший Щеглов.

 Отправлено: 22.12.07 17:05. Заголовок: Разумеется, не след..

Продолжение главы "Жду погоды"


Разумеется, не следует усматривать «тайны письмена» чуть ли не в каждой строчке. Было бы ошибкой утверждать, что в письмах к Плетнёву нет ни слова о делах семейных.
Когда Пушкин пишет «Дела будущей тёщи моей расстроены», – речь идёт о Наталии Ивановне Гончаровой. А когда не о «будущей тёще», а о тёще говорится, что она «меня не понимала да хлопотала о приданом, чорт её побери», – на сей раз скорее всего имеется в виду Бенкендорф.
Однако вовсе не обязательно ограничивать значение слова «приданое» каламбурным, подставным смыслом. Как раз с Бенкендорфом начинал Пушкин переговоры по поводу самого что ни на есть вещественного «приданого». Письмо с просьбой о разрешении переплавить и продать «медную бабушку» – бронзовую статую Екатерины II – Пушкин отослал Бенкендорфу 29 мая 1830 года. Затем 7 июня поэт писал владельцу статуи, деду невесты, Афанасию Николаевичу Гончарову:
«Что касается до памятника, то я тотчас по своём приезде в Москву писал о нём Бенкендорфу. Не знаю, уехал ли он с государем и где он теперь находится. Ответ его, вероятно, не замедлит».
Ему же, А.Н.Гончарову, Пушкин отвечал из Болдина 9 сентября:
«Сношения мои с правительством подобны вешней погоде: поминутно то дождь, то солнце. А теперь нашла тучка…»
При помощи стихотворной цитаты насчёт вольной луны и «облака любого» примерно то же самое Пушкин вскоре перескажет в письме к Плетнёву.
Цепочку догадок поддерживают и другие близкие совпадения:
а) к Гончарову: «Не знаю, уехал ли он <…> и где теперь находится»;
б) к Плетнёву: «Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала <…> но куда? <…> ничего не знаю».
С какой стати Пушкин в письмах к Плетнёву жаловался, что ему «и стихи в голову не лезут, хоть осень чудная»? Не пройдёт и месяца, как тому же Плетнёву, своему издателю, поэт отошлёт иное признание: «Я в Болдине писал, как давно уже не писал.<…> Сверх того, я написал около тридцати мелких стихотворений. Ещё не всё…»
Если всё сказанное поэтом понимать буквально, придётся решить, что сначала он писал Плетнёву заведомую чепуху.
Ещё одно явное противоречие. Про Бенкендорфа, про властей поэт писал деду невесты, Афанасию Гончарову, в открытую. Тогда для чего, говоря в письмах к Плетнёву о том же самом, понадобилось прибегать к обинякам?
Таким сложным способом Пушкин тормошил своих петербургских друзей для того, чтоб они предпринимали какие-то действия, вращаясь во влиятельных кругах.
Жуковский, повстречав по пути на занятия с наследником престола в дворцовых коридорах Бенкендорфа, вполне мог напомнить: наш друг поэт с волнением и надеждой ожидает вашего, граф, благосклонного ответа. И, не получая вашего письма, до того опечален, что ему и стихи на ум не идут…
Жуковский мог бы невзначай замолвить словечко, беседуя с императрицей. А то и с Николаем. Мол, государь, вами было высказано пожелание, дабы Пушкин не отвлекался от занятий, от трудов, от сочинений. Именно потому и следовало бы благожелательно отнестись к просьбе поэта, столь огорчённого молчанием властей, что он не в состоянии творить, созидать и прочее и прочее.
Примерно эти доводы Пушкин сумел иносказательно передать в адресованных Плетнёву письмах. Он был озабочен тем, чтоб потихоньку вооружить своих друзей неотразимой или хотя бы небесполезной суммой соображений.
Понял ли Плетнёв второе и следующие письма Пушкина? Полагаю, что понял. А откуда это может быть известно? Ведь на первое письмо Плетнёв ответил, затем надолго замолк.
Очевидно, потому и впал в онемение, что понял. Получивший в 1826 году нахлобучку от петербургского генерал-губернатора за переписку с Пушкиным, Плетнёв взял себе за правило не высказывать в письмах никаких беспокойных, сомнительных мыслей. К тому же в связи с хлопотами Пушкина он не имел сообщить что-либо положительное. Наконец, не отличаясь ни гибкостью слога, ни остроумием, Плетнёв вряд ли сумел бы соблюсти должную замысловатость положения.
Прошло более трёх месяцев. 7 января 1831 года Пушкин пишет Плетнёву:
«Что с тобою, душа моя? Как побранил ты меня в сентябре за мою хандру, с тех пор нет мне о тебе ни слуха, ни духа. <…> Знаю, что ты жив – а писем от тебя всё нет. Уж не запретил ли тебе ген.-губ. Иметь со мною переписку? Чего доброго! Уж не сердишься ли ты? Кажется не за что. Отвечай же мне, а не то буду беспокоиться».
Поэту пришлось гадать: то ли Плетнёв оробел, то ли действительно получил за переписку с Пушкиным новое замечание.
В одном из следующих, уже февральских, писем (ХIV, 152) Пушкин вдруг принимается объяснять, какое значение имело слово «приданое». Простое, денежное… «Теперь понимаешь ли, что значит приданое и от чего я сердился?»
Запоздалые пояснения к письму, отосланному пять месяцев назад, – не предназначены ли они для успокоения непрошеных чтецов? Да и с Плетнёвым небесполезно условиться: ничего не было, никакого скрытописания.

 Отправлено: 22.12.07 17:10. Заголовок: Свадебное путешестви..

Свадебное путешествие

Данные Пушкиным оценки – Николаю и Бенкендорфу: «Жена не то, что невеста, жена свой брат <…> невеста пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает», – довольно близки к мысли, выраженной в итоговом письме-памфлете Жуковского: «Государь хотел <…> дать его гению полное развитие, а вы из сего покровительства сделали надзор…»
Слова Жуковского перекликаются с пушкинской записью на последней странице его дневника:
«Царь любит – да псарь не любит».
То, что у поэта сорвалось с кончика пера в 1835 году, могло быть на уме и раньше.
Навряд ли Пушкин весь круг размышлений и переживаний, закреплённый в «тайных письменах», оставил в качестве неподвижного душевного груза. Если б он не попытался обратиться к читателям, это было бы не в его правилах.
Подходящего повода пришлось ждать долго. Но, как только поэт стал издателем журнала, он сумел сказать всё то, чего сказать нельзя. В третьей книге «Современника», вышедшей осенью 1836 года, появилась его статья «Вольтер».
Вновь, как и в болдинских письмах, Пушкин уподобил придворные отношения делам семейным, сравнил переменчивость мнений государя с женским непостоянством.
Тогда, в 1830 году, Пушкин сетовал: «Должно было мне довольствоваться независимостью…»
Теперь этот упрёк, по-прежнему обращённый к себе, перелицован в адрес Вольтера: «Что влекло его в Берлин? Зачем ему было променивать свою независимость на своенравные милости государя…»
Приведём из статьи Пушкина о Вольтере ещё и последний её абзац:
Что из этого заключить? Что гений имеет свои слабости, которые утешают посредственность, но печалят благородные сердца, напоминая им о несовершенстве человечества; что настоящее место писателя есть его учёный кабинет и что, наконец, независимость и самоуважение одни могут нас возвысить над мелочами жизни и над бурями судьбы».
Эти размышления Пушкина подвели итог многому из того, о чём шла речь в болдинских письмах к Плетнёву.

В дни Болдинской осени поэт был озабочен тем, как настоять на своём, перебороть недоверие, подозрительность властей и под любым предлогом съездить за границу.
Не означает ли это, что поэт помышлял не столько о свадьбе, сколько о свадебном путешествии? И, стало быть, судьбой своей невесты, Натальи Николаевны, не так уж интересовался?
Нет, одно из другого не вытекает. Мы стремились доказать только то, что в письмах к Плетнёву Пушкин не слишком распространялся относительно своих чувств к взаправдашней невесте.
Нам могут возразить: «А покажите, где же сам Пушкин, сдержанно или несдержанно, но напрямик, без иносказаний, говорит всё то, что вы ему приписываете? До тех пор, пока вы не предъявите свидетельство, исходящее непосредственно от Пушкина, ваши сложноватые построения попросту нельзя принимать во внимание».
Подобное требование выглядит неисполнимым. Если бы на сей счёт имелись прямые высказывания самого Пушкина, не было бы нужды строить цепочки косвенных доводов. Давно были бы обнаружены и изучены все подспудные оттенки, давно была бы расшифрована тайнопись, укрытая в письмах к Плетнёву.
Задачу, казалось бы, непосильную, помогают решить записки художника М.И.Железнова. Представитель иного, более молодого, поколения, он не встречался с Пушкиным. Будучи учеником и другом К.Брюллова, вёл постоянные записи, куда дословно заносил услышанное от великого живописца.
В двухтомнике «Пушкин в воспоминаниях современников» (М., 1985, Т. II. С. 506) нахоим комментарий:
«Как мемуарист Железнов был крайне осторожен. Обилие прямой речи в его записках говорит о том, что он старался как можно точнее передавать слова Брюллова, сохраняя свойственную художнику манеру выражений».
Тем самым, в частности, подтверждается аккуратность нижеприводимой записи Железнова:
«Карл Павлович не мог равнодушно вспомнить, что Пушкин не был за границей, и в 1848 году при мне сказал А.И.Левшину, занимавшему тогда какое-то важное место:
– У нас соблюдение пустых форм всегда предпочитается самому делу. Академия (художеств), например, каждый день бросает деньги на отправку за границу живописцев, скульпторов и архитекторов, зная наперёд, что из них ничего не выйдет.<…> А для развития настоящего таланта никто шагу не сделает. Пример налицо – Пушкин.
Что он был талант, – это все знали; здравый смысл подсказывал, что его непременно следовало отправить за границу; а ему-то и не удалось там побывать.
Вскоре после того, как я приехал в Петербург (1836), вечером ко мне пришёл Пушкин и звал к себе ужинать. Я был не в духе, не хотел идти и долго отнекивался; но он меня переупрямил и утащил с собою. Дети его уже спали. Он их будил и выносил ко мне поодиночке на руках. Это не шло к нему, было грустно, рисовало передо мной картину натянутого семейного счастья. Я не утерпел и спросил его: «На кой чорт ты женился?» Он мне отвечал: «Я хотел ехать за границу, а меня не пустили; я попал в такое положение, что не знал, что делать, – и женился…»»


Продолжение будет скоро!

 Отправлено: 22.12.07 18:03. Заголовок: Цитата:"Мёртвый,..

Цитата:"Мёртвый, погибший и ЗАКОНЧИВШИЙСЯ Пушкин очень выгоден всем нашим современным пушкинистам (простите, Марта и Таша)! Он – молодец! Он столько оставил им работы! "

И Вам, нянюшка. Иначе зачем мы все здесь? Конечно же, для прекрасных бесед, но главное объединяющее - Пушкин.
Что до меня, то какая же тут работа? Повторюсь ещё раз. что у меня это дело случая.

 Отправлено: 23.12.07 02:40. Заголовок: marta пишет: Повтор..

marta пишет:

цитата:

Повторюсь ещё раз. что у меня это дело случая.

А здорово получается, хоть и дело случая!

 Отправлено: 23.12.07 14:05. Заголовок: Мёд на душу, голубуш..

Мёд на душу, голубушка ненаглядная.
Вот и сегодня - ещё одно проявление "дела случая", который преследует меня время от времени начиная от Лёвиза:

была в Клубе краеведов, где мне подарили декабрьский номер журнал "Мясная индустрия", так как там статья о женах декабристов, а это - пушкинское время. Значит - мне. Вечерок занят. Буду читать.
А у Вас так бывало?

 Отправлено: 24.12.07 12:16. Заголовок: Очень часто. Но в &#..

Очень часто.
Но в "Мясной индустрии" о жёнах декабристов!... Это просто бесовщина какая-то!

 Отправлено: 15.01.08 03:40. Заголовок: Заметка М. Железнова..

Увы, всё не так быстро, как я обещала. Получается, что обещая продолжение скоро, я всех вас обманула, за что прошу прощения. Итак, продолжение работы А.Лациса «Тайны письмена». Чтобы вспомнить, о чём шла речь – почти месяц прошёл, простите – надо вернуться в декабрьские сообщения (последнее – 22 декабря, по-моему).


Заметка М. Железнова первоначально увидела свет в «Живописном обозрении» за 1898 год. Редактор журнала, известный беллетрист А.К.Шеллер-Михайлов, не прибавил к ней никаких пояснений.
В 1927 году по рукописи, хранящейся в Пушкинском Доме, эту заметку вновь опубликовал профессор Н.К.Козмин, ошибочно полагавший, что публикует её впервые. Профессор привёл близкие по мысли стихи, написанные в том же 1836 году. На них остановимся позже.
В 1895 году в VIII сборнике «Панорама искусств» появилось эссе В. Порудоминского «Брюллов. Пушкин. Время». Поначалу писатель выражает некоторое недоумение:
«Брюлловское объяснение мотивов женитьбы поэта кажется неожиданным, нелепым, смешным, – и всё же стоит ли сразу и безоговорочно его отбрасывать? <…> Стоит ли выискивать нечто <…> обидное в острой фразе? И надо ли относить её, что называется, на счёт Натальи Николаевны?»
Однако В.Порудоминский тут же находит успокоительные соображения:
«Разрешение поехать за границу (да, собственно, разрешение всякой поездки) для Пушкина прежде всего подтверждение подлинности дарованной ему свободы. <…> Дело не только в самих поездках – не меньше в принципиальной их возможности. <…> В контексте всего разговора <…> речь здесь в первую очередь о другом – опять-таки о независимости».
Вернёмся к стихам Пушкина, которые приводил профессор Н.К.Козмин:

По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь Божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Безмолвно утопать в восторге умиленья…
Вот счастье! Вот права…
Последние строки Н.Козмин привёл неточно, по памяти. Правильно:
«Трепеща радостно в восторгах умиленья…Вот щастье! Вот права…» Профессор сопроводил стихи своей сентенцией, тоже не вполне точной: «Этого счастья, этих прав ему не дала его родина».
Родина тут ни при чём. Её нельзя объявлять повинной за каждую уловку, за каждую увёртку, к которым прибегали то ли царь, то ли псарь. То ли вместе оба. Два цензора…Два неусыпных судьи каждой стихотворной строки и каждого житейского поступка.

 Отправлено: 15.01.08 03:48. Заголовок: Вереница разночтений..

Продолжение...


Вереница разночтений

Последние слова стихотворения: «Вот щастье! Вот права…» – поставлены на самое важное место, на завершение, на обрыв. Поэт не смирился с ущемлением прав гражданина и художника. Набраться новых впечатлений, творить и созидать – вот к чему стремился Пушкин.
Прежде чем привести соответствующую цитату, придётся поведать о том, как её текст оказался испорчен. Более ста лет в печати приводятся пушкинские слова, не получившие единого толкования. Да и откуда взяться верному объяснению, если сам текст печатался по-разному?
Некое недописанное слово одни специалисты читали «Маар». При этом разъясняли, что так Пушкиным обозначен французский революционер Марат.
Другие на том же месте читали «Мир». Предполагали, что речь идёт о поручике Мировиче, казнённом в 1764 году за участие в заговоре против Екатерины II.
Третьи утверждали, что Пушкин упоминает деятеля французской революции Мирабо.
Четвёртые поддерживали прочтение «Мир» и догадку насчёт Мирабо, но поясняли, что таково было прозвище декабриста Николая Ивановича Тургенева, который был хром, подобно Мирабо.
Пятые заявляли, что «Мирабо» – прозвище не одного, а двух братьев Тургеневых. Достаточно, мол, убедиться, что Пушкин шлёт привет «обоим Мирабо» в одном из писем 1819 года…
Супротивники не спешили разобраться – на чьей стороне истина? Устанавливалась неуместная взаимная терпимость. Кто поведёт речь о французе, о графе Оноре де Мирабо, тот не преминет преподнести цитату «из Пушкина». Кто помянет братьев Тургеневых – пускает в ход всё ту же цитату.
Почему же никто никому не возражает? Не кроется ли за подобной деликатностью ещё одна догадка? Догадка о том, что все пять – сомнительны? Впрочем, мы ещё не закончили перечисление.
Вслед за «Мир», «Мар» или чем-то в том же роде отчётливо читается союз «и», а за ним – опять-таки нечто недописанное. Всё это, вместе взятое, чаще всего принимали за «Мир. И Пет.».
В результате получали прочтение: «Только революционная голова, подобная Мирабо и Петру, может любить Россию…»
При чём здесь Мирабо? Почему самая революционная голова – именно Пётр? Возможно, что лет сорок-пятьдесят назад иные рассуждали так: не декабристы, а Пётр Первый – вот образец, коим сейчас, в середине двадцатого века, надлежит крепить авторитет корифея всех наук, начиная с языкознания и кончая сельским хозяйством.
Опираясь на перепутанные пушкинские строки, возвысить императора Петра за счёт декабристов – вот какие требовались «пушкинизмы».
Если отвлечься от влияния обстоятельств, возникавших не столько внутри науки, сколько над ней, – вряд ли нам удастся понять, как сумел утвердиться мнимопушкинский текст.

 Отправлено: 27.01.08 11:48. Заголовок: источник:

текст "Конька" с рисунками Милашевского: Скрытый текст

http://images.google.ru/imgres?imgurl=http://az.lib.ru/img/e/ershow_p_p/text_0020/ershov5_134.jpg&imgrefurl=http://az.lib.ru/e/ershow_p_p/text_0020.shtml&h=353&w=466&sz=44&hl=ru&start=5&tbnid=ItS3XTX4dXrUCM:&tbnh=97&tbnw=128&prev=/images%3Fq%3D%25D0%25B7%25D0%25B0%25D0%25B1%25D0%25B8%25D1%258F%25D0%25BA%25D0%25B0%2B%25D0%259F%25D1%2583%25D1%2588%25D0%25BA%25D0%25B8%25D0%25BD%26gbv%3D2%26svnum%3D10%26hl%3Dru%26newwindow%3D1%26sa%3DG

 Отправлено: 27.01.08 14:13. Заголовок: Арина Родионовна, пр..

Арина Родионовна, прочитала Ваши выдержки из Лациса. Очень интересная версия о «шифровании» Пушкиным своих писем, правда, я не все поняла и у меня, в свою появилось несколько вопросов и предположений... Лациса я, к сожалению, не читала, но все же попытаюсь объяснить некоторые "странности" с позиций книги "Болдинская осень" :)

Арина Родионовна пишет:

цитата:

Остановимся на последнем письме к Плетнёву, написанном в Болдине в конце октября, вероятно, 28 или 29 октября 1830 года... ...Невеста и перестала мне писать, и где она, и что она, до сих пор не ведаю.

Арина Родионовна пишет:

цитата:

Так кто же «невеста», которая «перестала мне писать»? Кто угодно, но только не Наталия Николаевна. Ибо ей, в тот самый почтовый день, Пушкин пишет: «Письмо ваше от 1-го октября получил я 26-го».

Как написано в "Болдинской осени" письмо Пушкину к Плетневу точно не датировано: "Около (не позднее) 29 октября 1830 г."
И рядом сопроводительный текст к этому письму:
«Приближается день почтовый. Пушкин загодя, то ли 26-го, то ли днем-двумя раньше, пишет в Петербург Плетневу. Жалуется: «стихи в голову не лезут». И правда: последнюю неделю стихотворений не писал – написал рассказ «Метель», две маленькие трагедии, статьи критические. Вестей от невесты нет по-прежнему, «отдаленность да неизвестность» тревожат Пушкина.»

По-моему, слова:
"Не знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда?"
явно относятся к Н.Н.Гончаровой, так как вестей от нее нет, и Пушкин тревожится за нее. Не случайно же он трижды во время Болдинской осени пытается прорваться сквозь холерные «карантины» в Москву, к невесте, причем дважды его попытки заканчиваются неудачно.

Цитирую далее из "Болдинской осени":
«Письмо Плетневу написано, ждет дня почтового, а тут 26 октября Пушкин получает наконец долгожданное письмо от невесты, которое двадцать пять дней продиралось через карантины из осажденной Москвы.
Письма Плетневу и невесте отправлены из Болдина не позднее 29 октября. Дату помогает установить почтовый штемпель на конвертах: «Арзамасъ 1830 окт. 30».

Но почтовый штемпель не исключает того, что письма могли быть написаны Пушкиным раньше 29 октября, а Плетневу, возможно, и ранее 26 октября… Просто ждали «почтового дня» А за это время пришло письмо и от "невесты" - Н.Н.Гончаровой…

Поэтому невероятной мне кажется и версия о том, что «невеста» - это Бенкендорф, «жена» - царь...

Арина Родионовна пишет:

цитата:

Укрытые в письмах к Плетнёву обиняки содержат ранее нам неизвестные оценки. Вот письмо от 9 сентября. Вместо «невеста» будем читать «Бенкендорф», вместо «жена» – «царь»: «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от Бенкендорфа, да и засесть стихи писать. Царь не то что Бенкендорф. Куда! Николай – свой брат. При нём пиши сколько хошь. А Бенкендорф пуще цензора Щеглова, язык и руки связывает…» Говоря то же самое иными словами, «холостое» состояние, когда Пушкина ещё не сговорили с «невестой», было не в пример свободней. «Невеста» – навязанный царём поэту Бенкендорф – оказалась подозрительней и придирчивей, чем обычный, нижайший цензор, чем тупейший и трусливейший Щеглов.

Кстати, риторический (возможно, глупый вопрос): Мне всегда казалось, что Бенкендорф действовал по воле царя, выполняя его указания... Вряд ли все его распоряжения насчет ограничения передвижения Пушкина делались без ведома Николая I, и царь ничего об этом не знал...
Также кажется невероятным и то, что Пушкин не понимал, что Бенкендорф действует не по своей инициативе. Мне кажется, если Бенкендорф и не "советовался" с царем каждый раз по поводу Пушкина, то все равно "докладывал" ему о своих действиях, и Николай всегда был "в курсе" пушкинских дел...
Или я не права, и у Пушкина действительно была вера в доброго «батюшку-царя», который одним мановением руки может запретить Бенкендорфу «надзирать» за Пушкиным?..

 Отправлено: 29.01.08 15:57. Заголовок: Светлана, я не помню..

Светлана, я не помню, на какой ветке Лепорелла выложил ссылку на беседу с пушкинистом, живущем ныне в Америке, по-моему, в Колорадо, там они проводят всяческие конкурсы на составление чего-то, в общем, не суть, я думаю, Лепорелло поймёт о какой статье идёт речь. Сейчас они выпускают один том Пушкина, напечатанный в точности также, как было ПРИ ЖИЗНИ Пушкина. То есть, без позднейших вставок, без «добавок» пушкинистов, без «преодоления» цензуры. Я, честно говоря, очень бы хотела почитать.
К чему я это. По-моему, Томашевский (могу путать, поправьте) сказал, что для того, чтобы изучать Пушкина, надо не только знать всё, что знал он, включая языки в том виде, как они существовали тогда, надо ещё ЗАБЫТЬ всё то, чего Пушкин не знал. Вот это самое трудное, практически невозможное. И абсолютно необходимое.
Ведь что мы делаем? Цитирую вас…
Светлана пишет:

цитата:

Кстати, риторический (возможно, глупый вопрос): Мне всегда казалось, что Бенкендорф действовал по воле царя, выполняя его указания... Вряд ли все его распоряжения насчет ограничения передвижения Пушкина делались без ведома Николая I, и царь ничего об этом не знал... Также кажется невероятным и то, что Пушкин не понимал, что Бенкендорф действует не по своей инициативе. Мне кажется, если Бенкендорф и не "советовался" с царем каждый раз по поводу Пушкина, то все равно "докладывал" ему о своих действиях, и Николай всегда был "в курсе" пушкинских дел... Или я не права, и у Пушкина действительно была вера в доброго «батюшку-царя», который одним мановением руки может запретить Бенкендорфу «надзирать» за Пушкиным?..

Света, ответьте себе сами. Постарайтесь только забыть всё, что Пушкин не знал. Ну, к примеру, что бытие определяет сознание…